восемнадцать начнутся бега, Крошин, конечно, будет в ложе, рассуждал Лева,
шагая к ипподрому.
Рогозин раздавал лошадям "кашу". Леве кивнул, буркнул что-то и
продолжал работать. Не обескураженный столь холодным приемом, Лева
остановился и весело спросил:
- Как здоровье, Михаил Яковлевич?
Рогозин таскал ведра от денника к деннику, не отвечал. Лева начал
помогать, но конюх оттолкнул сердито.
- Не балуй, - он разогнулся, ткнул пальцами Леву в грудь, - лучше
уйти.
Сегодня Леву ничто не могло ни смутить, ни обидеть. Он рассмеялся,
схватил два полных ведра, убежал в противоположный конец конюшни, задал
корм. Так он и бегал с ведрами, пока все лошади не получили своей порции.
Сидя в своей комнате, Нина составляла график тренировок. Пробегая мимо
открытой двери, Лева крикнул:
- Добрый день, Нина Петровна!
Нина его не видела, но голос узнала. Радость какая-то у Левы, поняла
она и стала ждать. Лева бросил ведра, схватил Рогозина под руку, привел к
Нине в комнату, закрыл дверь. Тяжело отдуваясь, он прислонился к косяку.
Рогозин смотрел недоверчиво, Нина вопросительно.
- Колька ваш, обормот, невиновен и уже освобожден, - Лева выглянул в
коридор, вновь плотно прикрыл дверь.
- Как невиновен? Не понимаю, - Нина поморщилась, кончиками пальцев
провела по лицу, словно снимала прилипшую паутину.
- Сядь, стригун, объясни толком, - сказал Рогозин. - Николай сам
сказал, мне сказал.
- Объяснять не буду, не имею права, - ответил Лева, протянул Нине
сложенный вчетверо лист. - Вот его заявление на отпуск. Директору мы
позвонили, оформите тихо, без приказа, чтобы никто не знал.
Почему-то именно заявление, написанное корявыми размашистыми буквами,
произвело на Нину и Рогозина наибольшее впечатление. Они несколько раз
передавали листок друг другу, читали и перечитывали.
- Очередной отпуск, - наконец сказал Рогозин и сжал Пальцы в кулак, -
в самый сезон гулять будет, я ему устрою, черту веснушчатому, - он
улыбнулся, и Лева увидел, что зубы у Рогозина крупные и белые.
Нина, не обращая внимания на присутствие конюха, обняла Леву и крепко
поцеловала его.
- И за меня, Нинок, - смеялся Рогозин заразительно и молодо.
Нина на мгновение прижалась к Леве, отстранившись, деловито сказала:
- Работать, сегодня от нас четыре лошади в призу.
Хмель радости прошел, и Рогозин спросил:
- А дальше? Кто за Лексеича ответ нести будет?
- Найдем, если поможете, конечно, - Лева повесил пиджак, засучил
рукава, словно сейчас же пойдет и начнет искать преступника.
Началась подготовка к бегам, Нина с помощниками уехала на разминку.
Лева с Рогозиным остались одни. Подготовив четвертую лошадь к
соревнованиям, они закурили, сели на лавочку у конюшни.
- Михаил Яковлевич, - начал Лева и с удовольствием отметил, как конюх
повернулся, приготовился слушать, - вы мне рассказывали, как раньше
наездникам давали деньги, заставляли не ехать.
- Было, - согласился Рогозин.
- По нашим данным, убийство совершил кто-то из завсегдатаев
ипподрома, - Лева слукавил, не сказал, что убийца известен. - Где, как и
когда преступник мог встретиться с Логиновым и предложить ему сделку?
- Лексеич на такое дело не пойдет, - сразу ответил Рогозин, - Болтают
о нем, да все брехня, я-то знаю. - Конюх говорил об убитом наезднике, как
о живом.
- Он и не пошел, - сказал Лева. - Однако последний его заезд помните?
За фаворита Гладиатора три рубля в одинаре платили. Почему? Кто-то против
него крупно играл. А мог Логинов на Гладиаторе проиграть?
- Ни в жизнь, - Рогозин даже сплюнул.
- А кто-то, Михаил Яковлевич, считают, что Логинов проиграет, -
настаивал Лева. - Вспомните, вы мне сами говорили, что Логинов на себя
поставил, чего раньше не бывало, отдавая вам билеты, сказал... как он
сказал?
