пруд по правому берегу, чтобы добраться до совхозного шоссе, а там к
седьмой мачте.
Времени и теперь оставалось много, больше часа, но Степка от злости и
нетерпения бежал всю дорогу. На бегу он видел странные дела и странных
людей.
Провезли полную машину с мешками - кормом для птицы, а наверху лежали
и пели две женщины в синих халатах.
Целая семья - толстый дядька в джинсах, толстая тетка в сарафане и
двое мальчишек-близнецов, тоже толстых, несли разобранную деревянную
кровать, прямо из магазина, в бумажных упаковках.
На воротах совхоза ярко, в косых лучах солнца, алела афиша клуба:
"Кино "Война и мир", III серия". Вчерашнюю афишу про певца Киселева уже
сменили.
Большие парни из совхоза, в белых рубашках и галстуках бабочкой, шли
к клубу. Степке казалось, что в такой хорошей одежде они не должны
ругаться скверными словами, а они шли и ругались, как пришельцы.
Все эти люди шли в кино, несли покупки, работали в вечерней смене на
фермах, вели грузовики на молокозавод, даже пели, как будто ничего не
произошло.
Пролетела телега на резиновом ходу, запряженная светло-рыжей
белогривой лошадью. Сбоку, свесив ноги, сидел длинный дядька в выгоревшем
синем комбинезоне и фуражке, а лошадь погоняла девчонка с косичками и
пробором на круглой голове, и лицо ее сияло от восторга. Занятый своими
мыслями, Степа все же оглянулся. Лошадь шла замечательно. Поправляя
платок, он смотрел вслед телеге и вдруг насторожился и перебежал к живой
изгороди, за дорогу.
Перед ним было вспаханное поле. За его темно-коричневой полосой
зеленела опушка лесопарка, вернее, небольшого клина, выдающегося на правую
сторону шоссе. До опушке, перед молодыми сосенками, перебегал человек с
пистолетом в руке. Он двигался справа налево, туда же, куда и Степка. Вот
он остановился, и стало видно, что это женщина в брюках. Она смотрела в
лес. Пробежала шагов двадцать, оглянулась...
Погоня.
"Опять женщина", - подумал Степан. Он давно полагал, что женщин на
свете чересчур много. А пришелец не слишком-то умный - бегает с пистолетом
в руке. Еще бы плакат нес на папке: ловлю, мол, такого-то... Только почему
он смотрит в лес?
Дьявольщина! Как было здорово на вышке!
Загрохотало, завизжало в воздухе - низко, над самым лесопарком и над
дорогой, промчался военный винтовой самолет. Были заметны крышки на местах
убранных колес и тонкие палочки пушек впереди крыльев.
Женщина на опушке тоже подняла голову и повернулась, провожая
самолет. И парни на дороге, и две девушки в нарядных выходных платьях
проводили его глазами. Один парень проговорил: "Во дают!", а второй,
сосредоточенно пыхтя, расстегнул сзади на шее галстук, а девушка взяла
галстук и спрятала в сумочку, и в эту секунду загрохотал второй
истребитель.
Один самолет мог случайно пролететь над лесопарком. Но два!..
Степка из-за кустов показал женщине нос. И увидел, что она стоит с
задранной головой посреди поля и держит в руках не пистолет, а какой-то
хлыстик или ремень. Потом она повернулась спиной к дороге и, пригнувшись,
стала смотреть в лес. И из леса выскочил странный белый зверь и широченной
рысью помчался по опушке... Да это же собака, знаменитый "мраморный дог",
единственный в Тугарине! Его хозяйка - дочка директора телескопа! Степка
даже засмеялся. Он же прекрасно знал, что эта самая дочка тренирует собаку
в лесопарке. Вот она, в брюках, а в руке у нее собачий поводок...
Он стоял со счастливой улыбкой на лице. Нет за ним погони, а докторша
с Алешкой добрались! Уже прошли первые самолеты. Сейчас пойдут войска на
вертолетах, волнами, как в кино, и густо начнут садиться вокруг телескопа,
и солдаты с нашивками-парашютами на рукавах похватают пришельцев, заберут
ящики "посредников" - и все!
