туда посмотреть те программы, которые они готовят для школьников.
- Вы очень добры, Генри.
- Потом, многие туристы покупают "лауфалу", такие красивые плетеные
циновки. Они делаются только здесь, вручную, потому что только у нас знают
секрет сушки, при которой циновки остаются душистыми и гибкими...
- Вы хотите сказать, что если я почувствую себя неутомимым туристом,
я могу утолить это чувство тем, что пойду и куплю циновку?
- Или черепаховую безделушку, тоже очень славную, сэр, - широко
ухмыльнулся он.
Кажется, Генри собирался перечислить мне все занятия, которыми здесь
располагают приезжие, но меня спас от этого приход мистера Лютера
Дэвисона. Он оказался крепким, симпатичным юношей с прекрасной улыбкой. Я
вообще начал замечать, что местная нация очень красива. Боюсь, что их
посадки головы не добиться даже гордым дамам нашего высшего света. Я
предложил выпить, и он сказал, да, спасибо, ему, пожалуйста, стаканчик
Кока-Колы, если меня не затруднит. Меня не затруднило. Они с Генри
обменялись несколькими быстрыми фразами на неудобопонятном местном языке,
а потом я увел Лютера за столик. Отличительной особенностью этого
шоколадного юноши была рубашка покроя тысячелетней давности, в которых так
любил щеголять Гарри Трумен. Но Лютеру она шла, создавалось даже
впечатление, что он в ней родился.
Он был очень удивлен, что его кто-то разыскивает. Поэтому сразу
пришел. Четыре года, проведенные им в Гавайском Университете, сделали его
английский безукоризненным, но в его речи при этом все же осталась некая
рубленность фраз, к тому же я заметил, что он избегает сложных
грамматических конструкций.
- Ах, да. Ну, конечно. Говард и Гуля. Все верно! У них была яхта,
кажется.
- Да, "Лань". Я хорошо ее знаю. Я когда-то плавал на ней, еще при
жизни Гулиного отца.
- На ней есть абсолютно все. Все так продумано. Можно отправиться
куда угодно. И не знать никаких забот.
- Да, и если вы покупаете ее, это чертовски выгодная сделка. Если они
и в самом деле согласились на сто тридцать тысяч, считайте, что вам ее
подарили, мистер Дэвисон.
Яиспытующе сощурил глаз, но моя мимика не возымела никакого действия.
Он смотрел на меня совершенно спокойно, только чуть качнул изящной
головой.
- Верно, мистер Мак-Ги.
- Я прилетел сюда из Гонолулу специально для того, чтобы
поинтересоваться, есть ли у вас по-прежнему возможность и желание купить
"Лань". Я, знаете ли, немного в этом заинтересован. Полагаю, у нас будет
забавная встреча.
- Так они сюда все-таки идут?
- А разве не должны? Насколько я понял, дело решенное. По их
расчетам, они будут здесь к десятому числу. Скажите, вы не раздумали? - Я
возвысил голос. - Вы по-прежнему настаиваете на ста тридцати тысячах? И у
вас хватит совести?
- Он, как мне показалось, тоскливо оглянулся на Генри.
- Может быть, они и не захотят ее продавать, когда придут сюда.
- Не понимаю.
И он объяснил. Даже если убрать два последних нуля в этой, конечно
же, смехотворной сумме за такую яхту, Лютер Дэвисон все равно не сможет ее
купить. Они с Говардом познакомились в доках. У них был долгий разговор
мужчины с мужчиной. Говард оказался отличным парнем. Он рассказал Лютеру,
что у них творится с Гулей. Говард считал, что еще один долгий морской
переход вместе непременно спасет их такой счастливый брак, и тогда они
смогут идти дальше вокруг света, как и собирались. Но Гуля кричала и
требовала, чтобы "Лань" была продана прямо на Гавайях, а она сама улетела
бы домой. Она ничего не желала слушать. Но вот если бы Лютер сказал, что
согласен купить у них яхту, при условии, что они приведут ее в Паго-Паго,
это было бы огромным одолжением с его стороны и спасло бы их брак. Лютер
заметил Говарду, что Гуля вряд ли поверит, что он в состоянии купить такую
большую яхту, но Говард возразил, что если Лютер скажет, что он занимает
видный пост в какой-нибудь солидной фирме, Гуля напременно поверит. Говард
сказал, что это будет ложь во спасение. Говард сказал, что этим он окажет
им обоим огромную услугу, потому что Гуля - очень впечатлительная и
нервная девушка, и что за тот месяц, который они провели на Гавайях, она
стала вести себя просто странно, но морские переходы ее всегда
успокаивали, Говард это очень хорошо знает, потому что все это не в первый
раз. Он уже лечил ее так прежде. Но сейчас она заупрямилась, и Говард
очень за нее беспокоится.