Рогозин задумался, потом медленно произнес:
- Мне сегодня полагается, жулье учить надо. И вроде того: напомним
некоторым, кто мы такие есть.
- Вот-вот. Предложили ему деньги, Михаил Яковлевич, поверьте мне,
предложили, - убеждал конюха Лева.
- Лексеич бы того прохвоста вдоль спины, и весь разговор, - возразил
Рогозин.
- Так иначе было, сами видите, - не сдавался Лева. - Как, где и когда
такой разговор произойти мог?
- В субботу, только в субботу, - ответил Рогозин. - Нинок ему в
пятницу сказала.
- Хорошо, в субботу, - Лева кивнул. - Где и как?
- Покупали Лексеича, значит, покупали, сукины дети, - бормотал
Рогозин. - По моему уму, если такое дело было, то так. - Рогозин, глядя в
землю, будто видя сквозь нее, начал рассказывать: - Зашел в субботу после
работы он в ресторан выпить. Каждый день заходит, все знают. Известное
дело: здрасте-здрасте, кто узнал, к столу зовут. Он налево повернул, в
дальний угол за служебный сел, на людей внимания не обращает, пиво пьет.
Тот, полагаю, и подсел к нему. Один подсел, вдвоем такие дела не делают, и
сказал между делом, мол, слышал, ты, мастер, завтра на Гладиаторе едешь?
Лексеич кивнул, пиво пьет. "Может Гладиатор проиграть?" - тот спрашивает.
Лексеич усмехнулся, пиво пьет. "Сто", - тот говорит. Лексеич пиво пьет.
"Триста... Пятьсот... Тыщу!" - Рогозин неожиданно покраснел, зашептал
горячо: - Ведь к Нинке-то тот подойти не посмел. Знает, она его, самое
малое, по морде нахлещет. К Лексеичу можно, дело в сумме, старого вроде
легче купить. - Рогозин поднялся, Лева встал рядом. - Искать будешь,
помни, тот не уговаривал, не предлагал, тот покупал.
- Почему? - быстро спросил Лева.
- Иначе Лексеич послал бы его, всех делов-то. Точно говорю.
- Спасибо, Михаил Яковлевич, - искренне сказал Лева. - А в ресторане
не опасно? Ведь все видят?
- И что такого? Говорят люди и говорят, о чем - неизвестно.
- Как же мне такого типа найти? - лукавил Лева. - Подскажите, Михаил
Яковлевич.
- Работала в ресторане в тот день, - Рогозин произвел подсчет и
закончил, - смена Федора. Она и сегодня работает. К Федору, старшой у них,
не ходи. Болтун. К Митричу обратись, моего роста и возраста, голова, как
коленка, голая. Поклон от меня передай, он тебе все как есть нарисует. -
Рогозина захватил сыскной азарт. - Сейчас и отправляйся, пока гостей у них
нет. И еще, - он задумался. - Ты тут не толкайся, на трибунах побудь, у
кассы постой. В ложи загляни, тебе корифеев найти требуется, жизнь их
игровую понять. Иди-иди, я Нинке твоей поклон передам.
В ресторане все произошло на удивление просто и быстро.
В сыскном деле и такое случается. Лева сел за столик, который
обслуживал маленький лысый официант, заказал кофе и передал поклон от
Рогозина. Посетителей действительно не было, официанты слонялись без дела,
и Митрич присел на свободный стул и осведомился о здоровье Михалыча.
Завязалась беседа. Когда Лева задал свой вопрос, Митрич удивленно спросил:
- Зачем вам? Колька ведь признал?
- Признался и арестован, - подтвердил Лева. - К этому делу мой вопрос
отношения не имеет, - он видел, что официант не верит, но разубеждать не
стал.
- Тот вечер хорошо помню, - сказал Митрич, стараясь скрыть
любопытство. - Пришел Борис Алексеевич, как обычно, сел за служебный, - он
указал на столик в углу. - Санька ему пару пива из холодильника подал.
Тоже как обычно. Потом к Борису Алексеевичу, - Митрич быстро
перекрестился, - шумная компания подошла, погалдели и на выход. Парень
молодой подсел, как обычно.
- Какой парень? - спросил Лева.
