по ногам, кололи иглами. Разминаясь, постанывая, взглянул на часы.
Шестнадцать ноль пять?! А тогда было десять без минут - просидели шесть
часов! Как миг единый...
- Идите за мной, поспешайте, - приказал Ахука.
Подгонять не приходилось - двадцать часов они не видели Рафаила, и
стал заметен гнет подземелья, пригибал головы. Душно, тяжко... Мимо
поющих, шевелящихся оранжевых глыб, мимо неподвижных людей, скорее на
волю... Но что за чудище, - думал Колька, - это же гигант немыслимый, не
зря они его боятся... показалось им, что со мной беда. Рисковали, значит.
Игра того стоила, ай да Великая Память!
Вдруг остановка. От Уха Памяти поднялся человек и загородил им
дорогу. Длинный, ясноглазый; костлявые плечи подняты.
- Ахука, - проговорил костлявый, - надо ждать беды.
- Пропусти, мы торопимся.
- Наблюдающий небо, остерегись!
- Остерегись ты, Потерявший имя! - Ахука, как зверь, оглянулся,
увидел нагоняющего Брахака и рывком обошел незнакомца. Тот грустно
улыбался, и Колька постарался запомнить его тощую фигуру. "Чудак печальный
и опасный", как сказал Пушкин, - возьмем его на заметку.
Наверху было жарко. На холме играли другие музыканты, и слушатели
были другие. Брахак, сжав губы в линейку, отозвал Ахуку. Их разговор был
тих и краток, но кое-что удалось подслушать.
Брахак советовал охотнику оставить пришельцев в покое. Особенно этой
ночью... Высказался и вернулся в подземелье, - мрачно, не попрощавшись.
Ахука же ринулся с холма, в беспощадном темпе привел гостей к лечилищу и
выговорил одним дыханием: "Я произношу важное. Без меня лечилище не
покидайте - я вернусь до заката". С дерева съехал орангутанг, держа под
лапой колчан, лук и другое снаряжение, и Ахука исчез.
Володя посмотрел ему вслед и нырнул в лечилище.
Колька еще немного постоял на поляне, хмурясь от головной боли и
соображая. Вот они узнали язык, и по логике должно стать легче, а стало
непонятно и тягостно. Главное - непонятно, и поговорить не с кем. Плохо,
плохо...
Он чувствовал - дело оборачивается очень плохо.
6
Рафаил лежал розовый, бритый. Спал, посвистывая вздернутым носом.
Хоть здесь все спокойно... Колька рухнул на лежанку, взялся за виски.
- Бурмистров, болит голова?
- От голода, по-моему, а здесь пусто.
..."Ие-и-о", - провизжали голоса, завертелись оранжевые пятна.
Кудрявая девушка протянула ему сверток, вроде блинчика с мясом. Колька
пробормотал: "Прохладного полудня..."
- Прими это и съешь. Это бахуш.
В свертке были сушеные белые черви, какие попадаются в яблоках, но
крупные, парафиновые - гадость.
- Оч-чень вкусно, похоже на снетки, - сказал Володя. - Ешь, ешь! Это
не черви, - он хрустел бахушем вовсю.
- Ну, другая гадость, - Николай нерешительно попробовал и вдруг
набросился на хрустящие соленые штучки, как собака весной на траву - с
бессознательной жадностью. Голова начала проясняться, спадала боль.
Кудрявая прибежала, принесла кульком свернутый лист с кучей плодов;
Колька, морщась от уходящей боли, смотрел на нее. Потрясающая эстетика
движений... Ох, что за аппетит, чертовщина!
Они ели так, что треск стоял кругом, - охмелели и развеселились.
Володя проговорил:
- Сиги. Необыкновенно вкусны с белым столовым вином, смотри нумер
1250...
Колька захохотал, брызнув оранжевой плодовой мякотью.
- Это сиги, а снетки?..
- "Привозятся в Петербург только морожеными. Это - самая мелкая
рыба...". И дальше: "их совсем не потрошат, промыв только как можно лучше,
осушить на салфетке".
- Ох-ха-ха! - заходился Колька. - Отлично! "К каждой книге приложен
следующий мой штемпель!"
