- Не надо. Мне помогать не надо, - раздраженно ответил Рогозин, почти
крикнул, воткнул вилы и ушел в темноту конюшни. Леве казалось, что оттуда,
из темноты, стекла очков сердито поблескивали в его сторону. Рогозин
переживает смерть Логинова? Они были ровесниками. Присутствовал Рогозин
сегодня на похоронах или нет? И ему, Гурову, не мешало бы сходить. Шляпа.
Первое самостоятельное дело, надо работать, он же топчется здесь без
толку.
- Молодец. Только что ты на дорожке выделывал? - к конюшне подъехала
на взмыленной лошади Григорьева. - И чеку порвал зачем? И что это за
лошадь такая несуразная? Стой, говорю.
Коля уже выпрягал, излишне суетился, сиял веснушками. Нина пыталась
сохранять серьезность, однако улыбка светилась в глазах.
- Молодец, Нинок! - крикнул, направляясь в соседнюю конюшню тоже на
взмыленной лошади, наездник. Гуров услышал, как он говорил своему конюху:
- Как выиграла, как выиграла, стерва.
- Так ведь дочка Петра Степановича, - распрягая, отвечал конюх. -
Кровь одна. Династия.
А Нина, присев у ворот конюшни на какой-то ржавый каркас,
прихлебывала из пакета молоко в смотрела, как Коля и Рогозин запрягают
гнедую кобылу. Лошадь перебирала ногами, казалось, ей доставляют
удовольствие многочисленные ремни, железный мундштук она взяла охотно, при
этом все время косилась на Нину, отлично понимая, что эти двое сейчас
уйдут, а Нина сядет сзади, возьмет вожжи и хлыст.
- Нина Петровна, - уныло заговорил Коля, и Гуров понял, что конюх
сейчас начнет просить. - Нина Петровна, - повторял он еще протяжнее,
поглаживая лошадь и выглядывая из-за нее, как из засады.
- Да черт с тобой, делай, как желаешь, - Нина смяла пустой пакет,
вытерла ладонью лицо и взяла у Рогозина вожжи. - Балуешь парня, Михалыч.
Он же этого абсолютно, - произнесла она длинно, нараспев, - не стоит.
Только она отъехала, как Коля обратился к Рогозину:
- Классный мастер, скажи! Как Алмаза привела?
- Топай, топай. Связал Алмаза с Верочкой? - Рогозин взглянул в
сторону ипподрома. - Может приехать, вполне может, - пробормотал он и ушел
в глубь конюшни.
Коля через приятелей поставил деньги, хотя работникам конюшни играть
категорически запрещалось. Он поставил на дубль Алмаз-Виринея. На Алмазе
Григорьева выиграла, теперь Колин успех зависел от резвости Верочки и
мастерства наездницы. Конюх стряхнул с себя ковбойку, направился к крану и
только сейчас заметил Гурова. Смотрел на него долго, решая, слышал или
нет, коли слышал, то понял ли? Гуров спокойно выдержал взгляд конюха,
открыл блокнот и записал: "Конюх Коля играет".
- Пишешь? - Коля начал мыться, брызгаясь и фыркая, продолжал: - На
час раньше ухожу, а разговоров-то, будто Михалыч один Верочку не примет и
не умоет. Последняя от нас пошла, понял? Так ты зря тут стоишь.
- А бега еще не кончаются? - спросил Гуров.
- Шесть заездов осталось.
- Строгая у вас начальница, - поддерживая разговор, сказал Гуров. -
Наверно, при Логинове легче жилось?
Коля сосредоточенно мылся, Гуров решил уже, не дождавшись ответа,
идти на круг, когда конюх прополоскал рот и сказал:
- Я у него не работал, пришел, уже эта заправляла, - взглянув на
Гурова, он неожиданно рассмеялся и подмигнул. - А ведь кто-то ее... а?
Целует кто-то, говорю, а?
- Думаю, что это неинтересно, - ответил Лева. Ему не понравился такой
оборот разговора.
- Чего? Нинка не интересна? - Коля поперхнулся от возмущения. - Ты
чего понимаешь, писатель? - Со стороны поля донеслись частые удары гонга,
Коля плюнул Гурову под ноги и убежал внутрь конюшни.
