наркотиком не подлежало сомнению, но вопрос заключался в том, что почти
всегда Роберт видел в своих снах то, чего никогда с ним не случалось. В
основном это были события последних дней его пребывания на Скитларе(2). Как
это могло быть он не знал.
Эхо выстрела гулко перекатывалось по лощине. Дикий вопль прогнал из
мозга причудливые порождения Морфея, уступив место реальности, которая
впрочем была ничуть не лучше кошмаров.
Роберт с опаской выглянул из своего импровизированного убежища, но
ничего опасного не замелил. Метрах в двадцати от дерева на котором он
находился, пылала сухая ветка на соседнем дереве-великане. Видимо туда и
пришлась основная порция плазмы после выстрела. Больше ничего увидеть не
удалось - тьма была кромешная. Тишину нарушал только хрип какого-то зверя,
доносившийся от подножья ствола.
Сердце Роберта часто билось. Он с удивлением обратил на это внимание,
но его поразила не частота его работы, а амплитуда с которой оно это делало.
Казалось, оно вот-вот выпрыгнет, оставив своего хозяина наедине со своими
страхами.
Еще не совсем проснувшись, он не слушающимися руками отвязал налаженный
им накануне самострел и покрепче взявшись за рукоятки оружия еще раз
выглянул, перегнувшись через край развилки несколько раз выстрелил, стараясь
по слуху более точно навести оружие. Яркие вспышки выхватили у ночи все
пространство лощины, резанув привыкшим к темноте глазам.
Происходившее дальше, приторможенный сном и страхом мозг Роберта
воспринимать отказывался. Внушительных размеров зверюга, покрытая черной,
как ночь шерстью, издав вопль, от которого кровь стыла в жилах, черной тенью
метнулась несколько раз из стороны в сторону, сбитая с толку и перепуганная
вспышками испаряемых высокотемпературной плазмой растительных остатков,
устилавших грунт, и сориентировавшись убралась со скоростью молнии. Ловкость
и скорость, с которой ретировался огромный, к тому же раненый зверь, не
оставляли ни каких сомнений о составе его питательного рациона. Это был без
сомнения хищник, грозный и опасный. Если он и не был повелителем этого
тропического леса, то уж последним в его иерархии он точно не был.
После ночного проишедствия Роберту так и не удалось сомкнуть глаз.
Концентрация адреналина в крови спала только к утру и достигла более-менее
нормального уровня только когда Кармант соизволил заявиться и залить своим
светом эту часть планеты.
Ночная возня, которую можно было слышать то тут, то там, особо и не
прислушиваясь, с неохотой уступила место тишине, которую сначала
нерешительно, а потом более уверенно и часто решались нарушать посвистами
неизменные, разноцветные птички.
Вскрыв упаковку в едой, Роберт перекусил и запил свой царский, по
местным меркам завтрак уже начинающей портиться водой из пластикового мешка.
На этот раз еда пошла лучше. Организм видимо соблаговолил таки подготовить
набор ферментов, для расщепления и транспортировки непосредственно к клеткам
незнакомой ему до этого пищи. В подтверждение этому, Роберт буквально
физически ощутил, как его изголодавшийся желудок принялся за работу, а
параллельно с насыщением поднималось и настроение, с трудом отодвигая на
другой план целый набор страхов, которые за эти несколько месяцев успели
плотно укорениться в сознании.
Согласуясь с неведомо когда установленным распорядком, ночная жизнь
окончательно уступила место дневной, забрав с собой все свои кошмары.
Казалось, что все вокруг стало красивее и дружелюбнее. Хотя видимо это
только казалось...
Собрав обратно в походное состояние свое нехитрое имущество, изгой, для
которого не нашлось места нигде больше в галактике, кроме как на Отстойнике,
направился дальше не север.
