насколько же эти русские могут быть такими тупыми.
- Пхеньян - столица Корейской Народно-Демократической
Республики. Пхеньян находится на равнине, лежащей в устье реки
Тэдон. Само название города означает "широкая земля".
- Широка страна моя родная! - глумливо пропел Борман.
- Верно подмечено, - подхватил Пак. - Великий вождь Президент
Ким Ир Сен указывал: "Пхеньян - сердце корейского народа, столица
социалистической Родины, очаг нашей революции". А вот и первый
объект, с которого наши советские друзья начнут знакомство с
сердцем корейского народа!
Машина остановилась, Пак вышел.
- Я бы предпочел начать знакомство с ресторана, - хмуро бросил
Штирлиц Петрову.
- Товарищ Штирлиц, не осложняйте международные отношения, -
сказал Петров. - Корейский народ очень гордится своими
памятниками, своим социализмом и своим Великим вождем. Кстати, не
вздумайте назвать его просто Ким Ир Сеном. Надо говорить: Великий
вождь Президент Ким Ир Сен. На самом деле, это
уменьшительно-ласкательный титул. Полностью он звучит так:
"Генеральный секретарь ЦК Трудовой партии Кореи и Президент КНДР,
великий вождь и любимый руководитель, товарищ Ким Ир Сен".
Штирлиц злобно посмотрел на лоснящееся лицо представителя
посольства. Петров был одет в строгий черный костюм, на лацкане
пиджака краснели два значка - один комсомольский, другой с
портретом Ким Ир Сена в позолоченной рамке. Толстыми пальцами с
коротко подстриженными ногтями Петров держал сигарету "Данхилл",
которую время от времени подносил ко рту и делал легкую затяжку. У
Штирлица так и чесались кулаки дать этому поганцу по раскормленной
морде.
Русский разведчик пересилил себя, вздохнул, понимая, что
постарел, и вылез из "Чайки". Остальные последовали за ним.
- Монументальный скульптурный ансамбль на холме Мансу! - гордо
объявил Пак Хен Чхор.
- Ансамбль песни и пляски, - шепотом съязвил неугомонный
Борман.
- В апреле 1972 года корейский народ воздвиг этот памятник с
единодушным желанием и стремлением передать навеки бессмертные
революционные заслуги Великого вождя Президента Ким Ир Сена и
завершить из поколения в поколение начатое им великое
революционное дело чучхе!
Штирлиц взглянул на памятник. Великий вождь в длинном плаще
стоял на постаменте, положив левую руку на задницу. Другая рука
уверенно указывала народу путь вперед, в светлое будущее. Монумент
живо напомнил разведчику родные памятники Ленину. Слева и справа
от памятника Ким Ир Сену под гигантскими флагами был изображен
корейский народ - с пулеметами, гранатами, ружьями. Суровые лица,
казалось, говорили: "Смерть фашистским оккупантам!" Тут же стояли
транспаранты с надписями по-корейски.
- Пак, - спросил Штирлиц, - что тут написано?
- Очень правильный вопрос! - вдохновился Пак. - Я вижу, вы
начинаете проникаться нашими идеями! Слева написано "Да
здравствует Полководец Ким Ир Сен!", а справа - "Выгоним янки и
объединим Родину!".
- А что, разве Корея оккупирована американцами? -
поинтересовался Борман. - Почему их надо выгонять?
- Конечно! Это Южная Корея! Там засели империалисты, они мешают
объединить нашу многострадальную Родину, наши южные
соотечественники от этого сильно страдают. Но мы не должны терять
надежды. Вот что сказал по этому поводу наш любимый товарищ и
дорогой руководитель Ким Ир Сен: "Все соотечественники на Севере и
на Юге Кореи должны с уверенностью в скорейшем объединении Родины
настойчивее вести священную патриотическую борьбу против
империализма США, за спасение Родины и самостоятельное
воссоединение страны!"
- Это ты наизусть? - изумился Борман.
- Конечно, - серьезно кивнул стриженной головой товарищ Пак. -
Я знаю на память все речи и изречения нашего любимого вождя...
- Да, корейцы - умный народ, - покачал головой Борман. - Но не
все...
- Я вообще-то хотел спросить, не написано ли где-нибудь, как
пройти в туалет? - сказал Штирлиц.
