Анна Ахматова
Все как прежде небо лилово,
те же травы на той же земле,
и сама я не стала новой,
но ушел от меня Веверлей.
Я спросила: чего ты хочешь?
Он ответил: купаться в пруду.
Засмеялась я: ах, напророчишь
нам обоим, пожалуй, беду.
Как забуду? Он вышел бодрый,
с пузырями на правой руке.
И мелькали крутые бедра
на хрустящем желтом песке.
Для того ли долгие годы
в одинокой любви прошли,
чтобы отдал ты темным водам
свой загадочный древний лик?!
Тихо сердце мое угасло,
на душе у меня темно.
О, прости, -- я не знала, что часто
голова тяжелее ног.
О, как сердце мое темнеет,
не смертельного ль часа жду?
И я одна каменею
на холодном темном пруду.
1914 г. (А. Финкель)
Эдуард Багрицкий
ДУМА ПРО ВЕВЕРЛЕЯ
I
Не загинул я от пули
У Попова лога,
Не изжарюсь и в июле --
В дым, в жестянку, в бога.
Пусть я плавать не умею --
Пузыря надую.
Дай пузырь мне, Доротея,
И на пруд пойду я.
Веверлей стоит у хатки,
От солнца пылая.
Амуниция в порядке,
Как при Николае.
В чистой форменной тельняшке,
Шевелит усами,
Так и вздрагивают ляжки
Под его трусами.
На затылок сбита кепка.
Красота и сила!
Пузыри висят на цепке
От паникадила.
Волосатый и мохнатый --
Ну и вправду цаца!
Не загнулся у Махна ты,
Так воды ль бояться?!
II
Веверлей поднимет ногу,
Пристукнет другою,
Словно пробует дорогу,
Дорогу тудою.
Снял трусы он и рубаху
И к воде дал ходу.
Развернулся -- и с размаху
Хлобысь прямо в воду.
Голова у Веверлея
Тяжелей свинчатки...
Нету, нету, Доротея,
Твоего ягнятки!
Только две ноги над прудом,
Над водою черной.
Не спасется он и чудом,
Как ни будь проворный.
Пусть про долю не гадает
Ни прямо, ни косо.
Только брызги оседают
На вохре откоса.
III
Как узнала Доротея
Про такое дело,
Белых ножек не жалея,
На пруд полетела.
Подбегает ближе, ближе
С тоскою во взоре.
Опускает ниже, ниже
Головоньку с горя.
Видит ноги над водою --
А где его тело?
Не управилась с бедою
И окаменела.
Эпилог
Отшумели над равниной
Боевые годы,
Протекли над всей краиной
Молодые воды.
Этот пруд давно затянут
Зеленою ряской;
И купаться кто там станет --
Все идут с опаской.
Заросли травой дороги,
Только ветер веет.
Но торчат, как прежде, ноги,
Ноги Веверлея.
Обвевает вихрь горячий
Остов Доротеи...
Рассказать бы лучше надо,
Да, жаль, не умею...
1930 г. (А. Финкель)
К. .Д. Бальмонт
(На два голоса)
Оставив дома Доротею,
пошел купаться Веверлей.
-- Как в полдень тают тучки, млея,
как солнце в полдень золотей.
Берет он, плавать не умея,
с собою пару пузырей.
-- Как солнце гаснет, золотея,
как тучки вечером алей.
Нырнул он прямо головою,
нырнул он в пруд, как только мог.
-- О, как мне страшно в часы прибою,
о, как тревожно хрустит песок.
Но он остался под водою,
ведь голова тяжело ног.
-- О, как подавлен я темнотою,
о, как мне страшно, а путь далек.
Удостовериться хотела
жена его, узнав беду.
-- Как отдаешься ты мне несмело,
твоей я ласки чаруйной жду.
И вмиг она окаменела,
увидев ноги в том пруду.
-- О, как целуешь ты неумело
в каком-то сладостном бреду.
И поросли травой аллеи,
и высох пруд, и сад заглох.
-- Как в полдень тают тучки, млея,
о, как тревожно хрустит песок.
Но остов бедной Доротеи
торчит там вместе с парой ног.
-- Как солнце гаснет, золотея,
1908 г. (А. Финкель)
Демьян Бедный
Вот, братцы, сказочка про Веверлея,
который не жалея
ни рук своих, ни ног
нырнул как только мог
глубоко.
В мгновенье ока
засосан был водой
и там остался с бородой.
Жена его, Доротея,
узнав про эти затеи,
прибежала на пруд
в большой тревоге
и, увидев мужнины ноги,
навеки окаменела тут.