Гуров пошел к трибунам. Он один пересекал широкое поле, казалось, все
зрители только на него и смотрят. Наконец поле кончилось, у калитки стояла
женщина с повязкой, Лева представил, как бы на его месте поступили
Птицыны, и вместо уже почти слетавших с языка: "Здравствуйте, извините,
пожалуйста", коротко обронил: "Пресса" - и прошел на трибуны. Они
напоминали трибуны стадиона, только публика здесь в основном не сидела, а
стояла, ходила, даже бегала. Под ногами - настил брошенных билетов
тотализатора. Совсем недавно все эти картонные квадратики были рублями.
Гуров выбрал одиноко стоявшего мужчину, который нетерпеливо поглядывал на
электрическое табло, и, протянув пачку сигарет, сказал:
- Простите, пожалуйста, у вас спички не найдется?
Мужчина взял сигарету, чиркнул зажигалкой, они закурили.
- Простите, я в первый раз...
- Молодец, и не ходи сюда, - перебил Гурова мужчина. - Дурачково
поле. Помнишь, Буратино золотые закапывал?
- Кот Базилио, лиса Алиса. Помню, - Лева рассмеялся.
- По кругу ездят коты и лисы, а мы здесь деньги закапываем и ждем.
- Я не играю, - сказал Гуров.
- Молодец, - ответил мужчина, не сводя глаз с электрического табло.
Наконец там появились цифры, мужчина выругался. - За Нину полтора
целковых, - он показал Леве несколько билетов. - Играл ее пятеркой.
- Теперь семь пятьдесят получите?
Мужчина вздохнул и отвернулся, воспользовавшись случаем, Лева
выбросил сигарету. Неожиданно мужчина схватил его за рукав.
- В первый раз здесь? Не играл никогда? - Лева кивнул, мужчина сунул
ему мятую, исчерканную карандашом программу. - Кто в следующем заезде
выиграет?
Лева растерянно перелистнул программку, догадался, что прошел
седьмой, значит, нужен восьмой заезд. Десять лошадей, указаны наездники,
какие-то цифры. Лева понимал, что мужчина верит в счастье новичка, и
выбрал кобылу с красивым именем Лесная Бабочка. Мужчина вздохнул и лишь
махнул на Леву рукой, затем долго рассматривал программку и свои записи,
сходил к кассам, сделал ставку и вернулся. Лева за это время съел пирожок
с неизвестной начинкой. Мужчину, как выяснилось, звали Сеня, о бегах знал
абсолютно все. Не глядя в программку, Сеня без запинки называл отца и мать
любого рысака, знал, из какого рысак тренотделения. Он с гордостью
сообщил, что посещает "дурачково поле" (иначе ипподром он не называл)
третий десяток лет.
На табло появились новые цифры: семь и три, напротив - двенадцать.
Сеня дал пояснения: Алмаз ехал под седьмым номером, Верочка под третьим,
выиграла комбинация семь - три, двенадцать - сумма выигрыша.
- Простите, я вам надоел, возможно, - Лева виновато улыбнулся. - Как
же могло получиться, что в прошлое воскресенье, мне здесь рассказали, за
Гладиатора в одинаре три рубля платили? Он же известный жеребец. Дербист и
рекордист. Почему на него не ставили?
- Смысла нет, - ответил Сеня. - Если все на одну лошадь ставят,
выигрывает лишь ипподром.
- Однако платили три за рубль, - рассуждал Лева. - Сколько же людей
против него играло?
- Ну, лишнего не заплатят, дорогой, - уверенно ответил Сеня. Услышав
частые звуки гонга, сзывающего лошадей на старт, он повернулся к Леве
спиной, смотрел, как лошади по двум бровкам друг за другом медленно
направились к старту, развернулись к стартовым столбам. Перед лошадьми
ехал "Москвич", сзади у него были развернуты как бы самолетные крылья,
которые удерживали лошадей в одной шеренге. "Москвич" разогнался, убрал
свои крылья, раздался гонг, лошади понеслись. Лева хотел еще поговорить с
новым приятелем, однако Сеню сейчас ничто не могло отвлечь от бега.
Лева взглянул на "великого лошадника" Сеню, решив вернуться к их
разговору несколько позже. Он чувствовал, что получил ценную информацию,
обрабатывать ее следует в спокойной обстановке.
Он шел под трибунами, вдоль ограды, решил подняться, взглянуть на
поле и бегущих лошадей сверху.
