тот неяркий солнечный свет, которому удавалось проникнуть сюда, на морские
глубины. Ясалла радовалась наступившей тьме. Море охватила пульсирующая
мощь Песни Глубин и наполнила душу жрицы неуемным ликованием.
Под ней, на дне большого подводного ущелья медленно собиралась другая
армия, которая не обладала ни скоростью, ни легкостью передвижения в воде,
свойственными сахуагинам, - но эта армия, тем не менее, была способна
внушить настоящий ужас своим врагам, поскольку состояла из мертвецов.
Разложившиеся трупы, оживленные темной силой ее Бога, молча и тупо ждали
приказа.
Теперь Ясалла и Ситиссалл собрали такую большую армию, какой еще не
знала история их народа. Кроме отрядов кровожадных сахуагинов, им
подчинялись мертвецы - моряки, когда-то утонувшие в морях и океанах
Муншаез. Они должны были бездумно служить злу. А теперь к ним
присоединились еще и погибшие солдаты черного волшебника Синдра,
получившие некое подобие жизни как дар жрицы Ясаллы.
А над ними, по-прежнему, проплывали легионы сахуагинов, готовые в
любую минуту прорезать поверхность моря своими скользкими чешуйчатыми
телами и принести смерть и опустошение землям северян или ффолков -
чудовищам было совершенно все равно, кто станет их следующей жертвой. Они
только ждали приказа.
Их призвала Песнь Глубин и они все собрались в Крессилаке - далеко от
земель, населенных людьми. Проплывая мимо башен и куполов огромного
города, они черпали из Песни Глубин силы и ярость, готовясь к схватке на
земле.
На востоке они потерпели поражение и понесли немалые потери, а
причиной их неудач был новый король и могущество Матери-Земли. Ясалла
чувствовала, что Богиня больше не представляет прежней опасности, а вот
король стал серьезным врагом. Из-за этого короля Баал и направил свои силы
и свою жрицу на запад, в сторону Корвелла.
Ясалла призвала жриц в храм, расположенный высоко на стене ущелья. А
в это время Ситиссалл собрал все свои армии, и они начали марш на запад.
Подчиняясь воле Баала, они выйдут на сушу и уничтожат все живое, что
попадется на пути.
Бог смерти пообещал им хорошую награду. Если они расправятся с
людьми, живущими в прибрежных районах, и разрушат порты Гвиннета, Баал
даст им то, о чем Ясалла могла только мечтать.
Он пообещал утопить остров Гвиннет, а вместе с ним и королевство
Корвелл окажется навечно во власти сахуагинов.
Мать-Земля начала заботиться об островах Муншаез задолго до того, как
там поселились люди. Даже изящные и легкие ллевирры - эльфы, населявшие
когда-то эти острова - пришли сюда, уже когда Богиня правила здесь многие
века.
Богиня видела, как рождаются уродливые, противоестественные существа.
Она пережила ужасные эпидемии, во время которых погибали животные и
растения. Слишком часто она страдала от ран, нанесенных войнами, которых
можно было избежать. И это делало ее муки еще более невыносимыми. Ее леса
не раз горели, а целые деревни погибали под ударами вражеских мечей и
топоров, или ффолки становились жертвами черной магии сил зла.
Но никогда не видела она ничего ужаснее и непристойнее, чем Дети
Баала. Само их существование представляло угрозу Равновесию, а их
появление на свет благодаря колдовству Темного Источника неизлечимо ранило
ее душу.
Богиня считала всех, кто населял острова, своими детьми и, может
быть, именно поэтому так негодовала. Больше всего ее сердце болело за
Гранта, который верно служил ей и всегда охранял Генну Мунсингер. Поэтому
убийство медведя и превращение его в страшное злобное чудовище было самой
страшной раной, нанесенной ее душе.
Богиня постепенно становилась все слабее, ее ярость, боль и страдание
утихали. И вот разверзлась черная пропасть смерти и поглотила ее.
Больше Богиня ничего не чувствовала.
