адрес Оргорейна, разоблачение "подрывающих государственную целостность
фракций", демагогические разглагольствования относительно "нерушимости
границ королевства", целые лекции по истории, этике и экономике - и все
почти на грани истерики, так что от чрезмерной злобы или восторга голос его
порой срывался на визг. Он много говорил о гордости за свою страну, об
"истинном патриотизме", но маловато о шифгреторе ее граждан, о собственном
достоинстве или личном авторитете каждого. Не слишком ли велики оказались
потери со стороны Кархайда из-за конфликта в долине Синотх, что тему
шифгретора и авторитета старались не затрагивать вообще? Видимо, все же это
было не так, ибо долину Синотх Тайб упоминал довольно часто. Однако о
шифгреторе он явно избегал говорить, и я был почти уверен, что он стремится
разбудить эмоции более низкого, примитивного, почти неконтролируемого уровня
психики. Он хотел вызвать к жизни то, что постоянно подавлялось правилами
поведения, соответствующими понятию шифгретора, как бы сублимирующего до
безопасного уровня низменные чувства и желания. Он хотел, чтобы слушающие
его речи жители Кархайда испытывали одновременно гнев и злобу. А потому
основными темами его выступлений были отнюдь не гордость или любовь, хотя
эти слова употреблялись им без конца; однако в том контексте, в котором их
употреблял он, значили они лишь самовосхваление и ненависть к другим. Он
также немало разных слов говорил об Истине, ибо, как он выражался, "копал
куда глубже поверхностного налета цивилизации". Это была его излюбленная и,
казалось бы, довольно благовидная метафора - насчет "налета цивилизации".
Или "облицовки", "штукатурки", "обновления старых стен" и тому подобного, то
есть всего того, что скрывает более благородную и древнюю основу. За
подобной метафорой может с успехом спрятаться по крайней мере дюжина
софизмов. Один из наиболее опасных - признание того, что цивилизация,
будучи искусственно созданной, противоречит природе, то есть является
нарушением естественности бытия... Разумеется, цивилизация - это никакой не
"налет", и примитивная первобытная ("естественная") культура и культура
цивилизованного общества - лишь ступени общего процесса развития
человечества. Если цивилизации и можно что-то противопоставить, так это
войну. Так что либо то, либо другое. Но не то и другое вместе. Мне казалось,
когда я слушал надоедливые истеричные речи Тайба, что он стремится, насаждая
страх и яростно убеждая в существовании врага, заставить свой народ как-то
изменить выбор, сделанный еще до того, как началась его официальная история,
- выбор как раз между этими противоположностями: цивилизацией и войной.
Возможно, для этого как раз пришло время. Медленно, как осуществлялся и
весь их материально-технический прогресс, мало-помалу, невысоко ценя
"прогресс" как таковой, гетенианцы в итоге - в последние пять, десять или
пятнадцать веков - все-таки немного обогнали Природу. Они уже вышли из
абсолютной зависимости от своего безжалостного климата; и плохой урожай в
отдельной провинции уже не мог привести к голодной смерти; даже особенно
холодная и снежная зима не приводила города к изоляции. На основе
определенной материальной стабильности Оргорейн постепенно превратился в
единое и все более централизующееся государство. Теперь Кархайд тоже должен
был" "собраться с силами" и совершить аналогичный шаг. Однако Тайб считал,
что всякое там развитие самосознания и собственного достоинства,
установление торговых отношений с другими государствами, строительство
дорог, ферм, учебных заведений и так далее - все это лишь проклятый "налет
цивилизации", который необходимо уничтожить. Перед ним была конкретная и
ясная цель, и он шел к ней по самому короткому и проверенному пути. Чтобы
превратить народ Кархайда в граждан единого государства, в единую нацию, он
избрал путь войны. Его идеи, разумеется, были недостаточно четко
сформулированы, однако звучали весьма убедительно. Второй способ столь же
быстрого создания единой нации или всеобщей мобилизации людей - это
насаждение в государстве новой религии; однако таковой под рукой не
оказалось, и Тайб предпочел путь милитаризации.
