подумал Пиркс. - Это все же свинство какое-то, что они не стыдятся!"
Молчание, длившееся на протяжении всего обеда, становилось просто
невыносимым. В нем ощущалось уже не стремление каждого остаться при своем
и не вступать в контакты - чего и желали организаторы рейса, - то есть не
лояльное старание сохранить тайну, но скорее некая всеобщая враждебность,
а если не враждебность, то подозрительность: человек не хотел сближаться с
нечеловеком, а нечеловек в свою очередь понимал, что только заняв такую же
точно позицию он сможет маскироваться. Потому что, если б он хоть чуточку
попытался навязываться другим, то в этой ледяной атмосфере немедленно
привлек бы к себе внимание и заставил бы заподозрить, что он не человек.
Пиркс сидел над своей тарелкой, подмечая каждую мелочь: как Томсон
попросил соли, как Бартон передал ему солонку, как в свою очередь Барнс
подвинул Бартону графинчик с уксусом. Вилки и ножи деловито сновали в
руках, все жевали, глотали, почти не глядя на остальных, это было
прямо-таки погребение маринованной говядины, а не обед, и Пиркс, не доев
компота, встал, кивнул всем и вернулся к себе.
"Голиаф" развил курсовую скорость; примерно в двадцать часов по
бортовому времени они разминулись с двумя большими грузовозами, обменялись
обычными сигналами, и часом позже автоматы выключили на палубах дневной
свет. Пиркс как раз шел из рулевой, когда это произошло. Огромное
пространство средней палубы заполнила темнота, продырявленная голубыми
шарами ночных светильников. И сразу же засияли покрытые самосветящейся
краской тросы, протянутые вдоль стен для ходьбы при невесомости, углы
дверей и их ручки, указательные стрелки и надписи на перегородках. Корабль
был недвижим, словно стоял в каком-то земном доке. Не чувствовалось ни
малейшей вибрации, только климатизаторы почти бесшумно работали, и Пиркс
поочередно пересекал невидимые струи чуть более прохладного, слегка
пахнущего озоном воздуха.
Что-то, въедливо жужжа, легонько стукнуло его в лоб - какая-то муха,
пробравшаяся зайцем на корабль, - Пиркс посмотрел на нее с неодобрением,
он не любил мух, но она уже куда-то исчезла. За поворотом коридор сужался,
обходя лестницу и трубу индивидуального лифта. Пиркс ухватился за поручень
и пошел наверх, сам не зная зачем; он даже не сообразил, что там
расположен звездный экран. Вообще-то он знал о его существовании, но
наткнулся на этот огромный черный прямоугольник словно бы случайно.
В сущности, у него не было какого-то определенного отношения к
звездам. У многих космонавтов это особое отношение якобы существовало. В
давние времена оно даже считалось сугубо обязательной составной частью
романтического "космонавтского шика". Но и теперь почти каждый космонавт
старался сыскать в себе какие-то интимные чувства к этим сверкающим
скопищам - вероятно, потому, что общественное мнение, сформированное
кинофильмами, телевидением, литературой, приписывало пилотам внеземных
трасс какой-то особый "космический" облик. Пиркс давно в глубине души
подозревал, что все эти ребята бахвалятся и привирают: его лично звезды
мало интересовали, а уж болтовню на эту тему он считал полнейшим
идиотизмом. Сейчас он остановился, опершись об эластичную трубу,
предохранявшую голову от удара о невидимую стеклянную поверхность, и сразу
же опознал лежавший чуть ниже корабля центр Галактики, точнее -
направление, в котором следует его искать, потому что дальше взгляд
упирался в огромные белесые туманности Стрельца. Это созвездие всегда
служило ему чем-то вроде слегка размытого и потому не очень точного
дорожного знака - это у него осталось еще со времени службы в патруле,
потому что ограниченность поля зрения в одноместных патрульных ракетах
часто затрудняла ориентацию по созвездиям, а туманности Стрельца можно
было опознать даже на их крохотных экранах. Но Пиркс вовсе не думал о
Стрельце как о миллионах пылающих солнц с неисчислимыми планетными
системами - вернее, он думал так о нем в молодости, пока сам не очутился в
пустоте и не свыкся с нею. Тогда эти юношеские бредни как-то незаметно
ушли от него.
