нормальными, поскольку они типичны для всех людей. Второй -определяется
набором более или менее неестественных чувств, вызванных какими-то
отклонениями от нормы на уровне подсознания.
Страх перед теми или иными вещами, которые действительнопредставляют
опасность, будет примером первого вида: безрассудный страх перед котами или
пауками -- примером второго вида. Стремление мужчины к женщине относится к
первому виду; извращенное стремление одного мужчины к другому -- ко второму.
Что же делает психоанализ? Он старается избавить человека от
противоестественных чувств, чтобы предоставить ему более доброкачественное
"сырье" в момент морального выбора. Мораль же имеет дело с самими актами
выбора.
Давайте рассмотрим это на примере. Представьте себе, что трое мужчин
отправляются на войну. Один из них испытывает естественный страх перед
опасностью, свойственный каждому нормальному человеку; он подавляет этот
страх с помощью нравственных усилий и становится храбрецом. Теперь
предположим, что двое других из-за отклонений в подсознании страдают
преувеличенным страхом, победить который не дано никаким нравственным
усилиям. Далее представим, что в военное подразделение, где они служат,
приезжает психоаналитик, исцеляет их от противоестественного страха и теперь
эти двое ничем не отличаются от первого, нормального мужчины. Это разрешение
психологических проблем. Однако тут-то и возникает проблема нравственная.
Почему? Да потому, что теперь, когда оба страдавших отклонениями от нормы
излечились, они могут избрать совершенно разные линии поведения. Первый из
них может сказать: "Слава Богу, я избавился от этого идиотского страха.
Теперь я могу делать то, к чему всегда стремился,-- исполнять свой долг
перед родиной".
Однако другой может рассудить иначе: "Ну что ж, я очень рад, что сейчас
я чувствую себя сравнительно спокойно под пулями. Но это, конечно, не меняет
моего намерения. Чем лезть в пекло самому, позволю кому-нибудь другому, если
только представится возможность, принять огонь на себя. Вот хорошо! Теперь я
смогу уберечь себя, не привлекая при этом внимания".
Разница - чисто моральная, психоанализ в этом случае бессилен. Как бы
вы ни улучшали исходное "сырье", вам все-таки придется столкнуться со
свободным выбором, который, в конечном счете, продиктован тем, на какое
место человек ставит свои интересы -- на первое или на последнее. Именно
нашим свободным выбором -- и только им -- определяется мораль.
Плохой психологический материал -- не грех, а болезнь. Тут требуется не
покаяние, а лечение. Это, между прочим, очень важно понимать. Люди судят
друг о друге по внешним проявлениям. Бог судит пас на основе того морального
выбора, который мы делаем. Когда психически больной человек, испытывающий
патологический страх к кошкам, движимый добрыми побуждениями, заставляет
себя подобрать котенка, вполне возможно, что в глазах Бога он проявляет
больше мужества, чем здоровый человек, награжденный медалью за храбрость в
сражении. Когда человек, крайне испорченный с детства, привыкший думать, что
жестокость -- это достоинство, проявляет хоть немножечко доброты или
воздерживается от жестокого поступка и, таким образом, рискует быть
осмеянным друзьями, он, быть может, в глазах Бога делает больше, чем сделали
бы мы с вами, пожертвовав жизнью ради друга.
К этой же самой идее можно подойти и с другой стороны. Многие из нас
производят впечатление очень милых, славных людей. Но на деле, возможно, мы
приносим лишь незначительную часть той пользы, которую могли бы принести,
принимая во внимание нашу хорошую наследственность и отличное воспитание.
Поэтому в действительности мы хуже, чем те, кого сами считаем злодеями.
Можем ли мы с уверенностью сказать, как бы мы себя повели, если бы были
наделены психологическими комплексами, да вдобавок плохо воспитаны и, сверх
всего, получили бы власть, ну, скажем, Гиммлера? Вот почему христианам
сказано: не судите.
Мы видим только плоды, которые получились из сырья вследствие выбора,
сделанного человеком. Но Бог судит его не за качество сырья, а за то, как он
использовал его. Большая часть психологических свойств зависит от
физиологических особенностей, но когда тело отмирает, остается лишь
нетленный истинный человек, который выбирал и теперь несет ответственность
за лучшее или худшее использование того материала, что был в его
распоряжении. Всевозможные добродетельные поступки, которые мы считали
проявлением наших собственных достоинств, были, оказывается, результатом
нашего хорошего пищеварения, и они не зачтутся нам; не зачтется и другим
многое плохое, что совершали они по причине различных комплексов или плохого
здоровья. И тогда, наконец, мы впервые увидим каждого таким, каков он есть.
Нас ожидает немало сюрпризов.
Все это ведет ко второму пункту. Люди часто думают о христианской
морали как о сделке. Бог говорит: "Если вы выполните столько-то правил, я
награжу вас. А если вы не будете их соблюдать, то поступлю с вами иначе". Я
не думаю, что это наилучшее понимание христианской морали. Скорее, делая
выбор, вы чуть-чуть преобразуете основную, истинную часть самого себя, ту
часть, которая ответственна за выбор, во что-то новое, чем она прежде не
была. И если взять всю вашу жизнь в целом, со всеми бесчисленными выборами,
то окажется, что на протяжении всей жизни вы медленно обращали эту главную
часть либо в небесное, либо в адское существо; либо в такое, которое
пребывает в гармонии с Богом, с другими, себе подобными созданиями и с самим
собой, либо в иное, пребывающее и с Богом, и с себе подобными, и с собою --
в состоянии войны. Относиться к первой категории значит принадлежать небу,
то есть вкушать радость и мир, обретать знание и силу. Быть же существом
второй категории означает терзаться безумием и страхом, страдать от гнева,
бессилия и вечного одиночества. Каждый из нас в каждый данный момент своего
существования движется либо в том, либо в другом направлении.