НА КРЫЛЬЯХ ВЕТРА
Дрожа от горя и изумления - гнев придет значительно позже - Робин
вернулась в свою комнату. Она разложила перед собой свитки Аркануса,
надеясь найти хоть какое-то утешение.
Тихий голос в ее душе без конца задавал один и тот же вопрос: почему?
Почему он меня предал? А потом холодный гнев сменил этот повторяющийся
вопрос. Ярость разъедала ее душу, как страшный яд, наполняя ненавистью к
молодому королю, который всего несколько часов назад клялся ей в любви.
Дверь в комнату Робин застонала под тяжелыми ударами, и до нее смутно
донесся голос Тристана, выкрикивающего ее имя. Она ничего не ответила, и
через некоторое время он ушел, а Робин снова обратилась к свиткам.
Каждая полоса хрупкого пергамента начиналась с символического рисунка
- цветущая роза в круге пылающего солнца; спускаясь по краям свитка
изящные стебли роз составляли витиеватый орнамент, выполненный,
по-видимому, зелеными чернилами, которые от времени стали
блекло-коричневыми.
Текст был написан удивительными знаками изысканнейшей формы - Робин
еще никогда таких не видела. Девушка стала рассматривать их рисунок, и
знаки, казалось, закружились перед ее глазами в замысловатом танце. Ее
взгляд затуманился, в висках заломило, но она не сдавалась. Шум в голове
превратился в рев, руны заскакали по странице, словно пытаясь ускользнуть
от друиды.
Постепенно, собрав всю свою волю, Робин начала разбираться в тексте.
Руки перестали дрожать, шум в голове почти стих, и до девушки стал
медленно доходить смысл написанного.
Она читала, и перед ней открывались удивительные тайны. Хотя свитки
были невероятно древними, они прекрасно сохранились. Робин была уверена,
что пергаменты были исписаны искусной рукой задолго до появления самого
Симрика Хью, когда народ ффолков еще только зарождался...
"Я верила, что ты, Тристан Кендрик, станешь таким же великим, как
Симрик Хью; думала, что ты сможешь объединить под своим началом всех
ффолков. Надеялась, что ты будешь тем светом, что навсегда изгонит зло с
нашей земли. Как же ты мог так предать меня?.."
Первый свиток рассказал ей о Богах далекого эфира и о хрупком
равновесии добра и зла, порядка и хаоса. Робин поняла, что ее собственная
вера друиды была отражением этой бесконечной борьбы, и почувствовала, что
учение новых Богов не так уж сильно отличалось от того, что проповедовала
Мать-Земля. Робин уже знала о власти над четырьмя стихиями: водой, землей,
огнем и воздухом, - свитки же обещали открыть тайны ветра и камня, океана
и пламени.
Записи в свитках, сделанные священниками, были непривычны для ее
глаз. Некоторые символы - те, в которых она чувствовала самую большую мощь
- по-прежнему заставляли ее глаза слезиться. Какое-то сильное заклятье
скрывалось за этими знаками, но Робин заставляла себя забыть о боли и
усталости. Если бы друида была слабее, эти символы могли бы ослепить или
свести ее с ума, но ее внутренняя дисциплина и терпение, которым она
вооружилась за год служения у Генны, помогли ей подчинить свитки своей
воле. Теперь они уже не несли для Робин угрозы, а являлись источником
духовной силы и мудрости...
"Как я хотела выносить твоего ребенка... нашего ребенка. Он был бы
таким сильным! Таким мудрым! Вместе мы могли бы сделать так много - ты и
я. Как же ты мог предать меня?.."
В этом же свитке она узнала о первоэлементах и о том, как Боги
создавали из них Миры. Первейшим из всех было море. Вечное, невозмутимое,
неизменное море, которое от начала времен отмечало границу вселенной. Чуть
дыша от волнения, Робин узнала, что Боги произошли из моря, из бесконечной
беспредельности океана...
"Ты тоже, Тристан, мог бы стать одной из первородных сил. Твой след
был бы велик, как океан! Твое могущество, поддержанное мною, было бы почти
безграничным, как само море!.."