Сказка, говорится, складка,
а вот вам и ее разгадка.
Похохочу я над вами всласть.
Пруд-то он -- Советская власть,
а Веверлеи и Доротеи,
все эти богатей, --
социал-предатели,
соглашатели
и буржуазные лакеи.
1919 г. (А- Финкель)
Андрей Белый
Я только временный заем
у йогов Дорнаха всевластных,
я -- стилистический прием,
инструментовка на согласных.
И Доротеин Веверлей,
и Доротея Веверлея
над бессловесной бездной реют,
как закипевший словолей.
Я -- составитель антифонов,
пифагорийская земля.
Тогда еще блистал Сафонов',
известность с Надсоном деля.
И Веверлей, усталый мистик,
средь тополей, среди аллей,
голубоглазый злой эвристик,
спешит купаться в водолей.
(Так звуки слова "Веверлей"
балда -- неумный гимназистик
переболтает в "ливер лей",
а Веверлей усталый мистик.)
Идет купаться Веверлей,
оставив дома Доротею,
с собою пару пузырей
берет он, плавать не умея.
Нырнул -- лазорь и всплеск в лазорь,
багрец и золото в лазури,
и в небо брызги -- розы зорь,
а в воды -- розовые бури.
Усталый мистик -- бледный йог
с волнистой русой бородою.
Но голова тяжело ног,
она осталась под водою.
Средь тополей, среди аллей,
среди полей, полуалея,
...чего так медлит Веверлей...
взлетает, тая, Доротея.
(Так мой отец -- декан Летаев,
промолвив: интеграл из пи, --
взвихрится и взлетит, растаяв,
взлетая в голубой степи.)
И Доротея в том году
астральное узнала тело.
Но ноги милого в пруду
она узрев, окаменела.
И Мережковский, русский йог,
был воплощенье Дорогой:
...ты знаешь, этот пруд заглох
и поросли травой аллеи.
И Соловьев, лазурный бог,
был воплощенье Веверлея.
...Но все торчит там пара ног
и остов бедной Доротеи.
Так на кресте и в Красоте,
блистая песнею чудесной,
мы умираем во Христе,
чтоб в Светлом Духе вновь воскреснуть.
1911 г. (А. Финкель)
' Известный московский дирижер.
Александр Блок
Где дамы щеголяют модами,
где всякий лицеист остер,
над скукой дач, над огородами,
над пылью солнечных озер, --
там каждый вечер в час назначенный,
среди тревожащих аллей
со станом, пузырями схваченным,
идет купаться Веверлей.
И, медленно пройдя меж голыми,
заламывая котелок,
шагами скорбными, тяжелыми
ступает на сырой песок.
Такой бесстыдно упоительный,
взволнован голубой звездой,
ныряет в воду он стремительно
и остается под водой.
Вздыхая древними поверьями,
шелками черными шумна,
под шлемом с траурными перьями
идет на пруд его жена.
И ноги милого склоненные
в ее качаются мозгу,
и очи синие, бездонные
цветут на дальнем берегу.
И, странной близостью закована,
глядит за темную вуаль
и видит берег очарованный
и очарованную даль.
И в этой пошлости таинственной
оглушена, поражена,
стоит над умершим единственным
окаменевшая одна.
1910 г. (А- Финкель)
Валерий Брюсов
СОНЕТ
Царь всех царей земных, властитель Веверлей
торжественно грядет к священному Мериду.
Царь плавать не умел. И пару пузырей
дает ему жена, избранница Изиды.
И, тело обнажив под сенью пирамиды,
он погрузился в пруд, творя молитву ей.
Но мудрая глава ног царских тяжелей --
осталась голова в объятьях Нереиды.
Той вести гибельной довериться не смея,
спешит на озеро царица Доротея
и, к озеру придя, окаменела вдруг.
С тех пор прошли года тягучей вереницей.
Но до сих пор хранит песок скелет царицы
и над водою тень костей берцовых двух.
1907 г. {А. Финкель)
Данте
В те дни, когда на нас созвездье Пса
глядит враждебно с высоты зенита,
и свод небес, как тяжесть, оперся,
И от лучей не сыщешь ты защиты,
пошел купаться знатный Веверлей,
хламидой бренною едва прикрытый,
С собою взявши пару пузырей,
в дворце жену оставив Доротею.
Вот граф идет среди густых аллей,
От духоты полуденной потея.
К пруду придя, нырнул, как только мог,
но голова у графа тяжелее
Его прекрасных, стройных графских ног.
И вот она осталась под водою.
Хрустит в саду тревожимый песок
Под легкою воздушною стопою.
