оно, разумеется, с легкостью подставило себя под удар. Рассекая со
свистом воздух, заскрежетала сталь, и разваленный надвое корпус рухнул
наземь в агонии. Но что это? Царь натянул левой рукой поводья, и вот
уже два меньших, сходных, как близнецы, чудовища стояли перед ним, а
меж них проказничало третье, совсем крохотное -- то была голова,
отсеченная минуту назад; она выпустила хвостик и лапки и тоже
гарцевала по песку.
"Что ж это такое?! Нам его шинковать иль стружить придется, вот
так охота!!" -- подумал царь и, охваченный превеликим гневом, бросился
на чудовищ. Рубил и копьем колол, рассекал и мечом крошил, но,
размножившись под его ударами, чудовища отбежали внезапно в сторону,
сбились в кучу, миг -- и вновь единое чудище, огромное, брюхом к земле
припавшее, подрагивая упругим хребтом, стояло перед Жестокусом такое
же, как прежде.
-- Никакой сатисфакции, -- рассердился царь. -- Видно, у него
такая же обратная связь, как у того, которого нам -- как бишь его? --
Пампингтон сконструировал. За нехватку смекалки позволили мы потом на
подворье собственноручно расщепить его... Ничего не поделаешь,
придется из кибермортиры...
И повелел подкатить к себе одну, шестиствольную. Целился царь не
долго, не коротко, а в самый раз, за шнур потянул, и без грохота, без
дыма невидимый, снаряд помчался к чудовищу, чтоб разнести его
вдребезги. Однако ничего не произошло; если снаряд прошел навылет, то
слишком быстро, чтобы кто-либо успел это заметить. Чудовище еще
плотнее припало к земле и высунуло левую лапу вперед; тут придворные
увидели его длинные волосатые пальцы: оно показало царю кукиш!
-- Подать нам большой калибр! -- воскликнул царь, прикидываясь,
что не видит кукиша. И вот уж слуги тянут орудие, двадцать пушкарей
заряжают его, царь наводит, целится, стреляет... но в это мгновение
чудовище прыгнуло. Царь хотел оборониться мечом, но прежде, чем успел
это сделать, чудовища уже не было; те, кто это видел, рассказывали
потом, что едва не лишились рассудка. Ибо чудовище разделилось в
полете натрое; эта метаморфоза произошла молниеносно -- вместо серой
туши появились три особы в полицейских мундирах, которые на лету
готовились к исполнению служебных обязанностей. Первый полицейский,
подруливая ногами, доставал из кармана наручники, второй, придерживая
кивер с султаном, чтобы не снес вихрь, вызванный движением, свободной
рукой вынимал из бокового кармана ордер на арест, третий же
предназначался лишь для смягчения посадки первым двум -- он упал
ничком им под ноги как амортизатор. Однако он сразу же вскочил и
стряхнул пыль; в это время первый уже надевал царю наручники, а второй
выбил из монаршей длани, скованной изумлением, меч; делая длинные
прыжки и волоча за собой вяло сопротивляющегося монарха, полицейские
направились в пустыню. Несколько секунд весь царский поезд стоял, как
остолбенелый, а затем, гаркнув в один голос, пустился в
погоню. Киберскакуны уже настигали пеших беглецов, уже скрежетали
мечи, вынимаемые из ножен, когда третий полицейский что-то включил у
себя на животе, скрючился, из рук у него выросли две оглобли, ноги
свернулись кольцом, и в них замелькали спицы, а на спине, обернувшейся
кузовом зеленого шарабана, уселись полицейские и принялись длинным
бичом нахлестывать государя, который, в хомуте, размахивал руками,
галопировал как безумный, заслоняя коронованную главу от
ударов. Однако вновь приблизилась погоня; тогда полицейские схватили
царя за шиворот и посадили между собой, один же из них, быстрей, чем
об этом можно рассказать, прыгнул меж оглобель, дунул, плюнул и