Петров подпрыгнул от возмущения и выронил сигарету, а Пак
сначала сделал вид, что не понял по-русски. Штирлиц повторил свой
вопрос снова, и, наконец, его отвезли к уютному подвальчику.
Через пять минут Штирлиц выскочил из подвальчика с
вытаращенными глазами.
- Что с тобой? - спросил Борман.
- Борман, ты мне не поверишь! - взахлеб ответил Штирлиц. - У
них там, в туалете, стоит столик из слоновой кости, а на нем живые
цветы и портрет какого-то корейца!
- В туалете? - от изумления Борман широко открыл рот, напоминая
больного, пришедшего к дантисту.
- Что же тут удивительного? - вмешался дипломатичный Петров. -
Это специальный столик для Великого и любимого вождя Президента
Ким Ир Сена, вдруг он зайдет в этот туалет? Кстати, такие же
столики стоят в автобусах и в метро, в любом из учреждений. Возле
столика обычно ставят стул и места эти никем не занимаются.
Великий вождь может в любой месте, куда бы он ни попал, присесть и
отдохнуть, вдохнуть запах свежих цветов...
- Потрясающе! - выдохнул Штирлиц.
- Пойдемте, товарищи, в машину, - устало сказал кореец.
Все пятеро снова сели в "Чайку" и поехали дальше осматривать
исторические места, отражающие славный путь революционной борьбы,
пройденный корейским народом под руководством Великого вождя
Президента Ким Ир Сена.
В музее революции Штирлица поразили шедевры корейской живописи
- "Родной вождь, впереди линия фронта", "Лично взяв в руки
пулемет", "Надо показать, на что способен кореец". Скульптура
"Товарищ Верховный Главнокомандующий осматривает фронт" тоже была
хороша.
Борману, напротив, не нравилось ничего! Увидев замечательный
плакат "Четвертуем американский империализм везде в мире", он с
характерным для него похрюкиванием предложил империализм не
четвертовать, а сразу же кастрировать!
Раз десять Штирлиц порывался все бросить и сбежать, но
бдительный Петров вежливо ловил его за руку и напоминал о
ресторане, который их ждет после осмотра достопримечательностей.
Впрочем, как бы ни был Петров бдителен, где ему было уследить за
Штирлицем! Каждые десять минут русский разведчик отворачивался и
прикладывался к фляге со старорусской водкой.
Даже Борман этого не замечал, он продолжал веселиться от души.
На Тэсонсанском кладбище революционеров Борман осведомился, не
продают ли здесь пиво. Осматривая Выставку Дружбы между народами,
спросил, есть ли в Пхеньяне публичные дома. Вопросы бывшего
партайгеноссе вызывали зубовный скрежет у товарища Пака, а Петров
стал опасаться, что после этой экскурсии Корея пришлет Советскому
правительству ноты протеста, рассорится с Союзом и начнет строить
капитализм.
Целый день "Чайка" моталась по улицам корейской столицы.
Штирлицу показали Университет имени Ким Ир Сена, Высшую партийную
школу имени Ким Ир Сена и Стадион имени Ким Ир Сена. Пак предлагал
показать еще и Площадь имени Ким Ир Сена, но Штирлиц отказался
наотрез, пригрозив, что в этом случае пристрелит своего гида, как
бродячего музыканта.
Наконец, когда уже стемнело, уставших до полусмерти Штирлица и
Бормана, у которых в голове уже все перемешалось, привезли в
ресторан Чхонрю, напоминавший большое красивое судно, что стоит на
реке Потхон.
- Это лучший ресторан Пхеньяна! - похвалился Пак Хен Чхор.
Петров шепотом прокомментировал:
- Нас поведут в зал "для дорогих товарищей". Обедать в этом
зале - большая честь. Я прошу, ведите себя, как следует! Прошу не
только от себя лично, но и от всего советского посольства, -
попросил Петров, прижимая обе руки к груди.
- Меня еще будут учить, как себя вести в ресторане! -
возмутился Штирлиц. - Да я в ресторанах жрал больше, чем ты,
Петров, за свою жизнь просто завтракал, обедал и ужинал!
