разие, когда сам Антон Свенссон, церковный служка, устраивает пир!
И он тоже вышел на заснеженный двор. Уже начало смеркаться, а легкий
снежок все продолжать падать. Никто не обратил на папу Эмиля ни малейше-
го внимания. Все только горланили и смеялись. А хуже всех вела себя Ли-
на. Ну и, понятно, Эмиль. Он швырялся снегом во все стороны, так что ка-
залось, будто вьюга метет. Внезапно он так сильно и метко запустил снеж-
ком в окошко овчарни, что раздался страшный звон: стекло разлетелось на
мелкие осколки.
- Э-э-э-миль! - закричал тут же его папа.
Но Эмиль ничего не видел и не слышал.
И тут вдруг папа тоже получил сильный и меткий удар. Это невозможно
себе даже представить: снежок попал прямо в разинутый рот папы Эмиля. А
Эмиль этого даже не заметил.
До чего же жалко было церковного служку из Каттхульта! Он не мог
больше кричать на Эмиля и не мог призвать к ответу Лину, хотя и то, и
другое было крайне необходимо. Единственное, что мог выдавить из себя
папа, было:
- Эх-эх-эх!
Что ему, бедняге, делать? Учительница заметила его, когда он промчал-
ся мимо нее, и радостно закричала:
- Ой, как хорошо! Батюшка Антон тоже хочет поиграть с нами в снежки?!
Тогда совершенно обезумевший папа Эмиля быстро юркнул в столярную и
там попытался вытащить снежок изо рта. Но ничего не получилось! Снежок
застрял во рту, как пушечное ядро. Снежки-то Эмиль лепил крепкие!
"Ладно, буду стоять здесь как чучело, пока он не растает", - подумал
папа Эмиля, кипя от злости.
Но в это время мимо пробегал в снежной круговерти Эмиль, и он заметил
вдруг отца.
- А, папа! Почему ты тут стоишь? - спросил Эмиль.
- Эх-эх-эх, - прокряхтел его папа.
- Что с тобой? - удивился Эмиль. - Ты никак заболел?
Тут папа Эмиля, схватив сынишку за воротник, швырнул его в столярную.
И, издав последний кровожадный вопль: "Эх-эх-эх!" - он заложил дверь на
засов, оставив Эмиля один на один с самим собой - осознавать, что натво-
рил он на этот раз.
Папа же Эмиля, окончательно измученный залетевшим ему в рот снежком и
нуждаясь хоть в какой-нибудь помощи и утешении, пробрался окольным путем
на кухню.
Мама Эмиля стояла у плиты среди котелков и сковородок и готовила соус
для телячьего жаркого. А услыхав, что дверь за ее спиной отворилась,
она, конечно же, решила, что явилась Лина. Она повернула голову, чтобы
сказать служанке пару теплых слов. Но на пороге стояла вовсе не Лина.
Угадай, закричала ли мама Эмиля от ужаса, увидев в дверях привидение?
Да, ясное дело, это было привидение, с вытаращенными глазами и разинутой
пастью, в которой светилось что-то страшно белое! О, как безумно стонало
это привидение:
- Эх-эх-эх!
Мама Эмиля испугалась так, что вся тоже побелела. Но потом-то она
увидела, кто это! Это был ее Антон, и никто иной!
Он беспомощно тыкал пальцем в то, что торчало у него во рту. И когда
мама Эмиля поняла, что это - снежок, она разразилась диким хохотом.
- Старый ты дурень! Играть в снежки, как мальчишка! Совсем, что ли,
рехнулся?
Но в ответ раздалось лишь "Эх-эх-эх! ", звучавшее с такой угрозой,
что она не решилась больше вымолвить ни слова.
Между тем Эмиль сидел в столярной. Там было уже довольно темно, и он
не мог вырезать деревянного старичка, как он обычно делал после очеред-
ной проделки.
"Ничего, я вырежу его завтра!" - подумал он.
Эмиль оглядел всех своих старичков, которые теснились на полке. Их
было теперь уже несколько сотен, а новые появлялись один за другим по
мере того, как Эмиль совершал свои новые проделки.
Были такие люди, которые охотно купили бы некоторых его старичков.
Например, пастор. А одна богатая дама из Виммербю пыталась выторговать
всю его коллекцию. Но Эмиль не желал ничего продавать. К тому же Альфред
советовал ему сохранить своих старичков, пока Эмиль не станет взрослым.
