ниже и, повернувшись, почти ткнулся лицом в обтянутые ажурными чулками
колени. Девушка быстро оглядела свои ноги, насмешливо взглянула на Гурова,
как бы спрашивая: "Здорово, верно?"
Уши у Левы уже пылали, всегда начиналось с них. Конюх Коля о чем-то
шептался с двумя подошедшими ребятами. Вторая девушка была мягкая и
женственная, сидела, свободно откинувшись, полулежала, вытянув ноги. У нее
были каштановые длинные ухоженные волосы, девушка смотрела на Леву
неприятно равнодушно и цинично. Сдерживая зевок, девушка отвела взгляд и,
видимо, на какой-то знак Александра Александровича, ведь больше сзади
Гурова никого не было, капризно надула губы и, лениво выговаривая слова,
спросила:
- Простите, вы что-то сказали?
В некоторых случаях Лева умел быть злым и решительным. Он легко
поднялся, поклонился Александру Александровичу, который тоже встал,
пытаясь удержать Гурова.
- Благодарю, очень приятно было познакомиться, - сказал Лева, не
подчеркивая, однако и не скрывая насмешки. - Всего доброго, - поклонившись
девушкам, он вышел из ложи.
Он действовал импульсивно, не отдавая себе отчета, почему так резко
распрощался и ушел. Ему не понравилась атмосфера в компании.
Остался один заезд. Интересно, Григорьева еще на конюшне? Хорошо бы
ее застать. Гуров шел быстро, почти бежал, однако конюх Коля догнал его,
остановил и, задыхаясь, спросил:
- Ты чего? Обиделся, что ли?
- Я? - Гуров сделал шаг назад, оглядел Колю. Хорош. Джинсы, замшевая
курточка, фирменная рубашечка. Он взял растерявшегося конюха за лацкан,
взял грубо, а заговорил очень мягко. - Старайтесь быть вежливым, Коля.
Старайтесь, вежливость вам в жизни не повредит. - Лева вновь торопливо
зашагал к конюшне.
Коля трусил рядом, торопливо говорил:
- Извините, не хотел обидеть, думал, можно по-простому. Поймите, Лев,
простите, не знаю вашего отчества, у нас не разрешают ходить на трибуны.
Нина Петровна может меня выгнать.
Лева понял, что конюх не отстанет, хотел спросить: зачем же ты меня
окликнул? Я шел и не видел тебя. Лева не спросил, остановился, вздохнув,
медленно произнес:
- Идите, Коля. Идите, я даже в школе не ябедничал.
Коля отстал, Гуров прибавил шагу и вскоре оказался у конюшни.
Навстречу шли три женщины и Рогозин. Плотная, однако стройная молодая
женщина с русыми коротко стриженными волосами строго спросила у Гурова:
- Вы где были? - лишь по голосу Лева узнал Григорьеву. - Не
расслышали? Я спрашиваю, где вы были?
- На трибунах, - ответил Лева, совершенно не понимая, почему
отчитывается.
- Я вас прошу, - приказным тоном сказала Нина, повернулась к
спутникам. - Минуту, - и пошла назад к конюшне, не сомневаясь, что Гуров
идет следом. Он действительно шел. - Я вас прошу, - входя на конюшню,
повторила наездница. - Либо здесь, либо там.
- Меня интересуют не только лошади, но и люди, - Гуров остановился у
стойла Гладиатора, Нина прошла дальше одна, повернулась и громко
повторила:
- Либо здесь, либо там. Вы наверняка достаточно побывали на трибунах,
- она остановилась у висевшего на стене ящика, где в разных
отделениях-ячейках лежали подковы, персональные для каждой лошади.
Тоненькие точеные подковы, согнуть такую, пожалуй, сумеет любой мужчина.
Нина придирчиво оглядывала какую-то пару, Лева подошел и спросил:
- Простите, Нина, почему вы считаете для себя возможным разговаривать
со мной в подобном тоне?
Нина резко повернулась, тряхнула влажными волосами, нахмурилась.
Гуров смотрел сверху вниз, смотрел твердо, он знал, что, если сейчас
проиграет, его выставят с конюшни. Ведь ей легко и просто зайти в дирекцию
и попросить перевести писателя в другое тренотделение. Гуров чувствовал:
чаша весов колеблется, сейчас Нина ответит, ответ станет окончательным.