- Может быть, им все еще удастся исправить, и никому не надо будет
покупать эту яхту. Но если Гуля не изменит своего решения, она, конечно,
улетит отсюда домой. Говард сказал, что обдумал и это. Он тогда отправится
короткими переходами: один - до Сувы, потом в Оукленд, Сидней и так далее.
Он сказал, что, может, будет писать книгу в это время. Но в конце концов
"Лань" можно продать и здесь. Паго-Паго - самый большой и богатый порт в
этой части Тихого океана, здесь бывают толпы приезжих, в том числе и
оригиналы. А я просто выполнил просьбу хорошего парня. Вы знаете сами, как
это бывает в молодых семьях. Я хочу сказать, если я мог сделать для них
что-то, чтобы они не разошлись, то почему бы мне этого не сделать? Верно?
- Совершенно верно. Простите, что я на вас нашипел.
- Ну что вы, ничего страшного, мистер Мак-Ги.
- Ладно, теперь я просто пошатаюсь в округе и подожду их приезда.
- Но знаете, если они все-таки помирятся, они могут и не зайти сюда.
Могут поплыть в Апайю, Суву, еще куда-нибудь. Я хочу сказать, что для
Говарда это будет гораздо легче, чем объяснять ей, что мы все это
подстроили.
- Возможно, - сказал я с вымученной улыбкой. - А вы не знаете, можно
с ними как-нибудь связаться по радио?
- Выйдете из отеля и пойдете прямо, и сразу увидите Переговорный
пункт. Он открыт каждое утро с восьми до половины двенадцатого. У нас
прямой телетайп с Гонолулу и Сан-Франциско. У них там большая станция с
установками против помех и всем прочим. Они вам скажут, как и что.
Ужинал я почти в одиночестве, если не считать отставного адмирала с
дамой. Если бы не они, я бы зевал во весь рот прямо за столом. Поэтому,
расплатившись, я сразу отправился в постель.
Среди ночи я внезапно просулся от грохота дождя, обрушевшегося на
оконное стекло. В первую секунду я не мог понять, где нахожусь. Но потом я
вспомнил. Я был на другой стороне земного шара, и на сердце у меня лежал
преогромный булыжник.
17
Все живые существа стремятся как-то улучшить и упорядочить свою
жизнь. Коровы, как известно, протяжно и горестно мычат, если они не доены.
В Ирландии коров доят в десять, время самое удобное и для коров, и для
хозяев. Но попробуйте пропустить церемонию, и услышите, какой концерт они
вам устроят. Кошки приходят на кухню ровно к пяти часам и садятся
намываться у огонька, потому что знают: пять - время ужинать.
Мы всегда начинаем надевать обувь с одноо и того же ботинка - с
правого или с левого, кто как привык, - точно так же, как и снимаете, и
чувствуем непонятное неудобство и замешательство, когда почему-то
отступаем от нашего маленького обычая. Мы начинаем бриться всегда с одного
и того же места. Надеваем шляпу одним и тем же жестом. И все это кажется
нам вполне мудрым и правильным, потому что это было правильно все
предшествующие дни и годы.