Хорошо! Будто они сидели в уютной кухне Клавдии Ивановны, Володькиной
матери, и он, забавляясь, цитировал на память целые страницы из книги
"Подарок молодым хозяйкам, или Средство к уменьшению расходов" - толстый
золоченый корешок красовался на полке, рядом с эмалевыми вместилищами для
круп...
Девушка наблюдала за ними внимательно.
- Ну, посмеялись, и к делу. Задаем вопросы, Вовк? Х-м... - Он
заговорил на раджана, слушая свой голос: - Прохладного полудня тебе... -
Ничего, получалось на раджана. - Мы не знаем твоего имени.
- Нанои мое имя. И вам прохладного полудня.
"Нанои - рыжая белка", - перевел Николай. - Подходящее имя.
- Скажи, Нанои, кто, из какой касты поможет нам, сопроводив нас к
Железной дыне? Мы хотим отправиться туда с возможной поспешностью.
Она досмотрела еще внимательней.
- О, да ты воистину Адвеста... Тебе ведомы касты?
Он покраснел. "Адвеста" - шустрый, ловкий. Прилепили кличку! Но,
действительно, названия каст сами поднялись из памяти: Управляющие
Равновесием, Воспитатели, Врачи, Наблюдающие небо, Художники, Певцы,
Кузнецы... Он повторил их по-русски, Володя поспешно чиркал карандашом,
записывая. Почему-то Володя ничего не знал о кастах - странно. Нанои с
интересом поглядывала на бумагу. Потрогала тонким пальцем обложку и
сказала:
- О вас печется Брахак, Управляющий, и Ахука, Наблюдающий небо. Жара
спадет через одну дюжинную, и, взяв птиц, они вас сопроводят.
Колька решил, что "взять птиц" - технический термин, вроде нашего
"поехать на Красной стреле".
- Ты - Врач, Нанои. Позволишь ли ты теперь везти Раф-фаи к Железной
дыне? Далекий и трудный путь.
- Он здоров, - послышался тихий ответ. - У Железной дыни я дам ему
бахуш последний раз.
- Мое лицо обращено к тебе, как к звезде восхода, - он неуверенно
выговорил формулу наибольшей благодарности. - Рафаил совсем, совсем
здоров?
- Совсем, совсем, совсем! - Она сердито отвернулась.
Колька пожал плечами. Володя сказал:
- Посмотри, у Рафы и лицо стало розовое... Невероятно! - Счастливо
улыбаясь, он перелистывал дневник. - Я подготовил вопросник.
Володя читал свои заметки, Колька переводил. Нанои отвечала. Народ
именуется Раджана, как и язык (пение у Памяти называется "нарана-на").
Городов, точнее поселений, имеется дюжина дюжин приблизительно. Доподлинно
это известно Наранам... На вопрос, едят ли здесь мясо, ответ был кратким,
с оттенком брезгливости, - не едят.
Это походило на Индию, и Колька приободрился, но дальше следовало
спросить: кто ваши боги? Слова "бог" и любого другого аналогичного понятия
в словаре не оказалось. Религия, вера, культ, поклонение - тщетно...
Колька с досадой покряхтел. В языке не было даже глагола "верить".
- Кто создал людей - нашелся Бурмистров.
Ответ был странный: "Людей создало Равновесие".
- Кто создал Равновесие, Врач Нанои?
- Раджаны, - ответила девушка с явным удивлением.
- М-да, - сказал Володя, - кольцовка... Спроси-ка, кто создал касты?
По-видимому, девушка теряла терпение. Ответом был вопрос:
- Разве в вашем Равновесии все Головастые делают одно?
Очень кстати разговор прервался. Опрокинулась корзинка, и на траву
вывалился нардик - розовый клубок, - с писком пополз, таращась мокрым
глазом посреди спины...
- Вовка, слушай... Они поклоняются этим вот и Наранам! В них все
дело, я точно говорю, давай о них выспрашивать, а?
Но у Бурмистрова были свои соображения.
- Кто создал землю, животных, растения? - спросил он.
Ответ был туманный: "Предлежащие Равновесия". Отвечая, Нанои смотрела
на Кольку - длинными, мохнатыми, мрачными глазами - так, что становилось
жутко. Взгляд из-под высокого выпуклого лба, коричнево-красный рот, - она
была чуждо, дико, непонятно красива, и Колька сказал по-русски:
- Эй, ты бы не смотрела так, а?