- Наш, играющий, - ответил Митрич, пытливо разглядывая Леву. -
Инженер он вроде, солидный. - Лева уже опустил руку в карман, хотел
достать фотокарточку, но официант сказал: - Крошин Александр
Александрович, - и надобность в опознании отпала.
- Долго разговаривали? - Лева убрал руки со стола, без всякой
необходимости достал носовой платеж.
- Не помню. Долго не должно, - Митрич выдержал паузу.
- Что дальше было?
- Инженер отошел, двое из оркестра подсели. У оркестра перерыв
организовался.
- Потом? - Леву уже больше ничего не интересовало, но он не хотел,
чтобы официант понял, что именно Леву интересует.
- Потом, потом? - Митрич разочарованно вздохнул. - Ничего не было.
Допил Борис Алексеевич свое пиво и ушел. Как обычно.
- Большое спасибо, хотя интересного я ничего и не услышал. Спасибо, -
Лева расплатился и пошел на трибуны.
В кассовом зале уже толпился народ. Листая программки, люди бродят,
словно слепые, порой натыкаясь друг на друга. Веселая или Кристалл? А
может быть. Пихта? Верный тоже королевских кровей. На трибунах атмосфера
чисто спортивная, здесь тоже играют, но и победы, и поражения принимаются
весело, громкими шутками и смехом. В первом ярусе ложи тихо, разговаривают
вполголоса.
Рогозин советовал посидеть на трибунах. Лева пришел и сел. В ложе,
рядом с Крошиным, Лева больше наблюдал за лошадьми. Сейчас, расположившись
недалеко от Крошина, Лева смотрел лишь на людей. Все чуть в приподнятом
настроении. Кругом почти одни мужчины, если попадается женщина, то ей
обязательно кто-то объясняет правила, она кивает, явно ничего не понимая.
Основная ее забота сесть и не испачкать юбку.
Трибуны ровно гудят, в начале заезда затихают, когда же лошади
выходят на последнюю прямую, страсти прорываются наружу. Крики одобрения и
возмущения достигают апогея. После гонга, оповестившего, что первая лошадь
финишировала, крики стихают, по трибунам вновь разливается ровный гул.
Лева все чаще посматривал на Крошина. Рядом с ним сидела Наташа, Ани
не было. О чем думает он, несколько дней назад убивший человека? Что
делает здесь? Если предположения Левы верны, Крошин располагает огромными
деньгами - тысяча рублей для него пустяк. Просто развлекается, убивает
время? Изредка к Крошину наклонялись через барьер какие-то люди,
произносили две-три фразы и отходили.
Почему ложу никто не занимает? Везде полно, а Крошин с Наташей сидят
вдвоем. Почему? Вбегает и выбегает из ложи маленький мужичонка, он по
распоряжению Крошина делает ставки. Кажется, его зовут Валек. Почему
Валек? Лева помнит, что мужичонке под пятьдесят. У него в склеротических
жилках лицо и заискивающие бесцветные глаза. Почему все-таки в ложе, кроме
Крошина и Наташи, никто не сидит? Места не нумерованные, каждый может
войти, встать или сесть, там есть свободные стулья. На каменном барьере
ложи два здоровых парня пьют пиво и едят бутерброды. Почему они сидят у
входа, а не на стульях в ложе? Лева присмотрелся, парни не едят и не пьют,
разложили свое хозяйство и сидят, изредка переговариваются. К кассам парни
не ходят, за заездами следят равнодушно. Неужели Крошин имеет
телохранителей? Как же Лева не заметил их раньше? Интересно. Лева с
нетерпением ждал, может, кто-нибудь все-таки попытается занять свободные
места? Наконец какой-то респектабельный мужчина с дамой захотел войти в
ложу, но парни встали, преградили путь. Крошин равнодушно взглянул, вновь
отвернулся. Мужчина стал что-то говорить, жестикулировать. Тогда парни
взяли свои бутылки и газету с бутербродами, вошли в ложу и заняли
свободные стулья. Когда мужчина с дамой отошли, парни вновь вернулись на
прежнюю позицию. Вот так номер! Значит, завсегдатаи знают, а новичков
заворачивают подобным способом. В свите у Крошина четверо: двое
телохранителей, любовница и пятидесятилетний "мальчик" Валек. Всех
немедленно взять под контроль, в нужный момент допросим, решил Лева. Да,
были еще Аня и Кунин. Крошин теряет кадры, войско редеет. Ничего, он его
