- Выгодная покупка. Отель.
- С твоими индийскими дружками?
- На этот раз с бразильскими.
- Один черт, Патриция.
- Да, конечно. Ну, а как же еще можно прожить девушке?
Она разглядывала его, склонив набок голову.
- Ты ужасно исхудал, милый, синяки под глазами. Ребра, наверняка,
торчат. Так бывает с каждым, кто попытается делать добро.
- Не кажется ли тебе, что мы что-то уж слишком отвратительно вежливо
друг с другом разговариваем.
- Налей мне, пожалуйста, вот столько бренди, - приложив палец к
рюмке, показала она. - Я не покажусь тебе слишком уж суровой, если сяду за
стол?
- Вовсе нет, если там же будет лежать и твоя чековая книжка.
Она закусила губу.
- Наш разговор может оказаться интересным, не так ли?
Патриция уселась за стол, а Дейк, подав ей бренди, вернулся в свое
кресло. Она потягивала коньяк, глядя на него поверх рюмки. Потом, поставив
рюмку на стол, она проговорила:
- У меня есть предчувствие, что у нас могут возникнуть премерзкие
разногласия, и прежде чем испортить друг другу настроение, я хочу тебе
кое-что сказать. У меня был целый год на то, чтоб сформулировать как
следует, что я собиралась тебе сказать. Вот что, Дейк. Я скучала по тебе.
Ужасно. Я хотела и попыталась просто купить тебя. Из этого ничего не
вышло. Я очень много времени потратила, стараясь убедить себя, что если бы
тебя можно было купить, ты мне стал бы совершенно не нужен. Но это не в
моем характере. Мне жаль, что ты устроен так, а не иначе. Мне жаль, что
тебе не хватило здравого смысла и ты не начал жить по моим правилам. Без
тебя моя жизнь полна смысла, но когда мы жили вместе, его было почему-то
больше. И мне очень этого не хватает. Я - эгоистичная, властная женщина с
крепкими кулаками, и если есть способ завладеть тобой, хотя бы на время, я
собираюсь им воспользоваться.
- Ладно, Патриция. Откровенность за откровенность. Я тоже скучал по
тебе. Мне очень хотелось, чтобы кто-нибудь из нас мог бы хоть чуть-чуть
поступиться своими принципами и при этом не сломаться. Но я знаю, что
стремиться к этому, все равно, что мечтать заполучить Луну с неба. Мы же
прекрасно ладим, пока речь не зашла о таких важных вещах как человеческое
достоинство и эгоизм.
- Мой мир, Дейк, это большой свинарник. Самая хитрая и жадная свинья
получает самый жирный кусок.
- Зато в моем мире есть место надежде.
- А разве мы оба живем не в моем мире? Ну, а теперь расскажи мне
из-за чего у тебя болит душа?
Он рассказал. Она умела слушать, не задавая лишних вопросов,
старалась как следует вникнуть в возникшую проблему. Он рассказал ей все,
включая Кэлли.
- И вот ты пришел ко мне.
- И прошу шестьдесят тысяч долларов. Может быть, ты сможешь списать
их на счет благотворительности.
- Я не верю в то, что ты пытаешься сделать.
- А я и не рассчитываю на это, я просто прошу тебя о помощи.
- Ради старой дружбы. Какая банальная фраза, не так ли?
Она открыла ящик стола, выбрала чековую книжку, выписала чек и
вырвала его из книжки. Она сидела, подперев подбородок кулаком и помахивая
чеком.
- Я не делаю подарков, Дейк. Я заключая сделки.
- Я подозревал, что все будет не так просто.
- Ты получишь свой чек. Как только твой материал увидит свет, тебе
покажется, что твой мир рушится. Мне придется заплатить еще тридцать тысяч
долларов, чтобы убедить Совет в том, что ты должен оставаться на свободе.
Затем я подожду еще месяц результатов твоей статьи. Если ничего не
произойдет, а я уверена, что так оно и будет, тебе придется поступиться
какими-то из своих идей. Тебе придется попробовать принять мир таким,
каков он есть. И меня вместе с ним, Дейк.
- В конце концов, получается, что ты снова пытаешься меня купить?