- Говори со мной по-нашему, Адвеста...
Володя быстро спросил:
- Какое расстояние от северной до южной границы Равновесия?
- Дюжина, шестикратно помноженная, шагов.
Колька понял, что "шестикратно помноженная" означает шестую степень.
- ...Степени, три миллиона шагов, примерно две тысячи километров, -
записывал Володя. - М-да, обширный район, не спрячешь.... Ты понял, что
Равновесием они называют страну?
- Которая создала людей, землю и животных... Путаемся мы в синонимах,
Володя.
Нанои вдруг исчезла, как тень. Без шороха. Нардик пищал в своей
корзинке. Прежде им было невдомек - посмотреть и разобраться, что она была
вовсе не плетеная. Это был лист - цельный, выросший заодно с крышкой. И
стол, на котором лежал Рафаил, успел с вечера врасти в новый цоколь -
следы обреза почти заровнялись...
- Ну что - Земля? - спросил Володя.
Колька махнул рукой.
Нанои вернулась, опять раздала бахуш. Колька спросил, что за твари?
Она ответила: "Белые муравьи". Володя сказал, что белыми муравьями обычно
называют термитов, которые с муравьями не состоят в родстве.
- Спрашиваем дальше, Николай... а, вот что. Прежде они видели
белокожих людей, огнестрельное оружие, тканую одежду?
Ответ был категорический: не видели. Ни людей, ни таких железных
предметов, ни громыхающих предметов, ни одежды из тончайших лиан. Нет.
Никто никогда не упоминал, и в песнях не пел, нет.
Следующий вопрос был о Наране.
- Нанои, мы хотим понять... - начал Колька.
- Она перебила:
- Ты называй меня "Мин", Адвеста.
- Другое имя твое?
- Другое, Адвеста. Для _п_р_а_н_г_а_м_а_.
Это переводилось: "тот, кого я жажду".
Володя кашлянул деликатно. Колька сидел багровый, теребил бороду, как
идиот. Он был вовсе не так робок, но эта высокомерная простота
накладывалась на непонятность всего происходящего. Слишком много
непонятного, и все выпадало из привычных схем, подчинялось чужим
алгоритмам, и даже в любви здесь объяснялись не по-нашему, и Колька
понимал, что Нанои совсем не дикарка и не распущенная баба - просто здесь
все по-другому.
Так он и сидел, тупо глядя в траву. В специальную траву, заменяющую
паркет, кафель, линолеум - что бывает еще? Пластик. Он вдруг понял, что
никакой он не ученый, и никогда не станет настоящим ученым. Он дикарь и
трус. Вот почему у него навязчивая идея - скорее к баросфере, скорее
домой. Ибо главная заповедь дикаря - "бойся непонятного". Вот он и боится.
Так или не так, получалась совершенная нелепость. Нанои смогла его
полюбить, следовательно, она - земная женщина, и, следовательно, здесь
Земля. Он усмехнулся, все еще глядя в траву. Ничего себе - аргументация!
Володя напомнил:
- Следующий вопрос о Наране.
- Да, расскажи нам о Наране, - сказал Колька.
- Что рассказывать тебе?
- Все, что можешь. Мы... - Он все еще говорил с трудом, - мы ничего
не знаем... о Наране. У нас подобного нет.
Нанои вскинула руки и стремительно, крылатыми пальцами ощупала его
голову. От нее пахло анисом и еще чем-то чудесным. Потом она всплеснула
руками и пролепетала с безмерным удивлением:
- Почему же вы Головастые, а не Пожиратели крыс? Почему вы - люди?!
- Нанои, Нанои!.. - позвали снаружи, от входа.
7
Азбука был Наблюдающий небо. Минуло три лунных месяца с той ночи,
когда Великая Память приказала ему стать Охотником. Он повиновался с
готовностью - Врач Дэви предупреждала его, и он сам чувствовал, как
сжигает его мозг бессильная ярость. Иногда в пещере Наблюдающих небо он
поднимал голову и грозил Звезде оскаленными зубами, как волк. Да, он пошел
в Охотники от бессилия, но уже с некоей мыслью, которая развилась в нем за
эти три лунных месяца.
Прежде он думал, что Нараны подыскивают каждому подходящую дорогу.
Теперь он знал, что люди безразличны Наранам, как муравьи, бегающие у