То Доротея, светлая жена,
спешит на пруд, волнуема молвою,
И, ноги увидав, поражена,
окаменела, как супруга Лота.
С тех пор сошли в могилу племена,
Века иной омрачены заботой,
и высох пруд, и сад давно заглох,
и одичали бывшие красоты,
И на дворце растет зеленый мох,
и поросли крапивою аллеи,
но до сих пор торчит там пара ног
и остов бедной нежной Доротеи.
1301 г. (А. Финкель)
Гомер
В полдень купаться идет из дворца Веверлей богоравный.
А во дворце он оставил супругу свою Доротею.
В пышном дворце Доротея ткала большую двойную
цвета пурпурного ткань, рассыпая узоры сражений
между Ахейцами в медных бронях и возницами Трои.
Не было в целой Ахайе героя подобного в беге,
всех побеждал Веверлей быстроногий в ристалищах буйных,
плавать же он не умел. И с собою берет он в подмогу
два пузыря тонкостенных, из жертвенных телок добытых.
Близко от Скейских ворот их готовили мудрые старцы,
к богу воззвав, они вкруг разбросали ячмень крупнозерный,
шеи приподняли жертвам, зарезали, кожу содрали,
бедра потом отрубили, двойным их пластом обернули,
светлого жира и мяса сырого наверх положили,
из-под кишок извлекли упругий пузырь тонкостенный
и через легкий тростник надували с различною силой.
Так снарядившись, на пруд поспешил Веверлей боговидный.
Были устроены там водоемы; вода в них обильно
светлой струею лилась, нечистое все омывая.
Платье совлекши, на мелкоблестящем хряще, наносимом
на берег плоский морскою волной, он все разостлал их;
кинулся в пруд с головою, но ног голова тяжелее,
медным доспехам подобно, осталась она под водою.
Только узнала о том Доротея, богиня средь женщин,
тотчас закутавшись в белое, как серебро, покрывало,
вышла из спальни она, проливаючи нежные слезы.
Вышла она не одна: вслед за нею пошли две служанки --
Эфра, Питфеева дочь, с волоокой Клименою рядом.
Вскоре пришла она к месту, где пруд протекал светловодный.
Милые ноги узрела и стала рыдать безутешно,
волосы, плача, рвала, далеко покрывало откинув,
и Ниобее подобно в тот миг она окаменела.
Тучегонитель Зевес сохранил для потомства их вечно.
Много столетий прошло и много ушло поколений,
но до сих пор там стоят над водой Веверлеевы ноги
и в стороне средь песков -- Доротеи белеющий остов.
До н. э. (А. Финкель)
И. А. Крылов
В одну из самых жарких пор
затеял Веверлей купаться.
И надобно сознаться,
что Веверлей сей плавал как топор.
В кладовке, в старом хламе роясь,
нашел он плавательный пояс
и, на свою беду,
решил: пойду.
(А дома бросил он супругу Доротею.)
Спешит наш Веверлей по липовой аллее,
пришел, нырнул, как только мог,
нырнул он прямо головою.
Известно -- голова всегда тяжеле ног,
и вот она осталась под водою.
Его жена, узнав про ту беду,
удостовериться в несчастий хотела.
И, ноги милого узревши в том пруду,
в сей миг она окаменела.
Хотя с тех пор прошел уже немалый срок,
и пруд заглох, и заросли аллеи,
но до сих пор торчит там пара ног
и остов бедной Доротеи.
Супругов мне, конечно, очень жаль,
но в басне сей заключена мораль:
не зная броду,
не суйся в воду.
1807 г. (А. Финкель)
Владимир Луговской
ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ
...На горизонте,
Где, как меня учили в раннем детстве,
Косматый дед в мохнатой волчьей шубе
(Куда любил я зарываться носом,
Вдыхая запах рыси и енота
И всякого еще пушного зверя)
И бабушка в ротонде лисьей круглой,
Так вот -- где небо сходится с землею,
Есть озеро, вернее, пруд глубокий.
На дне его ключи взрывают воду.
Там золотисто пахнет светлой рыбой
(Не жареной, заметьте, а живою).
Туда в горячий августовский полдень
Шел Веверлей купаться. Не умел он
Ни брассом плавать, не умел и кролем,
И даже, извините, по-собачьи.
Дает ему с собою Доротея,
Жена его, два пузыря в подмогу,
Два пузыря надежных, тонкостенных
И голубых и выпуклых, как небо,
Снаружи выпуклых, а изнутри -- напротив.
Он лег на бережок и, глядя в небо,
Задумался над мировым порядком...
Как много облаков, как мало счастья;
Но, поменяв их, вряд ли стало б лучше;