Я послал Регенту Тайбу записку, в которой изложил суть вопроса,
заданного мною Предсказателям, и ответ, который получил от них. Тайб мне не
ответил. Тогда я отправился в посольство Орготы и испросил разрешения на
въезд в государство Оргорейн.
У Стабилен всей хайнской Экумены куда меньше помощников, чем чиновников
в одном лишь этом посольстве относительно небольшой страны; все они путаются
в бесконечных магнитофонных записях, различных досье, очень медлительны и
дотошны. Никаких "кое-как", никаких ошибок, никаких подтасовок, столь
характерных для официальных лиц Кархайда. Я терпеливо ждал, пока в
посольстве закончат возню с оформлением моих документов.
Ожидание, однако, становилось довольно неприятным. Количество
королевских гвардейцев и муниципальной полиции на улицах Эренранга
увеличивалось, похоже, с каждым днем; все стражники были вооружены до зубов,
у них даже начинало вырисовываться некое подобие военной формы. Настроение в
городе царило мрачное, хотя торговые и прочие сделки совершались довольно
успешно, благосостояние в целом росло и погода была ясной. Меня сторонились
уже почти все, даже моя "квартирная хозяйка". Этот толстяк больше не
показывал желающим мою комнату и частенько жаловался на травлю со стороны
"людей из дворца", а потом начал обращаться со мной не как с уважаемым
гостем и Посланником с другой планеты, а скорее как с политическим
преступником Тайб произнес еще одну речь по случаю очередного столкновения в
долине Синотх: оказывается, "отважные кархайдские фермеры, истинные
патриоты" совершили налет в районе южной границы, близ Сассинотха, на
орготскую деревню, сожгли ее, убили девять мирных жителей, а тела их
отволокли к границе и бросили в реку Эй; "такую могилу, - вещал Регент, -
обретут все враги нашего государства!" Я слушал эту передачу в столовой
нашего Острова. Мои соседи выглядели по-разному кто мрачным, кто
равнодушным, а кто и довольным, однако во всех лицах сквозило нечто общее -
их словно искажал какой-то легкий тик или чуть заметная гримаска И взгляд у
всех был одинаково беспокойным.
Вечером ко мне в комнату постучался и вошел незнакомый мне человек,
первый мой гость с тех пор, как я вернулся в Эренранг. Он двигался легко, у
него была нежная кожа, застенчивые манеры, а на груди висела золотая цепь
Предсказателя, одного из Целомудренных.
- Я друг одного из тех, кто дружил с вами, - представился он с
прямотой застенчивого человека - Я пришел просить вас о милости - ради
него.
- Вы имеете в виду Фейкса?..
- Нет Эстравена.
Должно быть, выражение участия и готовности помочь на моем лице
сменилось чем-то совсем иным; возникла небольшая пауза, потом незнакомец
пояснил
- Эстравена-предателя. Разве вы его не помните? Застенчивости как не
бывало. Теперь в его голосе звучал гнев. Он явно готов был поставить на кон
свою честь - предъявить мне свой шифгретор, как здесь говорят. Если бы я
хотел ответить ему тем же, то есть практически согласился бы на дуэль, то
мне нужно было бы ответить как-нибудь так: "Нет, я не припоминаю его; а
скажите, что он собой представляет?" Но играть в эти игры мне вовсе не
хотелось: я уже к этому времени достаточно часто сталкивался с
вулканическими вспышками кархайдского темперамента Я неодобрительно
посмотрел прямо в гневное лицо незнакомца и сказал:
- Конечно, я его помню.
- Однако дружеских чувств к нему не испытываете - Его темные, с чуть
опущенными вниз уголками глаза смотрели прямо на меня с живым интересом
- Скорее благодарность и разочарование. Это он послал вас ко мне?
