сарай? Нет? Впрочем, все течет, могли и побывать покамест.
- Телефон и телеграф исключаются, - сказал Сур.
Она кивнула, сморщив лицо. Теперь было видно, что она уже старая.
- У меня машина, - сказала докторша, - "Москвич". До райцентра-то
пустяк ехать, два часа, но кто знает положение на дорогах? Ах, негодяи! -
сказала она и ударила по столу. - Знать бы, какую пакость они затеяли!
Степка сказал:
- Может, все-таки шпионы?
Сур промолчал, но докторша презрительно махнула рукой:
- В Тугарине шпионы? Брось это, следопыт... Секрет приготовления
кефира и реле зажигания для "Запорожцев"! Брось... У меня такое вертится в
голове... - отнеслась она к Суру, но Степан не унимался.
- Дьявольщина? - спросил он.
Докторша серьезно ответила:
- Это бы полбеды, потому что черти - простые существа. Их
обыкновенным крестным знамением можно спровадить. Как действует это
оружие?
- Что такое "крестное знамение"? - спросил Степка шепотом.
Я ответил, что не знаю, а Сур в это время говорил, что не может
судить об этом оружии - о бластере то есть, - так как за долю секунды,
пока оно работало, ничего нельзя было понять.
- В конце концов неважно, как оно действует, - сказала Анна Егоровна.
- Мне что важно: форма очень уж странная. Смоделировано отнюдь не под
человеческую кисть. Простая папка. Ни ручки, ни приклада... Антабок этих
ваших нету, придела..
- Анна Егоровна, - сказал Сур, - именно на эти странности я вам и
указывал в начале разговора.
- Вы думаете... - сказала она.
Сур кивнул несколько раз. Теперь я не выдержал и влез в разговор:
- Марсианское оружие бластер! Видели, как пыхнуло? Аннигиляционный
разряд, вот что!
- Ну, пусть марсианское, - сказала она. - Я не люблю оружия,
следопыты. Слишком хорошо знаю, как плохо оно соотносится с человеческим
организмом. Товарищ Габриэлян, я хотела бы забрать этот властер с собой, в
район. Для убедительности. Да и одного из мальчиков. Лучше этого. - Она
показала на меня. - Второй пригодится здесь, вы совсем задыхаетесь.
Властер придумали!..
- Бластер, - поправил я.
- Бластер, властер... - проворчала Анна Егоровна. - Пакость! Что-то у
меня было противоастматическое, для инъекций...
Она нагнулась к своему чемоданчику, откинула крышку. Сур рассматривал
бластер, направив его кристалл в потолок. Вдруг докторша тихо проговорила:
"Ого!", очутилась около Рубченко, тронула его веко и молниеносно нагнулась
к груди. Мы вскочили. Анна Егоровна тоже встала. Лицо у нее было красное,
а глаза сузились. Она сказала:
- Сердце бьется нормально. Он ожил.
Ну, это было чересчур... Ожил! Степа и тот попятился в угол, а у
Сурена Давидовича начался сердечный приступ. Анна Егоровна "вкатила ему
слоновую дозу анальгина", потом занялась "бывшим покойником" - это все ее
выражения, конечно. Движения у нее стали быстрые, злые, а голос совершенно
хриплый и басистый. Раз-раз! - она выслушивала, выстукивала, измеряла, а
бедный Сур смотрел изумленно-радостными глазами из-под бинтов. Вот уж было
зрелище! А время только подбиралось к двенадцати, понимаете? За четыре
часа разных событий накопилось больше, чем за двадцать шесть лет - сколько
мы со Степаном вдвоем всего прожили. Едва Сур немного оправился, докторша
приказала запаковать бластер для дороги. Я принес из мастерской футляр для
чертежей, забытый кем-то из студентов, - коричневая труба такая разъемная
и с ручкой сбоку. Сур обмотал бластер ветошью, опустил его в трубу, плотно
набил ветошью, как пыж, поверх бластера и закрыл крышку. Она была
свободная - Сур подмотал лист бумаги. Мы помогали. Докторша в это время
еще возилась с Павлом Остаповичем. Ему тоже забинтовала голову; бинтов
пошло меньше, чем на голову Сурена Давидовича. Оказывается, ухе
забинтовать труднее, чем лоб с затылком.