- Подаришь их своим детям, если у тебя будут хоть какие ни на есть, -
посоветовал Альфред.
- Ясное дело, будут, это точно, - заверил его Эмиль.
Теперь, сидя в столярной, он страшно радовался своим старичкам. Но
вдруг неожиданно явилась маленькая Ида и выпустила его на свободу.
- Пора обедать, - сказала маленькая Ида.
Да, и вправду, пора обедать! Пора наесться до посинения. Сначала гос-
тей ожидал огромный шведский стол со множеством сортов селедки и колбас,
солений и варений, и омлетов, и прочих лакомых блюд. Затем телячье жар-
кое с картофелем и сливочным соусом, а под конец сырная лепешка с вишне-
вым вареньем и взбитыми сливками.
Первой на всех пирах накладывала себе еду жена пастора. Так поступила
она и на этот раз. А затем уже другие леннебержцы налетели на стол, как
стая голодных ворон.
Все ели и ели без конца, ели так, что можно было задохнуться или лоп-
нуть. А потом они просто сидели за столом, отяжелевшие и неподвижные,
почти не в состоянии разговаривать друг с Другом.
Однако учительнице это было не по душе. Теперь ей захотелось, чтобы
все играли в разные игры.
- И никому не удастся улизнуть! - заявила она. - Все должны участво-
вать в игре!
Потому что это хорошо, когда родители играют со своими детьми. Да,
это, по правде говоря, просто необходимо, уверяла она.
И она в самом деле заставила всех плясать вокруг елки. Даже солидные
старики-крестьяне и толстые матушки-крестьянки бегали, согнувшись, вок-
руг елки и пели так, что просто гром гремел:
Виппен-типпен пек лепешки,
Пек лепешки я,
Собралась у нас в пекарне
Целая семья.
Мама Эмиля также отплясывала живо и в свое удовольствие. Потому что
раз уж так необходимо играть со своими детьми, она хотела, в самом деле,
сделать все, что в ее силах. Папа Эмиля не плясал. Но он стоял там и
смотрел на пляшущих, и вид у него был очень довольный. Частично оттого,
что он с помощью мамы Эмиля и небольшого количества теплой воды освобо-
дился от злосчастного снежка. А частично оттого, что гости его так радо-
вались и были так оживлены.
Но настоящее веселье было еще впереди. Потому что, когда все напляса-
лись вволю, учительница решила, что теперь, пока они отдыхают, им надо
играть сидя. Она знает одну такую игру - очень веселую, сказала учи-
тельница. Игра называлась: "Поеду в город и раздобуду себе женишка!" А
теперь все должны научиться, как играть в эту игру.
- Сядь сюда, Лина! - пригласила служанку учительница, показав на
стул, поставленный ею посреди горницы.
Лина не знала, что из этого получится, но уселась, хихикая, на стул,
как ей и велели.
И тогда учительница сказала:
- Теперь говори: "Поеду в город и раздобуду себе женишка! "
Лина еще громче захихикала, но послушно повторила эти слова. И пос-
мотрела на Альфреда, сидевшего в углу.
Тут Альфред поднялся.
- Пожалуй, надо мне сходить на скотный двор, посмотреть, что там и
как, - произнес он.
И мигом, не успели оглянуться, как он уже скрылся за дверью, да, да!
Он боялся, что попадется! И все-таки он и не подозревал, какая это ко-
варная игра.
Учительница достала откуда-то старую меховую шапку и нахлобучила ее
Лине на глаза. Для того, чтобы Лина вообще ничего не видела.
- Итак, - сказала учительница, - ты была в городе и раздобыла себе
женишка!
И она показала пальцем на пастора. Подумать только, как она посмела!
- Это он? - спросила учительница.
- Откуда мне знать? - отчаянно прыснула со смеху Лина прямо в шапку.
- Ты должна сказать "да" или "нет", - рассердилась учительница. - Я
буду тыкать пальцем во всех этих господ подряд, и одному из них ты долж-
на сказать "да"!
Тут она показала пальцем на торпаря из Кроки.
- Это он? - спросила учительница.
И Лина тотчас же попалась на удочку и в неразумии своем сказала "да".
Тогда учительница стащила с нее шапку и сказала, что теперь Лина
должна подойти и поцеловать торпаря из Кроки.
- Никогда в жизни! - заявила Лина.
- Тогда тебе придется заплатить штраф в десять эре, чтобы откупиться,
- возразила учительница. - Такая уж это игра!