- Он не посылал
Я подождал, пока он объяснит Он сказал:
- Извините меня. Мои выводы были слишком поспешны; теперь я пожинаю
плоды собственной торопливости и домыслов.
Я едва успел остановить этого надменного гордеца, ибо он тут же
направился к двери.
- Пожалуйста, послушайте: я ведь не знаю, кто вы и что вам угодно. Я
же не отказал вам, я просто совсем ничего не понимаю, а потому и не выразил
сразу согласия помочь. Вы ведь не откажете мне в праве на определенную
осторожность? Эстравена сослали за то, что он поддерживал мою деятельность
здесь(
- А вы не считаете, что, хотя бы отчасти, в долгу перед ним?
- Ну, отчасти, пожалуй, да. Хотя то, с чем связана моя миссия здесь,
выше всех личных долгов и привязанностей.
- Если это так, - сказал незнакомец с яростной убежденностью, - то
ваша миссия аморальна.
Это остановило меня. Он говорил как защитник экуменических
представлений, и мне крыть было нечем.
- Не думаю, что это так, - ответил я наконец. - В недостатках ее
осуществления виновен в данном случае тот, кто ее осуществляет. Во всяком
случае, сама идея не виновата ни в чем. Но прошу вас, скажите, что именно от
меня требуется.
- У меня есть некая денежная сумма - проценты, долги и тому подобное,
- которую мне удалось собрать. Это остатки состояния моего друга. Услышав,
что вы вскоре собираетесь посетить Оргорейн, я решил попросить вас передать
ему эти деньги, если, разумеется, вы найдете его. Как вам известно, за
контакт с преступником полагается кара. Кроме того, риск может оказаться и
бессмысленным, ибо он может находиться как в Мишнори, так и на одной из их
проклятых Ферм; а может быть, просто умер. Я не имею возможности выяснить
это. Друзей в Оргорейне у меня нет. И здесь тоже нет никого, к кому я мог бы
обратиться с подобной просьбой. Я подумал о вас, потому что вы стоите как бы
надо всей этой политикой и свободны в передвижении по стране. Но я совсем не
подумал о том, что и у вас могут быть свои собственные политические
соображения. Прошу Прощения за собственную глупость.
- Хорошо, я возьму эти деньги. Но если он умер или его невозможно
будет отыскать, кому мне следует их возвратить?
Он уставился на меня. Выражение его лица беспрестанно менялось: он
переживал жестокую душевную борьбу. Потом судорожно вздохнул или скорее
всхлипнул. У жителей Кархайда в большинстве случаев слезы весьма близко, и
они стыдятся их не больше, чем мы смеха. Наконец он проговорил:
- Благодарю вас. Мое имя Форет. Я живу в Цитадели Орньи.
- Вы из семьи Эстравена?
- Нет. Я его кеммеринг, Форет рем ир Осбот. У Эстравена за время
нашего знакомства, насколько мне известно, никакого кеммеринга не было; но в
отношении этого человека в душе моей не возникло ни малейших сомнений. Он,
возможно, поступал неразумно или невольно служил чьим-то корыстным целям,
однако его собственные побуждения были чисты и искренни. И он только что
преподал мне урок: я понял, что вызов чести в Кархайде может быть сделан в
том числе и на уровне этики и победит в этом поединке сильнейший. Ведь он
загнал меня в угол буквально с первых двух ходов.
Деньги у него были с собой, и он передал их мне - солидную сумму в
банкнотах Королевской Купеческой Гильдии Кархайда, так что никто в случае
чего ни в чем не смог бы меня уличить, как, впрочем, и помешать мне просто
истратить эти деньги.
- Если вы отыщете его... - Форет запнулся.
- Что-нибудь передать на словах?
- Нет, ничего. Только если бы я знал(
- Если я действительно его найду, то попытаюсь подробно сообщить вам о