- Ну, я готова, - сказала Анна Егоровна. - Раненому ухода не
требуется. - Она посмотрела на Степкино лицо и пробасила: - Дьявольщина!
На выходном отверстии уже соединительная ткань.
Для нас это была китайская грамота. Сур спросил:
- Доктор, вы не ошибались, когда установили... гм...
- Смерть? Голубчик, это входит в _м_о_й_ круг специфических навыков.
- Она язвительно ухмыльнулась. - Но предположим, я ошибалась. Бывает. А
вот чего _н_е_ бывает: за сорок минут, прошедших от одного осмотра до
другого, свежая рана приобрела вид заживающей, трехдневной давности.
Поняли?
- Нет, - сказал Сурен Давидович.
- Признаюсь, и для меня сне непонятно. Да, вот еще, посмотрите...
Мы придвинули головы. На клочке марли докторша держала овальный
кусочек такого же материала, из которого был сделан бластер. Серый с
зеленым отливом или зеленый с серым - он все время менялся и был похож на
травяного слизняка.
- Это было прикреплено к твердому небу раненого, вдоль.
- Как прикреплено? Боже мой... - простонал Сур.
- На присоске. У вас найдется коробочка?
Степка нырнул под стол, выудил пустую коробочку из-под
мелкокалиберных патронов. "Слизняк", положенный на дно, сразу прихватился
к нему - прилип.
- Оп-ля! - сказала Анна Егоровна. - Класть в вату не требуется. Прячь
в карман, Алеша. Через пять минут я подгоню машину.
Я спрятал "слизняк" в карман. Докторша пожала руку Сурену Давидовичу:
- Ну, держитесь. Учтите, спустя полчаса он может и подняться. Честь
имею...
- Какая женщина! - потрясенно сказал Сур. - Гвардейцы, вы
познакомились с русской Жанной д'Арк!
В этот момент на меня накатило. Если с вами не случается, так вы и не
поймете, как накатывает страх в самое неподходящее и неожиданное время. До
пятидесяти пяти минут двенадцатого я не боялся, а тут меня затошнило даже.
Мы со Степаном привыкли всегда быть вместе. И вдруг - уезжать. Я сказал:
- Не поеду никуда.
- Вот еще какой! - сказал Степка.
- Почему я должен ехать? Я останусь с Суреном Давидовичем!
- Ты лучше расскажешь, у тебя язык хорошо подвешен, - уговаривал Сур.
- У всех подвешен! - отругивался я. - Не поеду!
- Боевой приказ, - сказал Сур. - Выполняй без рассуждений.
Я вздрогнул. У моей ноги заговорил очень тихий, очень отчетливый
голосок: "Пятиугольник двести! Вернись к "посреднику". Пауза. Потом снова:
"Пятиугольник двести! Вернись к "посреднику".
Степка зашипел:
- Рация. Понял? Федька с поляны докладывал. Понял? Опять геометрия -
пятиугольники!
Я выудил эту штуку из кармана. Она пищала: "Пятиугольник двести,
отвечай". И сейчас же на полтона ниже: "Пятиугольник, говорит Угол третий.
Я иду к тебе".
- Киселев, - с тоской произнес Сур. - Ну ладно, Киселев...
Его обмякшая фигура вдруг распрямилась. Он выдернул из шкафа боевой
пистолет "Макарова", сунул за пазуху, запер шкаф, оттиснул печать на
дверце, ключи бросил Степке, выхватил у меня "слизняк" и переложил его в
железную коробочку из-под печати, сунул ее в мой нагрудный карманчик и
рявкнул еще неслыханным нами голосом:
- Алексей! Бегом! Перехвати доктора у гаража, сюда не возвращаться!
Степан! Наблюдать снаружи, не вязаться! Марш!
Он, задыхаясь, протащил нас по коридору, выкинул наружу и захлопнул
дверь. У меня в руках был бластер в чехле для чертежей.
Я "ИНФЕКЦИОННЫЙ БОЛЬНОЙ"
- Ну, выполняй приказ! - выговорил Степка, сильно морща нос и губы. -
Выполняй!
- А ты?
Он выругался и побежал. Шагах в двадцати он обернулся, крикнул:
"Иди!" - и побежал дальше, Я понял, куда он бежит, - к пустой голубятне,
посреди двора. Я, кажется, заревел. К гаражам явился с мокрой физиономией
- это я помню. Из третьего или четвертого кирпичного гаражика выползал
серый "Москвич", мирно попыхивая мотором. Анна Егоровна, как была, в
халате, сидела за рулем. Она открыла правую заднюю дверцу, и я влез в
машину.