- Дейк, ты же не оставляешь за мной права на собственное достоинство.
- А как же насчет меня и моего достоинства? - спросил он глухо. -
Ладно. Признаюсь тебе, что я одержим одной идеей. Если из того, что я хочу
сделать, ничего не выйдет, я придумаю что-нибудь еще.
- Маленький мальчик с медной трубой, который хочет разбудить все силы
добра в мире: "Смотрите люди! Одумайтесь люди! Проснитесь люди!"
- Я не знаю, как это получше сказать, но я делаю то, что должен
делать.
- А если все это сильно смахивает на манию, которая берет свое начало
в несчастье, случившемся в детстве? А может быть, лучше попытаться
отыскать лекарство?
- Брэнсон сказал мне почти то же самое.
- Когда-то ты очень убежденно доказывал мне, что Брэнсон - почти что
бог, спустившийся на землю. Похоже, что он перестал быть для тебя богом,
как только усомнился в состоянии твоего... рассудка. И вот он уже
превратился в чудовище. Лично мне очень понравилось, как он повел себя с
Иранией. Индия слишком резко разогналась. Это немного нарушает равновесие.
- И ведет еще к большей напряженности, наполняет наши души еще
большим страхом.
- Это все человечество живет в страхе. Я же - личность. И горжусь
тем, что сама в состоянии позаботиться о себе.
- Анархия?
- А почему бы нет? Только, конечно же, в том случае, если ты быстрее
и зубы у тебя острее, чем у твоего соседа.
- Мы совсем не можем разговаривать друг с другом и никогда не могли.
И, наверно, уже никогда не сможем.
Ее лицо смягчилось.
- О, Дейк. Мы же разговаривали с тобой о многом.
Он вздохнул.
- Я знаю. Иногда мне кажется, что мы зря растрачиваем друг друга.
Она положила чек на угол стола так, что он мог дотянуться до него.
- Чек выписан в рупиях в отделение Индийского Банка. Нужно
подтверждение?
- Нет. Я получу деньги наличными. И никакой сделки? Никаких условий?
Она посмотрела на свои сцепленные пальцы. Мягкая прядь волос выбилась
из прически и упала ей на лоб, отливая золотом в свете лампы.
- Никаких условий, Дейк. Пусть это будет... ради старых добрых
времен.
Он убрал чек в бумажник.
- Спасибо, Патриция. Я думал, мне будет с тобой намного... труднее.
Патриция подняла голову.
- А я и собиралась вести себя иначе.
- Как бы там ни было, я очень тебе признателен.
Она быстро встала, подошла к нему и села на ручку глубокого кожаного
кресла, в котором он сидел. Затем, обняв его за плечи, она прижалась к
нему. Ее улыбка была какой-то кривой, как будто ей было больно.
- Я похожа на твоего Дарвина Брэнсона? - прошептала она.
Дейк поднял на нее глаза.
- Это что значит?
Она отвернулась, неожиданно смутившись.
- Я практична. Я тоже готова согласиться на половину пирога.
Он взял ее за плечи, и потянув, усадил к себе на колени. Ее волосы
пахли чистотой и чем-то неуловимым. А губы ее целый год отдыхали. Она
поцеловала его с широко открытыми глазами, казавшимися ему невероятно
голубыми и ужасно близкими в свете лампы.
4
Кэлли снова облизнул большой палец, подмигнул Дейку и продолжал
считать.
- Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать. Тридцать
тысяч веселых рупий. Материал у тебя с собой?
- Кэлли, я хочу занять у тебя кабинет и пишущую машинку. За
сегодняшний день и завтрашнее утро я закончу.
- Тогда твой материал выйдет в среду.
- Мне необходимо проверить окончательный вариант статьи, который
пойдет в набор.
- Кто платит - тот и заказывает музыку. Все будет, как ты скажешь. -
Кэлли поскреб в затылке. - Послушай, приятель, у меня возникла одна
мыслишка. Мы ведь с тобой не вчера родились. Как ты посмотришь на то, что
я дам тебе расписку на пятнадцать тысяч? Это заметно улучшит мою налоговую
декларацию.
