Кит ЛОМЕР
ЖИЛ-БЫЛ ВЕЛИКАН
На расстоянии в полмиллиона миль Вэнгард был похож на шар из серого
чугуна, полуосвещенный, желтовато-белый на освещенной половине,
угольно-черный на противоположной. Вдоль терминатора тянулась
ржаво-красная полоса. Горные хребты, как непричесанные космы черных волос,
свисали с белых мглистых полюсов, веером расходясь все дальше и дальше в
стороны, в то время как между ними вырастали новые мелкие хребты, образуя
неровную сетку, покрывающую почти всю поверхность планеты, напоминающей
из-за этого тыльную сторону кисти пожилого человека.
Я следил за тем, как изображение на экране становилось все более и
более подробным, до тех пор, пока не появилась возможность сравнить его с
тем, что было у меня на навигационной карте.
Только после этого я сорвал пломбу со своего Y-излучателя и послал в
эфир свой "Мэйдей" - сигнал бедствия.
- Дядюшка-король 629! Всем, всем, всем! Я в опасности! По аварийной
траектории приближаюсь к Р-7985-23-Д, но шансов очень мало. Координаты:
093 плюс 15 при 19-0-8 стандартного! Жду указаний и, если можно,
побыстрее! Все станции, прием!
Я включил автоматический маяк, который тут же принялся выплевывать в
пространство мой призыв по тысяче раз в миллисекунду, а сам тем временем
переключился на прием и выждал 45 секунд. Это как раз столько, сколько
нужно гиперсигналу, чтобы достигнуть излучательной станции возле Кольца-8
и привести его в действие.
Все произошло точно так, как по расписанию. Прошло еще с полминуты, и
моей спины как будто коснулся чей-то холодный палец. Затем голос, который,
казалось, был недоволен тем, что его разбудили, произнес:
- Дядюшка-король 629, с вами говорит Мониторная Станция Зет-448,
качество приема три на три. Вам запрещается, повторяю - запрещается! -
посадка на планету. Доложите подробно о том, что произошло...
- Перестаньте городить чепуху! - довольно-таки резко отозвался я. - Я
скоро поцелуюсь с этим булыжником, и от вас зависит только, насколько
крепок будет этот поцелуй! Сначала посадите меня, а уж бумажными делами мы
займемся потом!
- Вы находитесь в территориальной зоне карантинного мира пятого
класса. Существует официальный навигационный запрет приближаться...
- Довольно умничать, 448! - отрезал я. - 700 часов назад я вылетел с
Доби со спецгрузом на борту! Может, вы думаете, я нарочно выбрал эту дыру
для посадки? Мне нужны технические указания по посадке, и нужны
немедленно!
Теперь снова небольшое ожидание. Мой собеседник, казалось, говорит
уже сквозь зубы:
- Дядюшка-король, передайте данные бортовых систем.
- Непременно, непременно. Но только шевелитесь там побыстрее, - я
постарался придать голосу выражение взволнованности и нажал несколько
кнопок, в результате чего он получил в свое распоряжение данные приборов,
которые будут неопровержимо свидетельствовать, что положение мое еще хуже,
чем я его себе представляю. И в этих данных подделки не было ни на грош. Я
постарался на совесть, чтобы эта посудина поднялась в космос в последний
раз.
- Все в порядке, Дядюшка-король. Вы слишком поздно послали сигнал
бедствия. Теперь вам придется катапультировать груз и действовать в
следующей навигационной последовательности...
- Я же, кажется, ясно сказал: у меня на борту специальный груз! -
заорал я в ответ. - Категория 10! По контракту с медицинской службой Доби!
Я везу 10 анабиозных камер!
- Послушайте, Дядюшка-король, - отозвалась станция. Теперь голос стал
вроде бы менее уверенным. - Я так понимаю, что у вас на борту 10 живых
людей, видимо, пострадавших, и они находятся в анабиозе. Подождите, -
снова пауза. - Да, нелегкую задачу вы мне подкинули, 629, - добавил голос,
став окончательно похож на человеческий.