Пиркс медленно приблизил лицо к холодному стеклу, коснулся лбом и
застыл так, почти не замечая этого неисчислимого скопища неподвижных ярких
точек, местами сливающихся в белое свечение. Видимая изнутри Галактика
выглядела как сплошной хаос, как сумбурный итог миллиардолетней игры в
огненные костяшки. И все-таки порядок существовал - но на высшем уровне,
на уровне многих галактик, и увидеть его можно было только на фотографиях,
снятых гигантскими телескопами. На этих негативах галактики кажутся
эллипсовидными телами, вроде амеб на различных стадиях развития; только
космонавтов это ничуть не интересует, потому что наша Галактика для них -
все, а остальное не в счет. "Может, пойдет в счет через тысячи лет", -
подумал Пиркс.
Кто-то приближался. Пенопластовая дорожка глушила шаги, но Пиркс
ощутил чье-то присутствие. Он повернулся и увидел темную фигуру на фоне
светящихся полос, обозначающих места, где сходились стены и потолок.
- Кто это? - спросил он негромко.
- Это я, Томсон.
- Вы сдали вахту? - спросил Пиркс, чтобы хоть что-нибудь спросить.
- Да, командор.
Они стояли молча; Пиркс хотел было снова повернуться к экрану, но
Томсон словно чего-то ждал.
- Вы хотите мне что-то сказать?
- Нет, - ответил Томсон, повернулся и пошел в ту же сторону, откуда
появился.
"Это еще что?" - подумал Пиркс. Очень похоже было, что Томсон его
искал.
- Томсон! - крикнул он в тишину.
Шаги снова приблизились. Томсон вынырнул из темноты, едва заметный в
фосфоресцирующем свечении неподвижно висящих тросов.
- Здесь где-то есть кресла, - сказал Пиркс. Он подошел к
противоположной стене и увидел их. - Посидите-ка со мной, Томсон.
Инженер послушно приблизился. Они уселись напротив звездного экрана.
- Вы хотели мне что-то сказать. Я вас слушаю.
- Я опасаюсь...
- Ничего. Говорите. Это личное дело?
- Да. В высшей степени.
- Значит, поговорим совершенно неофициально. В чем дело?
- Я хотел бы, чтобы вы добились успеха, - сказал Томсон. -
Предупреждаю сразу: я должен сдержать свое обещание и не скажу вам, кто я
такой. Но, так или иначе, я хочу, чтобы вы видели во мне союзника.
- Разве это логично? - спросил Пиркс. Место для разговора было
выбрано неудачно - ему мешало, что он не видит лица собеседника.
- Пожалуй. Человек был бы заинтересован в этом по вполне понятным
причинам, а нечеловек - ну, что его ожидает, если начнется массовое
производство? Он будет зачислен в категорию второстепенных граждан,
попросту говоря - современных рабов, станет собственностью какой-нибудь
корпорации.
- Это не обязательно.
- Но вполне возможно.
- Ну, хорошо. Значит, я должен считать вас союзником? А разве тем
самым вы не нарушаете свое обещание?
- Я обязался не раскрывать своего происхождения и ничего более. Мне
поручено выполнять обязанности ядерщика под вашим командованием. Вот и
все. Остальное - мое личное дело.
- Видите ли, формально, может быть, и вправду все в порядке, но разве
вы не действуете вопреки интересам своих нанимателей? Ведь вы же
понимаете, что ваш поступок противоречит их замыслам?
- Возможно. Но они ведь не дети; формулировки договора были
недвусмысленными и определенными. Договор разрабатывали объединенные
юридические отделы всех заинтересованных фирм. Они могли бы включить
отдельный пункт, запрещающий делать всякие шаги, вроде того, который я
сейчас сделал, но ничего подобного там не было.
- Упущение?