- Писатель! - крикнули из ложи, он повернулся и увидел конюха Колю. -
Иди к нам, писатель.
Коля, одетый франтом, с еще мокрыми от недавнего мытья волосами,
занимал с компанией целую ложу. Лева раскланялся, назвал себя, в ответ
услышал: Аня, Наташа. Какой-то мужчина, лет около сорока, сидел,
облокотившись на парапет, чуть привстав, он учтиво наклонил голову, имени
не назвал, но улыбнулся открыто, покосился на Колю, вновь улыбнулся,
словно извиняясь перед Левой за своего приятеля, который столь
бесцеремонно окликнул его, отодвинул стоявший рядом с ним пустой стул и
жестом пригласил "писателя". Только когда Лева сел, мужчина представился:
- Крошин Александр Александрович.
- Очень приятно, - ответил Лева и повернул свой стул так, чтобы не
сидеть к девушкам спиной.
Александр Александрович положил ему на плечо руку и вновь улыбнулся.
- Бросьте, Лев, здесь на такие мелочи не обращают внимания. - Имя
Гурова прозвучало у него очень естественно, Лева не уловил насмешки. -
Слышал, собираетесь писать. Статья, очерк или что-то более серьезное? -
глаза у Александра Александровича были лукавые и очень молодые. "Он не
намного меня старше, - подумал Лева, - только держится не в пример мне
очень уверенно и солидно.
- Журнал заказал очерк, - ответил он после небольшой паузы.
- Как здоровье Кирилла Петровича? - спросил Александр Александрович,
делая какую-то пометку в программке.
Лева очень скверно запоминал имена и фамилии Кто такой Кирилл
Петрович? Он, вероятно, работает в журнале, на бланке которого была
отпечатана бумажка, открывшая Леве ворота ипподрома. Не главный редактор,
с которым Лева познакомился, получая задание. Может быть, зам? Или
ответственный секретарь? Кто он, этот Кирилл Петрович? Как его здоровье?
Может, неделю назад у него был инфаркт или он попал в автомобильную
катастрофу? Или вопрос о здоровье Кирилла Петровича дежурная шутка в
редакции, так как он какой-нибудь чемпион?
Александр Александрович сложил программку, смотрел Леве в глаза и
ждал ответа.
- Спасибо, на здоровье он мне не жаловался, - ответил Гуров, считая,
что инфаркты и катастрофы - вещь довольно редкая, а на все остальные
случаи жизни ответ годился. Во избежание дальнейших осложнений Лева решил
перехватить инициативу. - Я второй раз на ипподроме, очень интересно и
совершенно непонятно.
- Я здесь почти каждый игровой день, - ответил Александр
Александрович. - Тоже разбираюсь слабо.
Кто-то из девушек хихикнул, Александр Александрович взглянул строго,
затем улыбнулся, не выдержал и рассмеялся. Хорошо он смеялся, мягко,
искренне.
- Меня считают асом, - пояснил он Леве, - только потому, что, играя
регулярно, я не оставляю здесь зарплату.
Начинался очередной заезд. Лошади приняли сразу, Лева увлеченно
следил за бегом. Вперед сразу вырвалась гнедая лошадь, наездник был в
красном камзоле и красной шапочке, он ярким пятном выделялся среди
зеленых, синих и белых соперников. На повороте разрыв увеличился, на
трибунах одобрительно шумели. Лева, заглянув в программку Александра
Александровича, спросил:
- Какой это номер?
- Второй, Ринг, - ответил Александр Александрович, - едет на нем
Виталий Тенин. Ринг отличный рысак, почти равный Гладиатору.
На последней прямой разрыв между лидером и ближайшими конкурентами
составлял метров тридцать, наездник ослабил вожжи и неторопливо
финишировал под дружные аплодисменты. Ринг нес славу достойно, бежал,
скромно опустив голову, как бы впечатывая стальные копыта в дорожку.
- Красавец, - сказал Лева, поворачиваясь к девушкам. - Верно,
девчата?
Как зовут девушек, Лева не помнил, но, взглянув, понял, что недавно
смеялась, конечно, брюнетка. Хрупкая, изящная, она быстро, как-то
по-мальчишески курила, ей, безусловно, хотелось говорить и двигаться,
однако она сидела молча, закинув ногу за ногу. Лева сидел на ступеньку