- Да, - ответил я. - Но все же нужно поспешать. Булыжник-то все ближе
и ближе.
Я сел и принялся слушать, как перешептываются звезды. А в полутора
световых годах от меня привели в действие станционный компьютер, который
тут же принялся пережевывать посланные мною данные и вот-вот выплюнет
ответ. А между тем сообразительный парнишка-дежурный заодно и проверит мою
версию. Это хорошо. Мне того только и надо. Моя легенда непробиваема.
Пассажиры, лежащие в грузовом отсеке, были вахтерами, получившими
тяжелейшие ожоги при взрыве на Доби три месяца назад. Доби был суровым
небольшим мирком, на котором не было почти никаких возможностей для
лечения.
Если я доставлю их в сносном состоянии в медицинский центр на
Республике, то получу 40 тысяч. Предстартовые инспекционные данные, равно
как и маршрут полета были представлены на рассмотрение станции, а из них
следовало, что самой экономичной траекторией была та, что проходила мимо
Вэнгарда, и любой мало-мальски смыслящий оператор проложил бы ее именно
так. Все это следовало из моих данных. Я был абсолютно чист - просто
жертва стечения обстоятельств. Теперь их очередь ходить. И если мои
расчеты хоть чего-то стоили, то сходить они могли только так, как нужно
было мне.
- Дядюшка-король, ваше положение более чем серьезно, - наконец
возвестил мой невидимый консультант. - Но я могу предложить вам приемлемый
вариант спасения. Можно ли отделить ваш грузовой отсек? - он сделал паузу,
словно ожидая ответа, затем продолжал: - Вам нужно снизиться, затем ввести
грузовой отсек в атмосферу на крыльях. После этого у вас останется всего
несколько секунд для того, чтобы оторваться и уйти. - Понятно? А сейчас я
передам вам необходимые данные.
И в память моего корабля полился поток чисел, которые тут же
автоматически записывались и вводились в систему управления.
- 448, вас понял, - ответил я, когда поток информации иссяк. - Но
посудите сами - ведь внизу совершенно дикая местность. А если холодильное
устройство при падении будет повреждено? Может, мне все-таки лучше
остаться и попробовать сесть вместе с грузом?
- Это невозможно, Дядюшка-король! - голос потеплел на несколько
градусов. Ведь как-никак я все же был отважным, хотя и мелким торговцем,
твердо решившим исполнить свой долг до конца, даже если это может для него
плохо кончиться. - Честно говоря, даже то, что вам предложено, -
крайность. И ваш единственный шанс - и вашего груза тоже, кстати, -
неукоснительно соблюдать мои инструкции! - добавлять, что неподчинение
навигационным распоряжениям мониторной станции является настоящим
криминалом, он уж не стал. Да ему это было и ни к чему. Я знал это и
рассчитывал на это.
- Что ж, полагаюсь на вас. На грузовом контейнере имеется
навигационное устройство, - я позволил себе небольшую паузу, без которой
бедному, но честному космическому торговцу с его умственной
медлительностью было просто невозможно придти к простейшему умозаключению,
затем выпалил: - Но послушайте! Сколько времени понадобится вашим парням,
чтобы добраться сюда на вспомогательном судне?
- Оно уже отправлено. Полет займет... что-то около трехсот часов.
- Но ведь это больше двенадцати стандартных дней! А если морозильная
установка разобьется, изоляция не удержит концентрацию кислорода на нужном
уровне! А... - еще одна пауза, необходимая для того, чтобы сформулировать
следующее самоочевидное соображение: - А что же будет со мной? Как же я
сам продержусь там, внизу?
- Давайте сначала окажемся там, внизу, капитан.
Из голоса улетучилась часть симпатии ко мне, правда, небольшая. Даже
герою позволительно проявить небольшую заботу о себе, после того, как он
позаботится о благополучном отходе своих войск.