- Тридцать тысяч.
- Ну хорошо, давай поделим разницу. Я верну тебе... ну скажем две
тысячи и расписку на двадцать тысяч. Мы оба выигрываем в таком случае.
- Черт с тобой, - устало ответил Дейк. - Покажи, где я могу
поработать.
- Я не сомневался, что ты разумный человек и мы договоримся. Так,
дай-ка мне подумать. К Картеру я пустить тебя не могу, там тебе будет не
сосредоточиться. Пойдем. Я знаю, куда я тебя пристрою.
Кабинет был совсем маленьким. В нем уже давно не убирали, но пишущая
машинка оказалась вполне приличной. Дейк для пробы отстучал несколько
слов. Он использовал только четыре пальца, но печатал этими четырьмя
пальцами - как из пулемета строчил. Кэлли вышел, насвистывая. Дейк снял
куртку и бросил ее на диван. Сдвинув шляпу на затылок и положив рядом
сигареты, Дейк начал обдумывать первые строки. Он попробовал несколько
вариантов и остановился на следующем:
"На этот раз человечество опять проиграло решающий тай-брейк
<решающий гейм в большом теннисе>. Этого нельзя простить. Длинная, длинная
игра заканчивается. Смерть седлает скакуна. Президент Энфилд хорошо
подготовился к игре. Он выставил Дарвина Брэнсона. У него были прекрасные
шансы, он вел в счете почти до самого конца. Но тут его подача пошла в
сетку. Бледный конь Смерти встает на дыбы, уже раздается его
пронзительное, чудовищное ржание.
И теперь мы ждем последнего решения. Может быть, в последний момент,
нам еще предоставят возможность сыграть еще один, самый последний сет. Мы
стоим уже покрытые глубокой тенью в бесконечной пустоте корта в последней
надежде: может быть, игра еще не закончена. Может быть окончательный мрак
еще не спустился."
Дейк перечитал написанное. Ощущение необычайной важности
происходящего охватило его. В каждом столетии наступает такой момент. И
появляется человек, который может остановить разгорающийся пожар, удержать
человечество от последнего шага в небытие. Машинка снова застучала в
пыльном кабинете. Дейк печатал в бешеном темпе, чувствуя, что он даст
надежду многим и многим людям повсюду. Год перерыва, казалось, только
обострил его профессиональные способности. Ему не нужно было подыскивать
слова или метафоры. Они возникали сами, и Дейк не останавливался, все
стучал и стучал по клавишам, чувствуя уверенность человека, находящегося
на пике своих возможностей.
Дейк снял очередную страницу, заправил в машинку следующую. Нажав на
клавишу, он... застыл перед пыльной деревенской дорогой. Вокруг был
обычный сельский пейзаж, отчетливо доносилось блеянье овец... Однако,
прямо перед собой, в то же самое время, он видел пишущую машинку. Казалось
он существовал сразу в двух реальностях, вложенных одна в другую. В одной
он стоял, а в другой сидел, окруженный странными видениями. Дейк с трудом
встал и сделал несколько неверных шагов. Деревенский пейзаж стал
расплываться и постепенно исчез.
Некоторое время Дейк неподвижно простоял около окна. Он чувствовал
слабость и голова, к тому же, начала кружиться. Дейк с отвращением
выругался. Неужели именно сейчас, в самый неподходящий момент, начинает
сказываться переутомление, накопившееся за последний год, и он теряет
способность работать. Игра приближается к развязке. Он должен записать всю
последовательность событий. Даты, имена людей, всю хитрую механику
политической игры. Показать всем людям доброй воли как близко они подошли
к тому, чтоб на Земле, наконец, установился мир. Остается лишь бросить
старый боевой клич: "Выбросьте ублюдков вон!" - и на этот раз в масштабах
всей планеты. Молиться о том, чтобы копии его статьи пересекли все
границы, так или иначе обошли все рогатки цензуры. Патриция с ее
философией "себя для себя" никогда не сможет понять, что человек может
поставить жизнь на карту, если он в эту карту верит. Такой человек,
услышав зов судьбы, чувствует, что он способен в наступивший критический,