- Не знаю. Возможно. Почему вы так интересуетесь этим? Вы мне не
доверяете?
- Я хотел разобраться в ваших побуждениях.
Томсон помолчал.
- Этого я не предвидел, - тихо произнес он наконец.
- Чего?
- Что вы можете усомниться в моем поступке. Принять его... ну,
скажем, за уловку, запланированную заранее. Я понимаю это так: вы вступили
в игру, где участвуют две стороны; вы - с одной, а мы все-с другой. И если
б вы наметили себе какой-то план действий, чтобы нас всех испытать, - я
имею в виду испытание, которое продемонстрировало бы, допустим,
превосходство человека, - а потом рассказали бы об этом плане одному из
нас, считая его своим союзником, а этот человек на деле принадлежал к
другому лагерю, он заполучил бы от вас стратегически ценную информацию.
- То, что вы говорите, очень интересно.
- О, вы наверняка уже об этом думали. А я - только сейчас сообразил.
Видимо, меня слишком занимал сам вопрос - должен я предложить себя вам в
пособники или нет. Этот аспект интриги выпал из моего поля зрения. Да, я
сделал глупость. Так или иначе, вы не можете быть откровенным со мной.
- Предположим, - сказал Пиркс. - Однако это еще не катастрофа. Я
действительно ничего вам не скажу, но вы можете сказать мне кое-что.
Например, о своих коллегах.
- Но ведь это тоже может оказаться ложной информацией.
- Это уж вы предоставьте мне. Вам что-нибудь известно?
- Да. Броун - не человек.
- Вы в этом уверены?
- Нет. Но это весьма вероятно.
- Какими данными вы располагаете, чтобы это подтвердить?
- Вы, я думаю, понимаете, что каждому из нас попросту любопытно, кто
из остальных человек, а кто нет.
- Да.
- Во время подготовки к старту я проверял реактор. В тот момент,
когда вы. Кальдер, Броун и Барнс спустились в распределительный центр, я
как раз менял бленды, и тут при виде вас мне пришла в голову одна мысль.
- Ну?
- У меня под рукой находилась проба, взятая из горячей зоны реактора,
- я ведь должен вести контроль над радиоактивными загрязнениями. Небольшая
проба, но я знал, что там довольно много изотопов стронция. Так вот, когда
вы входили, я взял ее пинцетом я поместил между двумя оловянными блоками,
которые лежали на верхней полке у стены. Вы их не заметили?
- Заметил. И что дальше?
- Разумеется, я не мог установить их точно, но во всяком случае, вы
должны были пройти сквозь поток излучения - довольно слабый, но тем не
менее заметный для того, кто располагает даже маломощным счетчиком Гейгера
или обыкновенным датчиком излучения. Но я не успел вовремя это сделать, вы
и Барнс уже прошли дальше, а двое остальных - Кальдер и Броун - только
спустились по лестнице. Так что лишь они и прошли через невидимый луч - и
Броун вдруг посмотрел в сторону этих блоков и ускорил шаги.
- А Кальдер?
- Он не отреагировал.
- Это имело бы значение, если б мы знали, что нелинейники обладают
датчиком излучений.
- Вы хотите меня поймать? Вы рассудили, что если я не знаю, то я
человек, а если знаю, то нечеловек! Ничего подобного, это попросту очень
вероятно - ведь если б они не имели никакого превосходства над нами, зачем
было бы вообще их делать? Это добавочное чувство радиоактивности могло бы
очень пригодиться, особенно на корабле, так что конструкторы наверняка об
этом подумали.
- Значит, по-вашему, у Броуна есть такое чувство?
- Повторяю - я не уверен. В конце концов, это могло быть
случайностью, что он заторопился и посмотрел в сторону, но такая
случайность кажется мне маловероятной.
- Что еще?
- Пока ничего. Я дам вам знать, когда что-нибудь замечу, - если вы
хотите.
- Хорошо. Благодарю вас.
Томсон встал и исчез в темноте. Пиркс остался один.
"Значит, так, - быстро подытоживал он. - Броун утверждает, что он