Но папе Эмиля игра пришлась не по вкусу:
- Никогда ничего подобного не слышал! - возмутился он. - И это таким
вот дурацким фокусам обучают у вас в школе?!
Но все, кто был на пиру, сочли игру очень веселой. Теперь абсолютно
все до единого желали видеть, как Лина целует торпаря из Кроки. Да, да,
ведь у нее не было десятиэровой монетки, чтобы откупиться.
- Была не была, - решилась Лина и отпустила поцелуй с такой быстро-
той, что он никому не доставил радости, и меньше всех - торпарю из Кро-
ки.
Но в дальнейшем дело пошло куда лучше. Потому что началось то, что в
дальнейшем во все времена стало называться в округе "великий поцелуйный
пир в Каттхульте".
- Все должны участвовать в игре! - снова заявила учительница, и все
целовались и были счастливы. Но когда подошла очередь пастора, папа Эми-
ля аж весь затрясся, не слишком ли далеко зашла вся эта игра? А вооб-
ще-то пастору выпало на долю поцеловать маму Эмиля.
Но он всего-навсего взял ее руку и поцеловал так учтиво и благородно,
что мама Эмиля почувствовала себя чуть ли не королевой.
А потом меховую шапку нахлобучили на глаза торпарю из Кроки.
- Я поехал в город раздобыть себе невесту, - с глубокой надеждой и
ожиданием сказал он.
Но, стянув с себя шапку и увидев, что ему надо поцеловать пасторшу,
он решительно заявил:
- Ну уж нет, плачу сколько угодно, только чтоб откупиться!
Какие злые слова! Потому что даже самые-пресамые уродливые и чрезмер-
но толстые пасторши расстраиваются, если кто-нибудь так говорит.
Учительница, конечно, тоже расстроилась, когда торпарь из Кроки так
опозорил жену пастора. Но она попыталась сделать вид, что его попытка
откупиться пришлась весьма кстати.
- Понятно, милый батюшка из Кроки думает о бедняках из богадельни! -
нашлась учительница. - Надеюсь, что многие здесь заплатят штраф, и тогда
у нас будет немного денег на табачок и кофе для бедняков.
Больно дошлая была эта учительница!
Но игра продолжалась, и все, особенно молодые парни и девушки, были
страшно довольны ею.
Под конец настала очередь Эмиля нахлобучить на глаза шапку.
- Я поехал в город раздобыть себе невесту! - задорно сказал он.
Но когда учительница указала ему на нескольких девочек, а Эмиль
только и повторял все время "нет", она взяла да и указала ему на пастор-
шу.
- Это она? - спросила учительница.
- Да, вот эта как раз по мне! - ответил Эмиль.
Тут все начали громко хохотать, а когда Эмиль сорвал с себя шапку, он
понял - почему. Наверно, они думали: "Это ж надо рехнуться, ему в невес-
ты - пасторшу, нет, это слишком! " А вообще-то, может, они думали, что
пасторша вообще уже никому в невесты не годится. Наверное, она и сама
так думала, поскольку лицо у нее было багрово-красное, а вид такой, буд-
то ей стыдно.
- Вон оно как... - протянул Эмиль.
Он медленно подошел к пасторше и стал прямо перед ней; видно было,
что он чуть колеблется. А гости так и покатывались с хохоту, им было
жутко смешно. Но никто бы не сказал, что пасторше это пришлось по душе,
да и пастору тоже.
- Бедный Эмиль! - пожалела мальчика жена пастора. - Разве у тебя нет
десяти эре, чтобы откупиться от меня?
- Ясное дело, есть! - заявил Эмиль. - Но я и не подумаю откупаться!
И мигом вскарабкался на колени к пасторше.
Тут все даже икнули от удивления: что это с мальчишкой, никак чокнул-
ся?
Но Эмиль сидел как ни в чем не бывало. Он ласково посмотрел пасторше
в глаза, а потом вдруг обнял ее за шею и крепко поцеловал восемь раз
подряд.
Тут снова раздался взрыв хохота - еще громче, чем прежде. Но Эмиль
спокойно сполз с колен пасторши - он нацеловался всласть.
- Нечего жадничать! - заявил он. - Раз у меня теперь есть невеста,
значит, есть! Никуда не денется!
- Хи-хи-хи! - надрывался торпарь из Кроки, хлопая себя по коленям. Да
