Никогда еще девицу не покоряли и не завоевывали столь сложным,
романтическим способом! На пастухов напали, овец увели и
разогнали на все четыре стороны, быков угнали и перебили, как
на бойне, старуху стукнули по голове, дом подпалили... Да еще
разъезжали целых три дня взад и вперед, наряжались индейцами,
орали до хрипоты... Столько хлопот - и все ради какой-то
простой девчонки, ради дочки отъявленной колдуньи! Ха-ха! Прямо
как глава из какой-нибудь восточной сказки... из "Тысячи и
одной ночи", скажем. Только вот девицу не спасет никакой
волшебник или странствующий рыцарь. - И Робладо снова
захохотал.
Его речь разоблачила то, о чем, быть может, читатель уже
догадался: что недавний набег "дикарей" был делом рук самих
Робладо и Вискарры, затеянным для того, чтобы тайно похитить
сестру охотника на бизонов. "Индейцы", которые угнали овец и
быков, напали на асиенду дона Хуана, подожгли ранчо Карлоса и
увезли Роситу, - эти "индейцы" были: полковник Вискарра,
капитан Робладо, сержант Гомес и солдат по имени Хосе - еще
один подчиненный полковника, доверенный и послушный его слуга.
Их было только четверо - с самого начала предполагалось,
что четверых достаточно для осуществления подлого дела. Слухи и
страхи, распространившиеся по долине, наделяли четверых силою
четырех сотен. Притом, чем меньше посвященных в секрет, тем
лучше. Так осторожно и хитро рассудил Робладо.
И действовали они весьма хитроумно. С самого начала и до
конца партия была обдумана и разыграна с мастерством, достойным
лучшего применения. На пастухов впервые напали наверху, на
плоскогорье, чтобы убедительнее прозвучало известие о появлении
враждебно настроенных индейцев. Из крепости посланы были
солдаты на разведку, жителей призывали к осторожности - все для
того же: чтобы больше поразить воображение. И когда после этого
угнали быков, никто уже не мог сомневаться, что в долине
появились дикие индейцы. Этот грабеж помог участникам гнусного
маскарада убить сразу двух зайцев: осуществляя главный свой
замысел, они заодно еще и подло отомстили молодому скотоводу.
Загнав его быков в ущелье и перебив их, они тоже
преследовали двойную цель. Прежде всего они рады были нанести
ему ущерб, но главное - они боялись, что, если оставить скот на
произвол судьбы, он может найти дорогу назад, на ферму. А если
бы вернулись быки, будто бы украденные индейцами, это вызвало
бы подозрения. Теперь же они надеялись, что задолго до того,
как кто-нибудь случайно наткнется на место бойни, волки и
стервятники сделают свое дело, и догадки придется строить на
одних костях. Это было всего вероятнее. Ведь пока длится
тревога, вызванная нападением индейцев, вряд ли кто-нибудь
отважится заглянуть в эти места. Тут нет ни жилья, ни дороги,
тут проезжают изредка одни индейцы.
Даже когда дело дошло до развязки и жертву наконец
похитили, ее не повезли прямо в крепость: ведь даже и ее надо
было ввести в заблуждение. И вот ее, связанную, посадили на
мула, которого погонял один из негодяев, и предоставили ей
смотреть, какой дорогой они едут, вплоть до того места, где
надо было свернуть к городу. Здесь ей завязали глаза кожаным
поясом и так привезли в крепость, и, разумеется, она не знала,
далеко ли ее завезли и что это за место, где ей позволили
наконец отдохнуть.
Каждый акт дьявольской драмы был задуман столь тонко и
разыгран столь искусно, что это делало честь если не сердцу, то
уму капитана Робладо. Он же был и главным актером во всем этом
представлении.
Вискарру на первых порах одолевали кое-какие сомнения; не
совесть удерживала его, а собственная неумелость и боязнь
разоблачения. Ведь это могло серьезно повредить ему. Если
раскроется такой злодейский умысел, весть о нем мгновенно
облетит всю страну. И тогда он погиб.