Разговор продолжался еще некоторое время, но, в принципе, все главное
было уже сказано. Я следовал указаниям, делал то, что мне было сказано, не
более и не менее. Примерно через час все, кто смотрел трехмерные программы
в Секторе, будут знать, что беспомощный госпитальный корабль находится на
поверхности Вэнгарда и жизнь десяти - или одиннадцати, если считать меня -
человек висит на волоске. После этого окончательно проникну сквозь
оборонительные линии своего подопечного, готовый приступить к фазе номер
два.
На высоте десяти тысяч миль появился звук: печальный вой одиноких
молекул воздуха, расщепляемый тысячетонной тушей воздуха престарелого
бродяги-торговца, входящего в атмосферу на слишком большой скорости, под
неправильным углом и без тормозных двигателей. Я принялся наигрывать
мелодию на том, что осталось от рулей высоты, разворачивая корабль хвостом
вперед, приберегая остатки топлива до того момента, когда оно больше всего
пригодится. И когда я и мой корабль достигли точки, которая мне была
нужна, мне оставалось осилить всего-навсего восемь тысяч миль гравитации.
Я еще раз сверился с пультом управления, прикидывая будущий район посадки,
а тем временем корабль двигался и бился подо мной, издавая стоны и
рычание, как дикий зверь, которого ранили в брюхо.
На высоте двести миль включились главные двигатели, и вся кабина
осветилась мерцающим красным светом, появившимся у меня в глазах.
Я почувствовал себя жабой, угодившей под сапог.
Это продолжалось достаточно долго, так что я успел отключиться и
вновь придти в себя раз шесть, не меньше. Затем внезапно корабль перешел в
свободное падение, и у меня в запасе оставались уже считанные минуты,
вернее, даже секунды.
Положить руку на рычаг катапультирования грузового отсека оказалось
ничуть не труднее, чем, скажем, поднять наковальню по веревочной лестнице.
Я почувствовал толчок, возвестивший, что грузовой отсек отделился от
корабля. После этого я занял соответствующее положение, опустил
противоударное устройство и набрал полную грудь затхлого корабельного
воздуха. Палец мой коснулся кнопки катапультирования пилота. Тотчас же
прямо по голове меня ударил десятитонный пыльный мешок, и я провалился в
мир иной.
Я медленно всплыл на поверхность бескрайнего черного океана, где
дурные сны начали медленно отступать, и им на смену пришли чуть окрашенные
светом размытые картины полубессознательности, так что я успел заметить
похожие на акульи зубы горы, окружающие меня со всех сторон.
Вершины их были укутаны вечными снегами, и бесконечные ряды гор
исчезали за далеким горизонтом.
Потом я, должно быть, снова отключился, потому что в следующий момент
я увидел перед собой только один пик, несущийся мне навстречу, как
взбесившаяся волна. Когда я очнулся в третий раз, я уже стремительно
спускался на парашюте, несясь к чему-то, что было похоже на широкое поле
застывшей лавы. Потом я разобрал, что это листва, темно-зеленая, густая,
стремительно надвигающаяся. Времени у меня на этот раз хватило только на
то, чтобы заметить, как засветился зеленым светом сигнал пеленгатора
грузового отсека, возвещая, что груз приземлился целым и невредимым. И тут
в глазах у меня снова померкло.
Когда я очнулся, мне было холодно. Это было первое мое сознательное
ощущение. Вторым была головная боль. А вообще-то болело все тело.
Некоторое время я составлял в уме завещание, по которому единственным моим
наследником становилось общество эвтаназии, потом выпутался из креплений,
раскрыл капсулу и выполз в то, что любитель прогулок назвал бы живительным
горным воздухом. Я сверил все мои боли и неприятные ощущения и понял, что
кости и суставы целы.
Тогда я включил термостат своего скафандра на обогрев и почувствовал,
что тепло мало-помалу просачивается в тело.
Я стоял на сосновых иглах, если только бывают сосновые иглы трех
футов в длину и толщиной с палочку для помешивания коктейлей. Иглы