Учтя случившееся ночью, он держал оружие всегда в постоянной
готовности, даже не ограничившись таким убойным экземпляром, как плазмомет,
пластиковой лентой подвязал к поясу и держатель с импульсником. Джунгли дали
понять, что это не то место, где можно расслабиться и сосредоточить все свое
внимание только на получении удовольствия от жизни. Наоборот, такое
поведение здесь неминуемо каралось, главным судьей и исполнителем в этом
деле была сама матушка Природа. Щедро дарящая направо и налево жизнь, но
затем, видимо осознав пагубность своей неописуемой щедрости, стремящаяся
забрать назад свой бесценный подарок, дав при этом другому существу оттянуть
свой конец на некоторое время.
Без проишедствий прошел второй и третий день пути. Ночлеги он устраивал,
учитывая случившееся с еще большим старанием, налаживая, как и в первую ночь
самострел, но никто больше не приходил к нему в гости и не предпринимал ни
малейшей попытки его сожрать. Все пока складывалось довольно неплохо - никто
не препятствовал ему, никто его не искал и вообще он никого не встретил из
людей, а если не считать визита в первую ночь, то и из животных тоже.
Насекомые конечно в счет не идут. Этого добра он здесь насмотрелся столько,
сколько не видел за все свои предыдущие жизни. Они в основном просто
надоедали, но попадались и такие, которые непременно старались укусить и
настаивали на своем до тех пор, пока их не убивали. Настойчивее, но вместе с
тем и глупее животного Роберту раньше видеть не доводилось.
Да и вообще он раньше с животными дела не имел. Место где он родился,
не располагало к бесконтрольному обитанию каких бы то ни было животных. Это
была затерянная в космосе станция, сделанная из бетона и металла, и каким то
там животным, там просто не было места. Его не хватало даже для людей. Не
смотря на это, Роберт как-то сразу принял такое положение вещей, что во
Вселенной существуют не только металлические переборки, шлюзовые камеры и
скафандры не по размеру. Его мозг с удивительной готовностью принимал как
должное деревья и траву, которых он никогда не видел, голубое небо и вздох
без шлема, будто где-то глубоко в подсознании сохранилась информация о жизни
далеких предков. Может действительно оно так и было.
На пятый день пути заметно стал изменяться окружающий ландшафт.
Непролазных участков попадалось все меньше и меньше, наоборот, все место
занимали старые массивы тропического леса. Деревья, насколько можно было
судить на глаз, поднимались вверх метров на пятьдесят, не меньше, и плотно
сомкнув вверху кроны практически не пропускали свет. Но с этим вполне можно
было мириться. Глаз быстро адаптировался к к таким условиям и сносно видел,
а отсутствие нижнего растительного яруса, гораздо больше радовали душу, чем
непролазные заросли, в которых неизвестно кто прячется замерев перед
прыжком.
По пути стали попадаться отдельные валуны и даже небольшие выходы на
поверхность скальных пород. Бурые, растрескавшиеся камни явно
свидетельствовали о том, что Роберт ушел уже достаточно далеко, и область
материка, в которую он входил, хоть и не много, но все-таки отличается от
той, где его заставляли работать мотыгой и кормили хлебом из опилок. Ровная,
как стол равнина, хоть и поросшая лесом, но равнина, стала постепенно
переходить сначала в еле заметные холмы, но по мере продвижения подъемы
становились все круче, а спуски все опаснее. Выходов скальных пород стало
еще больше и Роберт понял, что он приближается к какой-то горной системе.
Малейшего намека на карту, или на что-то в этом духе у него не было. Можно
было только погадать о роде ожидавших его препятствий.