За время экскурсии представитель посольства ужасно надоел
разведчику. Несколько раз Штирлиц уже поднимал костыль, но, уважая
"дипломатическую неприкосновенность", сдерживался.
В любом из ресторанов, где бывал Штирлиц, обычно происходили
драки. Почему? Это для Штирлица было загадкой. При виде этого
ресторана "для дорогих товарищей" у разведчика также появилось
предчувствие, что драки не миновать. А раз уж драка неизбежна, то
Штирлиц дал себе слово при первой же удобной возможности дать
этому гаду Петрову по голове.
Гостей провели в зал, усадили за стол. Быстрые и услужливые
официантки, ловко снуя между столиками, принесли на подносах
дымящийся спецзаказ.
- Это еще что такое? - строго спросил Штирлиц, приоткрыв крышку
на кастрюле и вдохнув аромат незнакомого блюда.
- Синсолло, - сказал товарищ Пак и облизнулся. - Всемирно
известное корейское национальное блюдо. Дорогих гостей из-за
границы всегда им угощают. Такой деликатес, вы пальчики оближете!
- Первый раз слышу про такое блюдо, - сознался Штирлиц. - Но на
всякий случай руки надо вымыть...
- А это - одно из любимейших блюд корейского народа - куксу.
Его можно полить кунжутным маслом и специями, будет очень вкусно.
- На лапшу похоже, - заметил Борман, потирая руки. - Одна моя
знакомая, я консультировал ее по немецкому языку, всегда варила
мне после этого лапшу...
- После чего? - саркастически бросил Штирлиц.
- Уха из тэдонганского пеленгаса, хве, пхо, тушеный пеленгас в
соевом соусе, обжаренный в масле пеленгас, - перечислял Пак,
показывая пальцем на расставленные блюда корейской кухни.
- Теперь, когда вы так все хорошо объяснили, могу я наконец
начать есть?
- Да, да, пожалуйста...
Борман с опаской смотрел на накрытый стол, потом наклонился к
Штирлицу.
- Была у меня одна знакомая, жила в общежитии, там было полно
корейцев, они так мерзко жарили селедку! Это такой запах!
- Да брось ты, забудь, - отмахнулся Штирлиц. - А как тут у вас
насчет выпить? Или в стране идей чучхе это не принято? - Штирлиц
потянулся за мясом.
- Как же, как же! - воскликнул Пак, просияв. - Есть
национальные напитки - камчжу, чхончжу, знаменитый ликер
"камхорно", жень-шеневая водка.
Борман взял бутылку водки. Внутри плавал корешок жень-шеня.
- Не процедили самогон-то, - грустно сказал Борман. - У меня
был приятель, врач из морга, так он очень любил пить спирт, в
котором плавала разная заспиртованная гадость - лягушки, крысы...
- Фу! - передернулся Петров. - Я лучше выпью ликера.
- Ликер "камхорно" лекарственный, - похвалился Пак. - Он сделан
из настоя свежей ююбы, нарезанной сушеной хурмы без косточек,
имбиря, разделенного на шесть кусков яблока и груши без кожицы.
При перегонке используют мед и воробейник красно-корневый.
Крепость сильная, но нет едкого вкуса.
- Очень интересно, - сказал Штирлиц, наливая себе и Борману
водки.
Приятели отведали корейскую кухню. Штирлицу особенно
понравилось мясо, поджаренное на огне, напоминающее родной
советский шашлык. Борман съел три тарелки лапши куксу, отчего его
живот раздулся, как у клопа. Всю закусь с непонятными названиями
они щедро запивали корейскими напитками, впрочем, отдавая
предпочтение жень-шеневой водке.
- Знаешь, Штирлиц, - с набитым ртом проговорил Борман. - Мне
начинает нравиться в Корее.
- Еще бы! - ответил Штирлиц. - Разве бы я посоветовал тебе
что-то плохое? Слушай, Пак!
- Да, товарищ Штирлиц!
- Не пойми меня превратно, но я хочу выпить за здоровье
Великого вождя Президента Ким Ир Сена! - Штирлиц поднял рюмку.
- Спасибо! - взволнованно воскликнул Пак. - За это только стоя!
Они встали и, со звоном сдвинув большие рюмки, выпили стоя.
- Хорошо пошла! - выдохнул Штирлиц. Его глаза светились молодым