Красноречие Робладо, вдохновляемое его низкими
намерениями, взяло верх над слабым сопротивлением начальника; а
раз согласившись на эту затею, он и сам находил все это очень
увлекательным и забавным. Шутовские воззвания и россказни об
индейцах, наводившие ужас на жителей, и хвалы, которые
воздавались при этом коменданту, действующему при этом столь
доблестно и неутомимо, - все это оказалось приятным
развлечением среди однообразия солдатской жизни. И в те
несколько дней, что длилось нашествие "дикарей", у коменданта и
капитана не было недостатка в поводах для смеха и веселья. Они
так ловко все проделали, что наутро после заключительного
набега грабителей и похищения Роситы ни одна душа в
Сан-Ильдефонсо, если не считать самих офицеров и двух их
помощников, нимало не сомневалась: всему виною настоящие дикие
индейцы!
Впрочем, в одной душе шевелилось подозрение, только
подозрение, - в душе старухи-матери. Даже сама Росита думала,
что она в руках индейцев... если она вообще могла думать.
Глава XXXI
- Да, великолепная шутка, честное слово! - с хохотом
продолжал Робладо, дымя своей сигарой. - С тех пор как мы
забрались в эту чертову глушь, мне еще ни разу не случалось так
позабавиться. Что ж, и на пограничном посту можно найти себе
развлечение, если действовать умеючи. А сколько хлопот нам
доставило это дело! Но, дорогой комендант, скажите-ка, строго
между нами, - теперь-то вы уже можете судить,
- стоило ли так хлопотать?
- Я очень жалею, что мы это сделали, - самым серьезным
тоном ответил комендант.
Робладо посмотрел ему в лицо и впервые увидел, как хмур и
мрачен его собеседник. Занятый своей сигарой, он до сих пор
этого не замечал.
- Вот так так! - воскликнул он. - Что случилось,
полковник? Вы выглядите совсем не так, как подобает человеку в
вашем положении. Вы ведь должны были провести несколько
приятнейших часов! Что-нибудь неладно?
- Все неладно.
- Что такое? Вы были у нее?
- Только на минуту, и с меня хватит.
- Не понимаю вас, дорогой полковник.
- Она сумасшедшая.
- Как - сумасшедшая?
- Да, буйная. Заговаривается так, что я в ужас пришел.
Счастлив был поскорее уйти. Там остался Хосе, он за нею
присматривает. Я просто не мог слушать, как она бормочет.
Поверьте, у меня пропала всякая охота оставаться.
- Ну, это пустяки! - сказал Робладо. - Через день-другой
она придет в себя. Она все еще думает, что попала к дикарям,
которые хотят ее убить и снять с нее скальп. Вы с успехом
можете ее разуверить, как только она придет в себя. Она-то
может знать правду, я тут беды не вижу. Все равно вам придется
ей сказать, и чем раньше, тем лучше: больше останется времени,
чтобы она успела с этим примириться. Теперь она у нас уютно
пристроена в четырех стенах, и у них нет ни глаз, ни ушей, так
что вы действуйте на досуге. Никто ничего не подозревает, никто
и не может подозревать. Все только и думают, что об индейцах,
ха-ха! Говорят, этот ее поклонник, дон Хуан, хочет собрать
отряд и пуститься в погоню за краснокожими! - И Робладо снова
расхохотался. - Ничего у него не выйдет: с ним слишком мало
считаются, и никому нет дела ни до его скота, ни до колдуньиной
дочки. Будь это кто-нибудь еще, дело, пожалуй, приняло бы
другой оборот. А сейчас нам нечего бояться, что все раскроется.
Если бы еще появился сам охотник на бизонов...
- Послушайте, Робладо... - вдруг прервал его комендант, и
в голосе его прозвучало необычное волнение.
- Да? - спросил капитан, с удивлением глядя на Вискарру.
- Я видел сон... страшный сон! Вот что меня тревожит, а
совсем не бред этой девушки. Проклятие! Что за страшный сон!
- Помилуйте, комендант, вы храбрый солдат - и тревожитесь
из-за какого-то сна! Ну-ка, что это вам приснилось? Я прекрасно
умею толковать сны. Ручаюсь, у меня вы получите наилучшие
разъяснения.