обернулся клубком воздуха радужным -- громовым жужжалом-кружалом; у
шарабана словно крылья выросли, он помчался вперед, разбрасывая песок
и безумно приплясывая на выбоинах, а через минуту едва виднелся средь
миражей пустыни. Царский поезд рассыпался по пустыне, вельможи стали
отыскивать следы, послали за остронюхими гончими, потом примчался
резерв полиции с мотопомпами и стал лихорадочно поливать песок, а все
потому, что в шифрованную депешу, посланную с наблюдательного
аэростата в облаках, из-за спешки и дрожи в руках телеграфиста
вкралась ошибка. Полицейские команды промчались по всей пустыне,
каждый кустик ощупали, обыскали и просветили переносными
рентгеновскими аппаратами каждый пук чертополоха, понакопали ям и
взяли из них пробы для анализа. Царского кибаргамака сам генеральный
прокурор приказал отвести на допрос, а с секретных аэростатов вечером,
когда стемнело, сбросили на пустыню целую дивизию зонтопрыгов с
пылесосами, дабы песок просеять; всякого, кто смахивал на
полицейского, пытались задерживать, однако это принесло только
хлопоты, потому что одна часть полиции арестовала другую. Когда
настала ночь, участники царской охоты, охваченные ужасом, стали
возвращаться в город, неся с собой скорбную весть: им не удалось
обнаружить ни малейшего следа: монарх словно сквозь землю провалился.
Глубокой ночью при свете факелов закованных в кандалы
конструкторов безотлагательно препроводили к Верховному Канцлеру и
Хранителю Государственной печати, и тот голосом, подобным грому,
огласил приговор:
-- За учинение пагубного заговора на Царствующую Особу, за
поднятие руки на государя нашего милостивого, Его Царское Величество,
императора и самодержца Жестокуса, предать изменников четвертованию,
дрелеверченью и расклепанию, по исполнении чего специальным
перфоратором-пульверизатором рассеять во все стороны света во
устрашение и вечное напоминание презренным покусителям на
цареубийство. Троякожды и без права обжалования. Аминь.
-- Вы как хотите, сразу? -- спросил Трурль. -- А то мы гонца
ожидаем...
-- Какого еще там гонца, подлый покуситель?! Однако и в самом
деле в зал, пятясь задом, ввалились стражники, не осмеливаясь
преградить скрещенными алебардами путь самому министру почт и
телеграфа} этот сановник при всех регалиях, позванивая орденами,
приблизился к канцлеру и из висевшей на животе сумки, расшитой
бриллиантами, добыл бумагу, а затем, возвестив: "Хоть я создан
искусственно, меня царь послал"-- рассыпался маковым семенем по
полу. Канцлер, глазам собственным не веря, разломил печать, распознав
на ней царскую печатку, оттиснутую в красном лаке, вынул послание и
прочел, что царь вынужден вести переговоры с конструкторами, которые,
использовав приемы алгоритмические и математические, ввергли их
величество в узилище, а теперь выставляют условия, кои канцлеру
надлежит все выслушать и принять, если ему жизнь государя
дорога. Внизу стояла подпись: "Жестокус, дано собственноручным
писанием в пещере неведомого местоположения, во власти монстра,
псевдополицейского, единого в трех лицах мундирных..."
Тут царедворцы принялись вопить громкими голосами, силясь
перекричать друг друга и спрашивая, в чем состоят условия и что все
это значит, однако Трурль повторял лишь одно:
-- Поначалу снимите кандалы, без этого -- никаких переговоров.
Кузнецы, присев на корточки, сняли кандалы, и все присутствующие
набросились на конструкторов, однако Трурль снова принялся за свое:
-- Голодом мы изглоданы, грязью изгрязнены, не мыты, желаем мы
омовений ароматных, умащений благовонных, забав, пиршества, а на
десерт -- балета.