Эти наши маленькие жесты, привычки, наши обычаи, подчиняющиеся
правилу "так принято" делают нас похожими друг на друга, упорядочивают
человечье стадо. И они же дают нам возможность высвободить массу
дополнительного времени, позволяя просто копировать жесты, а не выдумывать
их каждый раз заново. Они, да еще кожно-мышечное чувство, про которое мы
все учили в школе, "память" наших рук и ног позволяют нам не заметить, как
мы умудрились одеться, побриться и привычным жестом завязать галстук.
Несмотря на то, что мне решительно нечем было заняться после того,
как я оденусь, побреюсь и привычным жестом завяжу галстук, время летело
как-то очень быстро. Ранний завтрак, состоящий из тропических фруктов и
неумело сваренного кофе. Неторопливая прогулка по утреннему приятному
холодку станции, с которой до полудня отправляется кабинка фуникулера.
Станция располагалась высоко на склоне Соло Хилл, и раньше я никогда туда
не добирался.
Фуникулер начинает работу с восьми утра. Два с половиной доллара за
проезд туда и обратно. Билетеры на Самоа отличаются редким сочетанием
нахальства с детской непосредственностью, причем это совершенно не зависит
от вида транспорта, которым вы пользуетесь. Если вы не даете им ровно ту
сумму, которая указана в прейскуранте, с вами непременно сыграют
излюбленную местную шутку. Сначала билетер впадает в хорошо разыгранное
оцепенение, и когда вы не выдерживаете и спрашиваете, уж не случиться ли с
ним сию секунду приступа эпилепсии, выясняется, что у честного малого
просто нет сдачи. Всю мелочь забрал предыдущий пассажир. Ох, Господи, ну
что же делать! Затем его лицо внезапно проясняется и озаряется самой
светлой улыбкой, какую вам только доводилось видеть. Ну конечно же! Он
отдаст вам эти несчастные центы, когда вы будете возвращаться назад! Так
просто! Система отработана до тонкостей, я сам неоднократно наблюдал этот
спектакль. Когда кабина возвращается назад, он еще издали кричит -
отпрыгнув на безопасное расстояние: "Я только что сдал кассу!"
Это маленькое мошенничество скорее забавляло, чем вызывало гнев.
Каждый раз он пытался проделать эту штуку и со мной. И каждый раз я
говорил: как удачно, я подожду здесь в тенечке, пока у вас не появится
сдача. Я запыхался, пока поднимался на холм и буду только рад передохнуть.
Каждый раз он говорил мне, что на такси еждить гораздо удобнее и быстрее.
И каждый раз я беспечно возражал, что чрезвычайно люблю пешие прогулки.
Тогда он начинал рыться по всем карманам и с неизменным радостным
изумлением извлекал на свет Божий пресловутые пятьдесят центов и
протягивал мне со словами: "Вот ведь, оказывается они у меня были, просто
завалились за подкладку!"
Итак, каждое утро я совершал маленькое путешествие в кабинке канатной
дороги. Кабинка была - единственная на весь фуникулер, своеобразный
мини-трамвайчик с скругленными углами, девять футов в длину, пять в ширину
и семь - в высоту. Она выкрашена в темно-бордовый цвет с двумя золотыми
горизонтальными полосками. К канату кабинка крепилась сложным
переплетением троса, отдаленно напоминающим маленькую нефтяную вышку.
Сооружение было еще пяти футов длиной - вот почему станция располагалась
так высоко на холме. Вся система приводилась в движение при помощи
колесиков и тормоза, прочно закрепленных на тросе. Два больших скользящих
колеса растягивали трос, как растягивают между пальцами бечевку дети,
когда играют "в веревочку", только здесь "бечевка" была растянута между
Соло Хилл и верхней площадкой на горе Алава. В кабинке было три окна с
внутренней стороны, два окна с дверью по центру с внешней, которой она
подходила к площадке на местах прибытия и посадки, и по одному окну с
каждого торца. Все окна можно было открыть наружу, как книжку, потому что
крепились они к нижнему краю рамы, двумя петлями. Наличествовал также и
аварийный выход - через крышу.
Очень часто я ездил в совершеном одиночестве. Кабинка была расчитана
на двенадцать пассажиров, но столько при мне никогда не набиралось, хотя
интервалы между рейсами были солидные - полчаса. Я катался в компании