- Нехорошо, - добавил Лева, и его чаша перетянула.
"Нехорошо". Лева любил это слово, часто им пользовался. Простое,
мягкое, оно, никого не обижая, касалось чего-то сокровенного, возвращало в
детство. Лева часто наблюдал, как люди, не реагировавшие ни на какие
слова, услышав, что поступают нехорошо, вспыхивали, смущались, пытались
объяснить, что жизнь штука сложная, затем понимали, что прячутся за слова.
Нехорошо.
- Писатель. Психолог, - Нина наклонилась к подковам, вновь
выпрямилась, подняла голову. Она доставала Леве лишь до плеча. - Я вас
очень прошу: в тот день, когда вы работаете на конюшне, не ходите на
трибуны. Хорошо? Выберите для этого, пожалуйста, другой день.
- Постараюсь, - уклончиво ответил Гуров, заговорщицки глядя на руки
наездницы, которые перебирали подковы Лева вспомнил, как она держала
лошадь. Натянутые вожжи, натянутые вожжи - и так день за днем, день за
днем. Какая же сила должна развиться в руках у молодой женщины? Как ловко
она держит подкову, а ведь она лишь в передней части округлая, а концы у
подковы острые. Лева вспомнил строчки из заключения экспертизы: "Удар
нанесен острым металлическим предметом. Удар был очень сильным, и
маловероятно, что его могла нанести женщина".
- Смотря какая женщина, как вы считаете, Нина Петровна? - неожиданно
спросил Гуров.
- Вы о чем? - Нина все возилась с подковами, и Гуров незаметно взял
одну из подков, сунул в карман.
- Не понимаю, о чем вы? - Нина бросила подковы, отложив свои заботы,
смотрела на Леву, ждала ответа.
- Вы очень меняетесь, когда снимаете свою рабочую форму. - Лева был
уверен протяни он руку, тотчас получит полновесную затрещину. Он стоял не
двигаясь, как это делает каждый, входя в чужой сад, где к нему подбегает
здоровенная овчарка.
Нина немного оттаяла и с сарказмом спросила:
- Начнете ухаживать?
- Обязательно, как я могу устоять? - чистосердечно ответил Лева.
- Ну, ну! - Нина рассмеялась, направилась к выходу. - Я люблю розы,
только обязательно на длинном стебле, шашлыки и кататься на такси.
- Запомнил, - ответил Лева. - Вас подвезти?
- Спасибо, - ответила Нина, направляясь к ожидавшим ее подругам.
Гуров остался у конюшни, хотел было туда вернуться, но ему преградил
дорогу седой старик с ведрами в руках. Старика этого Гуров раньше никогда
не видел на конюшне.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Кирилл Петрович оказался фотокорреспондентом журнала. В прошлом году
он делал фоторепортаж с ипподрома. Стало ясно, откуда Александр
Александрович его знает. Лева составил список всех сотрудников журнала,
выучил имена, отчества и фамилии, как дети учат иностранные слова. Была
суббота, познакомиться с сотрудниками было невозможно. Заучив имена,
отчества, фамилии и должности сотрудников редакции, Лева спрятал список и
вытащил из сейфа справки, рапорта - в общем, все материалы, которые
раздобыли братья Птицыны, изучая личную жизнь покойного наездника Бориса
Алексеевича Логинова.
Некоторые полагают, что сотрудники уголовного розыска с удовольствием
работают без выходных. Это несколько не соответствует действительности. В
субботу и воскресенье люди идут на работу лишь в случае необходимости,
причем крайне неохотно.
Однако бега состоятся в воскресенье. Следует подготовиться, поэтому
Лева в субботу загорал в кабинете, а не на пляже.
Материал на Логинова не представлял ни малейшего оперативного
интереса. Воевал, два ордена, четыре медали, затем двадцать семь лет
работал на ипподроме. Тридцать восемь различных наград и семь выговоров,
последние три за появление на работе в нетрезвом виде.