- Ну, слушайте, это довольно просто. Мне снилось, что я
стою на Утесе загубленной девушки. Мне снилось, что я там один
с Карлосом, охотником на бизонов, и что он все знает и привел
меня туда, чтобы отплатить мне, чтобы отомстить за нее. У меня
не было силы сопротивляться, и он подвел меня к самому краю.
Кажется, мы схватились и боролись некоторое время, а потом он
выпустил меня и столкнул с обрыва. И вот я падаю, падаю... А
наверху стоит охотник, и рядом с ним его сестра, и на самом
выступе утеса - эта ужасная старая колдунья, их мать, она
смеется каким-то диким, безумным смехом и хлопает в ладоши, а
руки у нее длинные, костлявые... И я падаю, падаю, а дна все
нет... Ужасное чувство, и конца ему не было! От этого ужаса я и
проснулся. Я даже не мог поверить, что это был только сон,
никак не мог отделаться от ощущения, что все это на самом
деле... Ужасный сон!
- Да, но только сон. А что значит...
- Постойте, Робладо! Я вам еще не все сказал. Через час...
да нет, через каких-нибудь четверть часа я ходил здесь и думал
о том, что мне приснилось, и нечаянно посмотрел туда, на утес.
И там, на самом краю, стоял всадник, он был хорошо виден на
фоне неба, и это был вылитый охотник на бизонов! Я узнал и коня
и всадника - я хорошо помню, как он держится в седле. Я решил,
что это мне мерещится. Отвел глаза на секунду, потом посмотрел
опять, а всадника уже нет! Он так быстро исчез... Я думаю, мне
просто показалось. Там никого и не было, просто после того сна
мне почудилось.
- Очень возможно, - сказал Робладо, желая успокоить
приятеля. - Очень возможно и вполне естественно. Во-первых,
отсюда, где мы с вами стоим, до вершины того утеса добрых три
мили по прямой. На таком расстоянии вы уж никак не отличили бы
этого охотника от любого другого всадника - это невозможно.
Во-вторых этот самый Карлос сейчас находится по крайней мере за
пятьсот миль от кончика моей сигары и рискует своей драгоценной
особой ради нескольких вонючих бизоньих шкур и нескольких
десятков фунтов вяленого мяса. Будем надеяться, что кто-нибудь
из его меднокожих друзей снимет с него светловолосый скальп,
которым так восхищаются иные наши красотки. А ваш сон, дорогой
комендант, - ну что же может быть естественнее! Вам просто не
могло не присниться чтонибудь в этом роде. Вы помнили, как он
гарцевал в день праздника на этом самом утесе, и думали о его
сестре и подозревали, надо полагать, что сеньор Карлос обошелся
бы с вами не слишком нежно, знай он об этом деле и попадись вы
ему в руки, - все сразу было у вас в мыслях, и все перемешалось
в этом нелепом сне. И старуха тоже: если вы о ней не думали,
так я думал с тех самых пор, как стукнул ее тогда, в дверях. Ну
и вид у нее тогда был, век не забуду!
И негодяй расхохотался. Его не так уж забавляло это
воспоминание, но он хотел изобразить все происшедшее пустой
безделицей, чтобы успокоить Вискарру.
- Эка важность! - продолжал он. - Сон! Самый обыкновенный
сон. Полно, дорогой друг, выкиньте это из головы!
- Не могу, Робладо. Эти мысли - точно моя собственная
тень: от них не отделаешься. У меня какое-то предчувствие.
Лучше бы я оставил девчонку в ее грязной лачуге! Клянусь Богом,
я хотел бы, чтобы она оказалась опять у себя дома. Не успокоюсь
до тех пор, пока не избавлюсь от нее. Прежде я ее любил, а
теперь просто ненавижу эту сумасшедшую.
- Ну-ну, друг! Скоро вы будете другое говорить. Она вам
опять понравится...
- Нет, Робладо, нет! Я о ней без отвращения думать не могу
- не знаю, почему, но не могу. Помоги, Боже, мне от нее
избавться!
- А это не так трудно, и вреда никому не будет. Она может
вернуться как пришла. Разыграем еще одну сценку маскарада, и ни
одна душа не догадается. Если вы и в самом деле говорите