- Вытри лицо, - сказала докторша.
Я полез в карман за платком.
- Погоди, Алеша. Знаешь, не вытирай. Так будет лучше.
Я не понял ее. Тогда она объяснила:
- Видишь, я в халате? Везу тебя в районную больницу. У тебя сильно
болит под ложечкой и вот здесь, запомни. Ложись на заднем сиденье, мое
пальто подложи под голову... Погоди! _Э_т_о_ спрячь под мое сиденье.
Я положил бластер под сиденье и лег. Наверно, у меня был подходящий
вид для больного - докторша одобрительно кивнула.
- Больше ничего не произошло, Алеша?
- Произошло. Киселев идет к Рубченко на выручку.
- Ты видел его?
- Нет. Маленькая штука заговорила...
- Понятно, - перебила Анна Егоровна. - Держись.
Мы поехали. От гаражей сразу налево, пробираясь по западной окраине,
в обход города. Так было немного ближе, и дорога ничуть не хуже, чем
мостовая на улице Ленина, и все-таки я знал: мы нарочно объезжаем город.
"Лежи, друг, лежи", - приговаривала Анна Егоровна. За последним домом она
поехала напрямик, по едва просохшей строительной дороге, чтобы миновать
пригородный участок шоссе. Потом сказала: "Садись". Я сел и посмотрел в
заднее окно. Город был уже далеко. Окна домов не различались, крошечные
дымки висели над красным кубиком молокозавода.
- В сумке еда, - сказала докторша, не оборачиваясь. - Поешь.
- Не хочется, спасибо.
- Откуси первый кусок - захочется.
Я послушался, но без толку. Еле прожевал бутерброд, закрыл сумку. И
трясло здорово - она так гнала машину, что ветер грохотал по крыше.
- А гараж вы нарочно оставили открытым? - спросил я.
- А наплевать! Ты смотри, чтобы твой властер не шарахнул из-под
сиденья.
- Нет, Сур его хорошо запаковал. Маленькую штуку тоже - в стальную
коробочку.
- Чтобы не разговаривала? Догадлив твой Сур... Как его звать
по-настоящему?
Я сказал.
- Армяне - хороший народ... Но подумай - никого не обгоняем, уже
восемь километров проехали!
Я возразил, что обгоняли многих. Анна Егоровна объяснила, что все эти
грузовики идут по окрестным деревням, а в райцентр или на железную дорогу
никто не едет. Откуда она знает? Водительский глаз. Она тридцать лет
ездит, с войны.
Так мы разговаривали, и вдруг она сказала:
- Ложись и закрой глаза. Дыши ртом, глаза не открывай. Приехали,
кажется...
- Глаза для чего?
- Для больного вида.
"Уй-ди, ох, уй-ди..." - выговаривал гудок. Потом провизжали тормоза,
и Анна Егоровна крикнула:
- Попутных не беру - инфекционный больной!
Ответил мужской голос:
- Проезд закрыт. На дороге авария.
- Я объеду. Ребенок в тяжелом состоянии.
- Проезд закрыт до семнадцати часов.
Вмешался второй мужской голос:
- Извините, доктор, - служба. Мы бы с милым сердцем пропустили, так
начальство нас не помилует...
Первый голос:
- Что разговаривать, возвращайтесь! В Тугарине хорошая больница. Пока
проговорите, мальчишка и помрет.
Анна Егоровна:
- Покажите ваше удостоверение, сержант. Я должна знать, на кого
жаловаться в область.
Второй голос:
- Пожалуйста, пожалуйста! Мы бы с милым сердцем!
Новый мужской голос:
- Доктор, не подхватите до города? Они меня задержали, и мое моточудо
испортилось от злости.
- Не могу, голубчик... - флегматично проговорил бас Анны Егоровны. -
У меня больной. Жиклер продуйте... Сержант, гарантирую вам взыскание.
Кто-то отошел от нашего "Москвича" - стало светлее. Тогда третий
голос зашептал:
- Доктор, я знаю объезд через Березовое... В район требуется, хоть
вешайся... Возьмите, я иммунный.
- А машину бросите?
- Жениться еду, не до машины. Отбуксируют эти же, я им трояк дам! -
