полчаса. И тогда я понимал, каково приходится куску мяса на крюке мясника.
Остальное время я спал и мне снималось, что я уже сдал вступительные
экзамены в Ад. Несколько раз я чувствовал, что падаю и лежу на снегу,
потом огромные руки, причиняя мне боль, поднимали меня с ворчанием, и я
вновь ощущал себя возле огромного измученного тела, продолжающего брести
куда-то.
А потом было еще одно падение, но только какое-то более
окончательное, что ли, чем все остальные. Долгое время я лежал на месте,
дожидаясь смерти. И только немного спустя мне пришло в голову, что
скафандр не позволит мне так легко умереть. Питание и лекарства, которые
позволили бы здоровому человеку благополучно продержаться с год, заставят
помучиться умирающего ненамного меньше. Так что я остаюсь по эту сторону
подземной реки, нравится мне это или нет.
Я открыл глаза, чтобы сказать об этом великану, и увидел его дом,
возвышающийся под сенью огромных деревьев в сотне ярдов от меня. Чтобы
добраться до него, мне понадобилось никак не больше дня. Я проползал по
сотне миль зараз, преодолевая бескрайние пространства, усыпанные битыми
бутылками. Дверь некоторое время сопротивлялась, но, в конце концов, я
навалился на нее всем телом, тогда она отворилась и я ввалился внутрь, на
дощатый пол. После этого мне потребовалось еще вечность, чтобы добраться
до огромного медицинского кабинета, открыть его и вползти туда.
Я успел услышать, как включился диагностический прибор, и ощутить,
как сенсоры задвигались по моему телу. Потом я долго, очень долго не
чувствовал ничего.
На сей раз я очнулся с ясной головой, не испытывая боли, с шиной на
ноге, которая позволяла мне ходить. Я огляделся в поисках хозяина, но
оказалось, что в доме я один. В очаге не было огня, но, несмотря на это, в
доме было тепло. Видимо, когда-то какие-то доброхоты установили здесь
автоматическое отопление на тот случай, если очаг потухнет и великану
станет холодно. На полках я нашел кое-какую снедь и впервые за много дней
опробовал свои челюсти. Жевать было еще больно, но вполне терпимо.
Я включил коммуникатор и уже собирался было поведать Вселенной свою
историю. Но потом вспомнил, что нужно выяснить еще кое-какие подробности.
Я подошел к двери, смутно надеясь увидеть Джонни, разминающегося колкой
дров.
Но все, что я увидел, это приглаженный ветром снег, раскачивающиеся
под ветром деревья и серое небо, низко нависшее над землей, подобно
мокрому холсту. А потом я увидел кое-что еще: продолговатый сугроб на
полпути между домом и опушкой леса.
Хруст снега у меня под ногами почти оглушал в окружающей тишине. Я
шел продолговатому сугробу. Да, он был там. Он лежал на спине, глаза его
были открыты и смотрели в небо сквозь припорошивший их снег. Руки его были
согнуты в локтях, а ладони открыты, так, как будто он держал на руках
ребенка.
Снег, как одеяло покрыл его, будто для того, чтобы согреть во сне.
Собака лежала подле него, замерзнув на своем последнем посту.
Я долго, очень долго смотрел на великана, и слова так и кипели во
мне. Я очень многое хотел бы сказать ему, но для этого требовался голос,
который перенес бы их через пропасть куда более широкую, чем пространство,
туда, куда он ушел.
Поэтому все, что я сказал, было только:
- Ты победил, Джонни. Мы считали себя умниками, но именно ты оказался
человеком, который довел свое дело до конца.
Я нажал кнопку "Передача", готовый дать залп, который потопит Домбека
и его команду, как консервную банку, но потом тихий мудрый голосок
благоразумия начал нашептывать мне в ухо. Прищучить их для меня будет
равносильно самоубийству, причем и после смерти на моем замерзшем лице
будет торжествующая улыбка, а нос будет воинственно выглядывать из могилы.
Может быть, еще был смысл поднимать их на воздух для Джонни Грома его
замерзший рай, особенно если учесть, что они собирались провести меня.
Но я-то был жив, а Джонни был мертв. А тот миллион по-прежнему
дожидался меня. Там, в грузовом отсеке, не осталось ничего такого, чего
нельзя было бы объяснить огромным нехорошим скорпионом, который слегка
пожевал мою ногу.
Джонни будет героем и ему поставят памятник - замечательный памятник,
где-нибудь в таком месте, куда не дотянутся ковши землеройных машин. Я сам
прослежу за этим.
И, в конце концов, я поступил умно и очень-очень хитро. Я сообщил им
то, что они хотели бы услышать от меня: что люди живы и что великан погиб
геройски, как и подобает великану. После этого я стал ждать прибытия
спасательной шлюпки.
Я получил свои деньги. С тех пор я наполовину ушел в отставку. Таким
образом я хочу выразить то, что я для себя решил больше никогда не браться
ни за какие поручения. До самого последнего времени я проводил жизнь,
путешествуя, любуясь видами, отдыхая на роскошных курортах, тратя часть
дохода, причитающегося мне с той кучи денег, которые мне достались.
Я ел и пил, путался с девками и испробовал, кажется, все на свете -
начиная с воздушных лыж и кончая пешими прогулками по дну морскому, но у
меня такое ощущение, что то, что я тщетно пытаюсь найти, я никогда не
найду, как и все остальные бездельники и любители острых ощущений.
Вселенная ведь бесконечна и равнодушна, а маленький человечек все же
не оставляет попыток на подвиг, который позволит ему сравниться со
звездами.
Но в мире, где когда-то жил-был великан, все мы навсегда останемся
пигмеями.