Тут уж царедворцы жестокого монарха впали в подлинную белую
горячку, но и на это условие вынуждены были согласиться. Лишь на
рассвете вернулись конструкторы на аудиенцию, в паланкинах лакеями
несомые, освеженные, умащенные, в одежды чудные облаченные, уселись за
стол, крытый зеленым сукном, и начали выставлять условия, да не по
памяти, дабы чего, не дай бог, яе упустить, а по малюсенькому
блокнотику, что весь срок пролежал спрятанный за занавеской в их
резиденции. Так читать по писаному и начали:
1. Надлежит приготовить корабль первого класса, дабы
Конструкторов домой отвезти.
2. Надлежит трюм корабля наполнить разными разностями в следующей
пропорции: бриллиантов -- четыре пуда, червонного золота -- сорок
пудов, платины, палладия и бог весть каких еще драгоценностей -- осемь
крат столько, равно подарков памятных, произвольных, кои руку ниже
приложившие соблаговолят во дворце царском выбрать.
3. Доколе корабль не будет до последнего винтика завинчен, в путь
приготовлен, выкупом нагружен и к отправке подан, с ковром на трапе,
прощальным оркестром, орденами на подушках, почестями, детским хором и
с большим оркестром филармонии при полном параде, а также со всеобщим
энтузиазмом -- царя никто и не увидит.
4. Надлежит сочинить, на пластинах золотых выбить и перламутром
инкрустировать благодарственный адрес, к их Достодивным Безмерно
Милостивым Сиятельствам Трурлю и Клапауцию обращенный, в коем события
все должны быть подробно описаны, большой канцлерской и
государственной печатью скреплены, подписями подтверждены и в пушечном
дуле, как в футляре, запломбированы, каковой футляр на своей спине,
без посторонней помощи, надлежит поднять на борт Протозору, вельможе,
главному распорядителю охоты, который, Достодивных Конструкторов'на
планету заманив, тщился сим деянием их смерти постыдной подвергнуть.
5. Надлежит оному вельможе Конструкторов на обратном пути
сопровождать, являя собой гарантию неприкосновенности, отсутствия
погони и пр. и пр. На корабле же будет он занимать постоянное место в
клетке размером три фута на три и на четыре, с глазком для кормления и
с подстилкой из опилок; опилки при сем надлежит употребить те самые,
кои Достодивные Конструкторы соизволили истребовать для исполнения
царских прихотей и кои затем были препровождены на секретном дирижабле
в полицейское хранилище.
6. По освобождении царь не должен лично испрашивать прощения у
упомянутых Достодивных Сиятельств, ибо повинность сего мужа им без
надобности.
Подписано, дано, датировано и т. д. и т. п.: Трурль и Клапауций
-- от Конструкторов-Условиедателей и Верховный Канцлер короны,
Верховный Церемониймейстер и Главный Оберполицмейстер Тайной
Земно-ВодноАэростатной Полиции -- от Условиеисполнителей".
Что же оставалось делать царедворцам и министрам, от злости
почерневшим? Ясное дело, пришлось на все соглашаться, после чего в
огромной спешке стала строиться ракета, конструкторы же приходили на
строительную площадку после завтрака наблюдать за работой, и все-то им
было не так: то материал нехорош, то инженеры тупы, а то нужен им в
кают-компанию волшебный фонарь с четырьмя окошечками да с кукушечкой,
на все четыре стороны из них кукующей, а если туземцы не знают, что
это за кукушечка, то тем хуже для них; царь, конечно, досадует в своем
заточении, а воротясь, с теми, кто с освобождением его мешкал,
разделается по-свойски. По этой причине -- всеобщее потемнение в
глазах, нервозный скрежет зубов и полицейская трясучка. Наконец ракета
готова; носильщики несут сокровища, мешки жемчуга, по желобу потекло
золото, а вместе с тем тайно, но неустанно, своры полицейских
продолжают перетряхивать горы и долы, над чем Трурль и Клапауций
только в кулак посмеиваются и даже растолковывают участливо тем, кто
не без ужаса, но с величайшим интересом их выслушивает, как до всего
этого дошло, как они свой первоначальный замысел -- несовершенный --
полностью отбросили и построили чудовище новым способом, Как