Но вечерний воздух был тих. Степка воспаленными глазами шарил по
горизонту - пусто. Над телескопом ни малейшего движения. "Дьявольщина! -
вскрикнул он про себя. - Алешка же ничего не знает про телескоп! Он же
сначала уехал, а после я узнал... Самолеты сделали разведку, ничего
тревожного не обнаружили, и наши двигаются себе не торопясь..."
Он вздохнул, привычно оглянулся: на дороге позади спокойно, впереди
тоже. А в поле...
Женщина подбегала к опушке, а собака сидела, повернув морду ей
навстречу, и держала в зубах длинную толстую папку.
- Вот так так... - прошептал Степка и непроизвольно шагнул с дороги.
Полено уже было у хозяйки, а собака виляла хвостом. Степка пригнулся
и побежал к ним через поле.
Женщина в брюках открывала футляр для чертежей.
- Вот так полено! - шептал Степан, подбегая к ним.
Он даже не подумал, что в городе сотня таких футляров - коричневых,
круглых, с аккуратными ручками. Вот упала бумага, подложенная под крышку.
Потянулась нитяная ветошка...
Женщина повернула к Степке доброе, беспечное лицо, приказала собаке:
"Сидеть!" Из футляра торчала еще ветошь. Степка сказал:
- Это мое. Я потерял... ла.
Собака дышала - "хах-хах-хах" - и с неприязнью смотрела на Степана.
- Твое? Возьми, пожалуйста, - приветливо сказала дочь директора
телескопа. - Зачем же ты раскидываешь свои вещи?
- Я не раскидывала, - сказал Степан, понемногу отходя. - Я
спрятала... там... - Он махнул в сторону шоссе. - Вижу, собака... Спасибо!
- крикнул он и побежал, пока женщина не передумала и не спросила
что-нибудь лишнее.
Она, впрочем, и не собиралась спрашивать. Позвала собаку и побежала с
ней в лес.
Огонь!
Степан сунул руку под ветошь. Бластер лежал, как его укладывали в
тире: хвостовой частью вверх, обмотан тряпкой. Удача. С таким оружием не
изолятор - целую мачту свалим в два счета... Как его нести? Эти через Сура
должны знать, в чем упаковано их оружие. Степан выкинул чехол и понес
бластер, оставив его в масляной тряпке.
"Значит, Анна Егоровна не добралась с Алешкой. Их перехватили, и они
выкинули бластер из машины", - подумал Степан. И заставил себя не думать о
постороннем. Сейчас все - постороннее, кроме дела.
Точно к половине восьмого он вышел на место и увидел прошлогоднюю
копешку. Кругом опять ни души. День был такой - пустынный. Он сказал вслух
фразу из "Квентина Дорварда": "Все благоприятствовало отважному оруженосцу
в его благородной миссии". И тут же привалила удача. Луг пересекала
канава, узкая и глубокая. Откос ее давал опору для стрельбы вверх. Степан
не торопясь отмерил шестьдесят метров от опоры, спрыгнул в канаву и лег на
левый бок. Развернул бластер и удивился, как удобно сидит в руках чужое
оружие. Оно было не круглое, а неправильное, со многими вмятинами и
выступами. Чтобы выстрелило, надо нажать сразу оба крылышка у рукоятки -
вот так... Десять минут Степка пролежал в канаве неподвижно. То ли
чудилось ему, что в вышине сверкают зеркала, то ли впрямь блестело. Он
ждал. Затем уперся носками в землю, рыхлую на откосе, установил левый
локоть, чуть согнув руку, и убедился, что бластер лежит прочно и не
"дышит" в ладони. Поставил его на линию с правым глазом и верхушкой мачты,
а двумя пальцами правой руки сжал крылышки... Ш-ших-х! Вздрогнув, бластер
метнул молнию, невидимую на солнце, но ярко, сине озарившую изоляторы.
Когда Степка смигнул, стало видно, что одна гирлянда изоляторов
оплавилась, но цела. И провода целы. Дьявольщина! Этой штукой надо резать,
как ножом, а не стрелять в точку!
Тут в вышине опять что-то блеснуло, за мачтой, далеко вверху. "В
глазах замелькает от такого", - подумал Степан, прицелился под изоляторы и
повел бластер снизу вверх, не отпуская крылышек, - ш-ших-х! ш-ших-х!
Третьего выстрела не получилось, а блестящий кристалл головки стал мутным.