Жил Логинов в маленькой двухкомнатной скромно обставленной квартире,
жильцами дома характеризовался как исключительно скромный, порядочный
человек. Бывало, у него занимали, реже он занимал деньги, суммы все
незначительные - десять, двадцать рублей. После смерти жены жил одиноко,
изредка сестра зайдет. Порой Логинов не приходил ночевать - болел ночной
конюх, и старый наездник дежурил за него.
Все материалы аккуратно подшиты и пронумерованы, сверху приложена
записка: "Левушка, ты на правильном пути. Ты кузнец нашего общего счастья,
честь, знамя, светоч группы. Долгих лет жизни и удачи. Твои верные
подданные братья Птичкины. P.S. Лева, это хорошо или нехорошо?"
Издеваются, черти. На песочке сейчас нежатся. Нет, скорее свою
любимую клубнику на даче собрали, сидят в качалках, выбирают из блюдечка
сначала какие похуже, самые сочные оставляют под конец. Хорошо.
"Кузнец и светоч" отложил бумаги, повертел в руке подкову, которую
взял вчера на конюшне.
Нина Григорьева, молодые наездники Василий Жуков и Петр Семин, конюхи
- Михаил Яковлевич Рогозин и губошлеп Коля. Один из них либо убийца, либо
пособник. С наездниками Лева еще не познакомился, сказать о них ничего не
мог. Коля робок и добродушен, убийцей, конечно, быть не может, а в
пособники умный преступник такого парня не возьмет. Нина и старый Рогозин.
Рогозин? Что он, Лева Гуров, знает о старом конюхе? Мало, до смешного
мало. С него и следует начать, изучить, понять, разобраться в его
психологии. Нет, начать следует с мотива преступления. Мотив даст
возможность определить психологическую модель личности преступника. А это
чуть ли не больше, чем словесный портрет. Тогда ненужное отпадет,
останется один, максимум два человека.
Итак, мотив.
Убийство с целью обогащения, видимо, отпадает, так как ни денег, ни
иных ценностей у Логинова не было. Убивать из мести? За что? Женщина?
Несерьезно. Логинов обманул убийцу, нанес ему ущерб? Возможно.
Лева составил список подозреваемых, отнес в картотеку, вернулся в
кабинет и задумался о Нине Григорьевой. Двадцать восемь лет, наверное,
замужем была. Почему была? Нет, сейчас точно незамужняя, чувствуется в ней
свобода и независимость. Жены, они все с сумками, пакетами, вечно домой
торопятся, озабоченные.
За что Нина могла мстить Логинову? Мотив? В своих рассуждениях Лева,
описав окружность, вернулся к отправной точке, взял подкову, покрутил,
приложил к виску, она оказалась холодной. В понедельник Лева отнесет
подкову экспертам. Категорического заключения: мол, таким и только таким
предметом нанесли смертельный удар, конечно, он не получит. А вот в
следующей формулировке Лева не сомневался: "Рассмотрев... сравнив...
тщательно исследовав... удар мог быть нанесен острым концом конской
подковы".
Лева положил подкову на стол, все свои рассуждения расставил по
местам.
Удобное место конюшня, ситуация предельно подходящая. Время убийства?
Идут интереснейшие заезды, все свободные от работы наездники и конюхи
находятся в трехстах метрах, на кругу. Вновь Лева представил: длинные
белые здания конюшен, ленивые собаки, пропасть собак. У тренотделения.
Григорьевой никого, но от соседних конюшен участвовало в последних
заездах, если верить воскресной программе, восемь лошадей. Значит,
шестнадцать раз пробежали конюхи и шестнадцать раз проехали наездники.
Графика никакого составлять не стоит, непрерывное движение прямо мимо
ворот, через которые надо войти, а затем и выйти. Страшно, очень страшно,
как же он рискнул? Неужели нет лучшего времени, чем с семнадцати до
девятнадцати? Уйма. Такого времени уйма. Любой день, когда нет
соревнований. Сколько он, Лева, бродил по конюшне, и никто не обращал на
него внимания.
Рассуждая о времени преступления, Лева натолкнулся на вопрос, который
у любого здравомыслящего сыщика должен возникнуть едва ли не первым:
Почему Логинова убили в праздничный шумный день чуть ли не на глазах у