В этом -- объяснение одной особенности, которая постоянно озадачивала
меня у христианских авторов: в иной момент они кажутся крайне строгими, а в
иной -- чересчур снисходительными и либеральными. Они говорят о грешных
мыслях как о чем-то невероятно серьезном: а затем, касаясь самых страшных
убийц и предателей, заявляют: стоит им только раскаяться, и они будут
прощены. Позднее я пришел к выводу, что они правы. Ведь их мысли прикованы к
той зарубке, которую оставляет каждый наш поступок на крошечной, но главной
части человеческого "я"; никто в этой жизни его не видит, но все мы будем
терзаться или -- наоборот -- наслаждаться им вечно. Один человек занимает
такое положение, что его гнев приведет к кровопролитию и гибели тысяч людей.
Положение другого таково, что, каким бы гневом он ни пылал, над ним будут
только смеяться. Однако маленькая зарубка на внутреннем "я" каждого из них
может быть одинаковой в обоих случаях. Каждый из них причинил себе вред, и
если каждый из них не покается, то в следующий раз ему будет еще труднее
противиться искушению гнева, и с каждым новым разом гнев его будет все
яростнее. Однако если каждый из них всерьез, по-настоящему обратится к Богу,
то сумеет выпрямить вывих, который исказил его внутреннее "я"; и каждый из
них в конечном счете обречен, если не сделает этого. Масштабы поступка, как
они видятся со стороны, роли не играют.
И еще одно, последнее. Помните, я говорил, что правильное направление
ведет не только к миру, но и к знанию. По мере того как человек становится
лучше, он яснее видит то зло, которое еще остается в нем; становясь же хуже,
меньше замечает его в себе. Умеренно плохой человек знает, что он не очень
хорош, тогда как человек, насквозь испорченный, полагает, что с ним все в
порядке. О том, что это так, говорит нам здравый смысл. Вы понимаете, что
значит спать, когда бодрствуете, а не когда спите. Вы заметите
арифметические ошибки, когда голова ваша работает четко и ясно: делая
ошибки, вы их не замечаете. Вы можете понять природу опьянения только
трезвым, а не когда пьяны. Хорошие люди знают и о добре, и о зле; плохие не
знают ни о том, ни о другом,
НРАВСТВЕННОСТЬ В ОБЛАСТИ ПОЛА
А теперь мы должны рассмотреть, как относится христианская мораль
(нравственность) к вопросу половых отношений и что христиане называют
добродетелью целомудрия. Христианское правило целомудрия не следует путать с
общественными правилами скромности, приличия или благопристойности.
Общественные правила приличия устанавливают, до какого предела допустимо
обнажать человеческое тело, каких тем прилично касаться в разговоре и какие
выражения употреблять в соответствии с обычаями данного социального круга.
Таким образом, нормы целомудрия одни и те же для всех христиан во все
времена, правила приличия меняются. Девушка с Тихоокеанских островов,
которая едва-едва прикрыта одеждой, и викторианская леди, облаченная в
длинное платье, закрытое до самого подбородка, могут быть в равной степени
приличными, скромными или благопристойными, согласно стандартам общества, в
котором они живут; и обе, независимо от одежды, которую носят, могут быть
одинаково целомудренными (или, наоборот, нескромными). Отдельные слова и
выражения, которыми целомудренные женщины пользовались во времена Шекспира,
можно было бы услышать в девятнадцатом веке только от женщины, потерявшей
себя. Когда люди нарушают правила пристойности, принятые в их обществе,
чтобы разжечь страсть в себе или в других, они совершают преступление против
нравственности. Но если они нарушают эти правила по небрежности или
невежеству, то повинны лишь в плохих манерах. Если, как часто случается, они
нарушают эти правила намеренно, чтобы шокировать или смутить других, это не
обязательно говорит об их нескромности, скорее -- об их недоброте.
Только недобрый человек испытывает удовольствие, ставя других в
неловкое положение. Я не думаю, чтобы чрезмерно высокие и строгие нормы
приличия служили доказательством целомудрия или помогали ему; и потому
значительное упрощение и облегчение этих норм в наши дни рассматриваю как
явление положительное.
Однако тут есть и неудобство: люди различных возрастов и несхожих типов
признают различные стандарты приличия. Создается большая неразбериха. Я
думаю, пока она остается в силе, старым людям или людям со старомодными
взглядами следует очень осторожно судить о молодежи. Они не должны делать
вывод, что молодые или "эмансипированные" люди испорчены, если (согласно
старым стандартам) они ведут себя неприлично. И наоборот, молодым людям не
следует называть старших ханжами или пуританами из-за того, что, те не в
состоянии с легкостью принять новые стандарты. Подлинное желание видеть в
других все хорошее, что в них есть, и делать все возможное, чтобы эти
"другие" чувствовали себя как можно легче и удобнее, привело бы к решению
большинства подобных проблем.
Целомудрие -- одна из наименее популярных христианских добродетелей. В
этом вопросе нет исключений; христианское правило гласит: "Либо женись и
храни абсолютную верность супруге (или супругу), либо соблюдай полное
воздержание". Это настолько трудное правило, и оно настолько противоречит
нашим инстинктам, что напрашивается вывод: либо не право христианство, либо
с нашими половыми инстинктами в их теперешнем состоянии что-то не в порядке.
Либо то, либо другое. И конечно, будучи христианином, я считаю, что неладно