Один провод - ближний - валялся на земле. "Можно и один, но лучше
два", - вспомнилась инструкция Вячеслава Борисовича. Бластер больше не
стреляет...
- Дьявольщина и дьявольщина! - пробормотал Степка, положил бластер и
выудил из-под платья пистолет.
Над проводами снова блеснуло, как маленькая, круглая радуга в бледном
небе... Сильно, страшно кольнуло сердце. Он прыжками кинулся под копну,
молния ударила за его спиной, ударила впереди. Дымно вспыхнула копна. Над
первыми струями дыма развернулся и косо пошел вверх радужный диск.
Полсекунды Степка смотрел, не понимая, что он видит и какое предчувствие
заставило его бежать. Но тут диск опять стал увеличиваться. Ярче и ярче
вспыхивая на солнце, падал с высоты на Степку. Он снова помчался через
весь луг зигзагами. Полетел в канаву, и вдруг его свело судорогой.
Выгнуло. В глазах стало черно и багрово, и крик не прорывался из глотки.
"Погибаю. Убивает током", - прошла последняя мысль, а рука еще сжимала
пистолет. И последнее он чувствовал, как ток проходит из пистолета в руку.
Несколько секунд "блюдце" висело над канавой. Потом, не тратя заряда
на неподвижную фигурку в голубом платье, переместилось к бластеру, втянуло
его в себя, косо взмыло над лугом и скрылось.
На свободе
..."Бегом!" - приказал Сур. И я побежал, не думая о страшных лучевых
линзах корабля. Меня спасло то, что проход был в глубоком ответвлении
оврага и черный шар, заблестевший после выстрела поисковыми вспышками, не
смог меня поймать.
Корабль был слишком хорошо замаскирован. Он мог пожечь весь лес в
стороне, а вблизи было полно "мертвых зон". Я бежал. Лучи плясали над моей
головой, каждый лист сверкал, как осколок зеркала. Уже шагах в пятидесяти
от прохода я услышал стонущий гул корабля и бросился на землю. Прополз под
ветками ели, оказался в ответвлении оврага и замер, весь осыпанный сухими
еловыми иглами и чешуйками коры. Корабль гудел. Я хотел поставить пистолет
на предохранитель, чтобы не выдать себя случайным выстрелом, - не было
сил. Пальцы не слушались. Весь лес наполнился гудением. Но лучи больше не
сверкали.
Кое-что я соображал, хотя едва дышал и был отчаянно напуган. Вряд ли
они захотят из-за меня демаскировать корабль, колотя лучеметами по всему
лесопарку. Значит, надо уползать, не поднимаясь из спасительного овражка.
Тогда мне будет угрожать только внешняя охрана - заяц Девятиугольник.
Корабль гудел довольно долго. Может быть, искал меня внутри защитного
поля. Приподнялся и высвечивал каждый угол. Расчетчик, наверно, не
догадался, что беглец утащил "микрофон" и уже вышел из зоны.
Были еще разные мысли, когда я лежал под сухой елью. Что я
единственный человек, который знает планы пришельцев, и поэтому должен
удрать во что бы то ни стало. Я не убийца, потому что Сур регенерирует,
как Павел Остапович. Он сказал: "Отсюда уходи". Я не думал, почему он
внезапно заговорил, как человек. Вспомнил его приказ и пополз.
Я полз долго, замирал при каждом шорохе. Потом канава окончилась, и
надо было переползать просеку. Я вспомнил о "летающих блюдцах". Они летают
бесшумно. Хорошо, что лес такой густой. Я не опасался зайца. Разряд у него
самый низкий, и вообще не зверь, мелочь, а у меня - пистолет...
Наконец я решился перепрыгнуть просеку и снова на живете пополз к
шоссе. На обочине залег в третий раз. Странное там было оживление...
Урчали автомобильные моторы, слышались голоса, ветерок гнал какой-то мусор
по асфальту, бумажки. Пробежал Десантник в сторону Синего Камня. Худой,
лоб с залысинами и большие глаза, темные. Он промелькнул, быстро дыша на
бегу. Я видел вблизи всего пятерых людей - Десантников: гитариста
Киселева, шофера такси, Сурена Давидовича, Рубченко и Линию восемнадцать.
Но сухого, спаленного выражения их лиц я никогда не забуду и ни с чем не
спутаю. Мимо меня по шоссе пробежал Десантник.