К концу пятого дня пути, когда Роберт занялся уже привычным для него
делом - поиском места ночлега, по возможности более безопасного, на глаза
ему попался черный провал входа в пещеру, обросший кустарником. Раздвинув
форсункой плазмомета гибкие побеги, стараясь двигаться как можно тише, он
прислушиваясь, вошел в тьму провала. Внутри было тихо, как на кладбище,
только откуда-то издалека, доносилось журчание, похожее на смех ребенка. В
кромешной тьме ничего нельзя было разобрать. Роберт постоял немного у входа,
в надежде, что глаза привыкнут к темноте и он сможет хоть что-то разобрать,
но мрак был такой плотный, что это оказалось тщетным. На ощупь же
пробираться по пещере, где неизвестно кто или что вполне могло устроить себе
логово ему не улыбалось.
Он вышел. Поискав немного вокруг, он насобирал сухих, почти истлевших,
похожих на сделанные из бумаги прутьев, наломал немного более плотных,
высохших веток в прикрывавшем вход кустарнике и связал их живым, гибким
побегом. Получилось некое подобие факела или метлы, кому как нравиться.
Затем он поставил свой плазмомет на минимальную мощность и прицелившись
поджог свое произведение. Сухие, как порох прутики с треском занялись.
С пылающей связкой прутьев в одной руке и плазмометом в другой, Роберт
двинулся на исследование обнаруженного убежища. Низкий у входа свод, после
нескольких метров поднимался на метров восемь - десять, ширина прохода при
этом оставалась такой же. Корявые пласты камня, выступавшие из стен и свода
не оставляли ни каких сомнений в естественном происхождении пещеры. Через
метров десять, проход сворачивал вправо, почти под девяносто градусов.
Роберт заглянул за угол. Колышущееся, казавшееся живым пламя, выхватило у
тьмы все пространство каменного мешка, которым заканчивался проход. Роберт
осторожно двинулся вперед. Вытянутая полость, со сводом метров в десять и
длиной около двадцати, казалась удивительным строением древних, но это
видимо только казалось. Войдя поглубже, Роберт заметил источник странных
звуков, которые так поразили его в самом начале. По тупиковой стене пещеры
струилась вода, вытекая из узкой трещины под сводом. Изломанный свод пещеры
и выступы камня на стенах причудливо коверкали этот звук, превращая его в
нечто, вообще ни на что не похожее. Пройдя с журчанием по стене, вода
уходила в провал, в понижающемся в этом месте полу. Как Роберт не старался
осветить его и посмотреть, что же там дальше, у него ничего не получилось.
Но он был настолько глубоким, что бьющийся в агонии факел, никак не мог
высветить конца этого природного колодца, только блики от преломления света
в струящейся воде заполняли пространство расширяющегося к низу провала, а
дальше свет идти отказывался.
Обнаруженная Робертом пещера была великолепна. Казалось, она специально
приспособлена прятать беглецов. Не смотря на случайность ее возникновения,
если начать сентиментальничать, то могло показаться, что природа проявив
заботу специально о нем сотворила такое надежное убежище, хотя насколько
показывает опыт, специально она ничего не делает. Все зависит только от игры
шалого Случая.
Было удивительно, что такое прекрасное место для устройства логова, не
было занято никаким животным и пустовало. Это легко объяснялось двумя
причинами: либо у представителей местной фауны не было заведено устраивать
себе убежищ, либо таких пещер, как эта было гораздо больше чем требовалось,
и зверье перебирало, выбирая из их числа лучшие. Видимо второе объяснение
располагалось к истине более близко. Вода, струящаяся по глухой стене
пещеры, явно указывала, что без здесь не обошлось, что именно она это все и
соорудила, но утратив былое могущество рушить и уносить прочь камень, сейчас
ласково журчала, намереваясь убаюкать каждого, кто сюда сунется.
Первая ночь на новом месте и последующий за ней день прошел тихо и
спокойно, вроде это были не смертоносные, дикие джунгли, а окультуренный
участок сказочно дорогого курорта. Роберт спал и ел, ел и спал. Организм,
удивленный таким ласковым обращением, не терял времени зря, восстанавливая
нарушенные каторжной работой, скотским обращением и постоянным голодом