Потом она взялась за свиток, который рассказывал о тайнах камня. Она
читала, как со дна моря поднималась земля - тусклая и безжизненная, но
твердая и надежная. Так родились Миры, дав основание всему, что затем
последовало. Камень был плотью вселенной - и в овладении его секретами,
обещанном в свитке, Робин увидела надежду для своих друзей-друидов...
"Камень, ты был в основании всего сущего. Ты - та твердыня, на
которую опираются мои надежды, не только для нас, но и для всей земли и
народов Муншаез! Ты можешь стать прочной основой для многих поколений,
живущих в мире я покое!.."
Следующий пергамент рассказал историю огня - горячего при
прикосновении, убивающего и очищающего своим жаром, из искр которого
произошла жизнь на островах во всевозможных формах...
"И жар страсти, что горит внутри этой жизни. Как этот огонь смог так
легко поглотить тебя? Почему ты оказался таким слабым?.."
И последней она прочитала легенду о ветре, чье дыхание вселило в мир
жизнь. Она узнала, что именно ветер несет жизнь, вселяя здоровье и унося
гниение и порчу. Ветер, такой легкий и неощутимый, - и в то же время,
такой настойчивый и сильный. Без воздуха ничто не могло бы существовать...
"Разве была наша любовь столь же легкой и слабой? Неужели она была
такой хрупкой, что одного прикосновения этой странной женщины оказалось
достаточно, чтобы оторвать тебя от меня? Или удержать тебя так же
невозможно, как удержать воздух... удержать дыхание?.."
Когда небо на востоке порозовело, скорбь девушки уже сменилась
холодным огнем гнева. Она поняла, что не в силах простить предательство
Тристана.
Она не видела ауры, которую излучало ее тело, налившееся удивительной
силой. Волшебство свитков овладело ее душой.
Робин подошла к окну и посмотрела на запад, в сторону далекой Долины
Мурлок. Там, в ожидании избавления, стояли ее друзья-друиды. Она больше не
нуждалась в помощи меча, тем более, когда меч лежал в столь неверной руке
ее короля. Сила пульсировала в ней, и друида, шагнув за окно, легким
ветром пронеслась над двором замка - она летела в Долину Мурлок.
Ястреб снова поднялся над Кер Корвеллом - на сей раз он полетел в
сторону моря. Блестящие глаза птицы были устремлены на запад - ведь именно
туда, откуда наступала тьма, направлялась птица. Два дня, без устали,
летела она, пока не достигла черных опустевших земель.
Генна, друида - но в то же время и Казгорот, верный приспешник Баала,
- появилась в центре царства своего господина, у Темного Источника. Ее
тело снова стало телом друиды, и она спокойно доложила Хобарту, что
исполнила его задание.
Тристан в ярости вернулся в свою комнату. Робин так и не ответила
ему, и теперь весь его стыд и досада переплавились в гнев, направленный
против женщины, которая, он чувствовал, была виновницей всех его бед. Он
распахнул дверь, готовый на все. Он выкинет ее из замка, выкинет с
позором!
Но женщины в комнате не было.
Тристан присел на кровать. Теперь, когда опьянение прошло, он начал
думать о женщине. Ему не показалось странным, что раньше он никогда ее не
видел. Даже будучи принцем, он никогда не путешествовал по всему Корвеллу.
Тем не менее, женщина вроде бы знала его. Ее глаза и тело действовали на
него, как крепкий наркотик.
Постепенно Тристан убедил себя, что ей каким-то образом удалось
приворожить его, чтобы он предал свою возлюбленную. Его разум отказывался
признать, что предательство было следствием его собственной слабости.
Тристан подумал о праздновании, которое продолжалось в стенах замка.
К полуночи пирушка была в самом разгаре. Горькие воспоминания о
собственном позоре заставили Тристана оставаться в комнате. Он не мог
вынести укоряющих взглядов друзей и подданных. Тристан не мог забыть
