- Она уже происходит - постепенно. Сейчас темп ее ускоряется. По
нашим подсчетам, через два года здесь останется не более пяти процентов
личностей.
- Шах и следующим ходом мат, - сказал Джаллав.
МИКК, ИЛИ ПАВЛИК САМОХИН
Когда в карманах осталось три патрона, он протрезвел. Или остолбенел.
Или что-то еще случилось с ним, что-то, заставившее его выпрямиться и
оглядеться.
Пейзаж уже мало напоминал тот, что был до начала боя. Ущелье стало
уже, мост - шире и массивнее. Прежняя дыра туннеля теперь больше
напоминала ворота в каменной стене. И сама эта стена, противоположная
сторона ущелья, теперь, приблизившись, казалась не дикой и скальной, а
сложенной из грубых темных, почти черных кирпичей. Пустынное каменистое
плато впереди, казавшееся бескрайним, вдруг обрело границы: из белого
марева проступили будто светящиеся изнутри голубые горные цепи. И лишь
дорога позади осталась неизменной: узкий каменный карниз, уходящий вверх,
в клубящийся мрак. Странное мерцание, потерянный блеск, разбросанный по
ней, продолжался еще и во мраке, но потом терялся и он.
Серые туши чешуйчатых коней, белые холмики их всадников усеивали
пустошь. Молчание висело над всем этим - рядом с белесым мертвым солнцем -
и лишь земля вздрагивала под ногами, будто там, в глубине, проворачивались
какие-то застоявшиеся огромные механизмы.
Леонида Яновна стояла в рост, открыто, неподвижно. Единственная из
всех, она была не в ватнике, а в свободной белой накидке. Казалось, ни
жар, исторгаемый пустошью, ни холод камней под ногами не касались ее.
Неподалеку от нее Пашка видел Архипова, настороженного, готового ко всему.
Марья Петровна, в испятнанном черным ватнике, сидела над убитыми. Куц был
убит, и Фома Андреевич, и Петюк. Куда-то пропала Оксана. Наверное, тоже
была убита, но найти ее не смогли. Татьяна, черная и острая, как галка,
бродила между камней, разыскивая что-то. Дим Димыч сидел, повернувшись
спиной ко всему. Тяжелый архиповский механизм лежал у него на коленях.
Может быть, он и не стрелял ни разу, подумал Пашка. И где-то был еще
Малашонок, но его Пашка не видел. И был еще сам Пашка, с его тремя
патронами к вертикалке шестнадцатого калибра...
Вновь за спиной зацокали копыта. Пашка оглянулся: из зева ворот
выезжали новые всадники в белом. Теперь их было четверо. Трое пониже
окружали высокого и статного, в сложном и, наверное, тяжелом головном
уборе. Их кони шли мерной неторопливой рысью. Тошнотворный восторг накатил
на Пашку. Стиснув зубы, он ждал приближения всадников. И тут раздался
настоящий грохот.
Он еще успел увидеть, как разлетаются каменные глыбы - и тут же в
туче пыли появилась когтистая лапа! Следующий удар взрыл изнутри землю. Из
трещин хлынуло пламя. Потом земля приподнялась еще, опала - и появился
дракон.
Он был прекрасен!
Он был прекрасен и страшен, и смертельно опасен - но прекрасен прежде
всего. Кощунством было - повредить ему. Дракон повел головой, освобождаясь
от последних комьев, камней и пыли, и поднял лапу. Шум пересыпаемых монет
сопровождал его движения. Потом он волнообразно изогнулся - и тонкий
жесткий хвост с визгом рассек воздух и впечатался в землю. Глыба размером
с быка расселась пополам от этого удара.
Сзади кричали лошади. Пашка не оглянулся.
Встречный выстрел был почти не слышен - но в груди дракона появилась
мгновенная вмятина. Зелеными сверкающими брызгами разлетелись чешуйки.
Высоко взметнув хвост, дракон встал на задние лапы - и выдохнул пламя.
Оно было почти невидимым - но чадно, как кучи тряпья, вспыхнули
убитые - и Марья Петровна. Комком огня она метнулась вперед, навстречу
дракону, и упала между камней, и осталась лежать, а пламя корежило ее,
мертвую или еще живую, и убитые тоже изгибались в огне, будто только в нем
умирали сейчас окончательно. В море странных шепчущих звуков происходило
это, и дракон, совершив кошачий прыжок, медленно плыл сейчас над головой,
и медленно - ду-у-у-ду-у-у-ду-у-у - били автоматы, и в брюхе дракона,
непристойно-белом, рыбьем, появлялись дырки, дырки, дырки, и дракон,
изгибаясь на лету, пастью пытался схватить невидимую смерть - и, не
долетев до моста, на котором сгрудились беспомощные боги, грянулся на
землю - совсем рядом с Пашкой. Горячий кожаный запах исходил от дракона.
Ошеломленный неловким своим падением, обезумевший от боли, он вскочил,
озираясь, до жути похожий на человека, и бросился в сторону Леониды,
стоящей неподвижно с воздетыми к небу руками, и Татьяна, хладнокровно
сменив магазин, хлестнула его длинной, от бедра, очередью - по голове, по
шее, по плечу. Он зашатался и остановился, вертя головой в поиске
обидчика, и Пашка, не до конца понимая, что делает, навскидку выстрелил из
обоих стволов - почти в упор. Наверное, пули с закатанными в них
подшипниковыми шариками пробили драконью броню: он вздрогнул как-то
нутряно и издал тонкий свист - как закипающий чайник. Из пасти вновь
вырвался огонь, но слабо и бесцельно - над головами. Секунду дракон был
неподвижен, а потом подался назад - и ударил хвостом.
Пашку зацепило, наверное, средней частью хвоста, да еще не на ударе,
а на замахе - но этого хватило. Земля исчезла из-под ног, небыстро
опрокинулась, скользнула под спину - и ухнула по спине.
Раздался отчетливый хруст. Не было ни боли, ни страха. Рядом ступила,
дробя камни, драконья лапа. Только теперь Пашка осознал, как огромен
дракон: лапа его была больше человека. Грохнуло несколько выстрелов
подряд, лапа убралась - но появилась голова! Голове досталось больше
всего, она вся была в выщербинах, залита густо-зеленой кровью - и с
вытекшим левым глазом! Дракон не видел Пашку, и поэтому Пашка смог,
поднявшись на четвереньки, отползти в щель между камнями. Дракон снова
пустил пламя - теперь по земле. Кто-то закричал - Пашка не видел, кто. Он
вдруг остро ощутил свою безоружность. Над головой, как клинок, свистнул
хвост. Пригибаясь, Пашка побежал туда, где должен был быть Дим Димыч - и
споткнулся об его вытянутые ноги. Он так и сидел, без движения, без цели и
без пользы. И лишь когда Пашка схватил его магазинку, он сделал слабое
движение: удержать.
Остерегаясь, Пашка выглянул из-за камней. Дракон в полусотне шагов
стоял на задних лапах, тонкий, изогнувшийся, как кобра; хвост его то
сворачивался кольцами, то расправлялся, взметая пыль и обломки камня.
Передними лапами он зажимал себе живот. Наклонив голову, осматривался. Все
скрылись, и даже Леониды не было видно. Мост был пуст. Рядом с драконом
что-то жирно горело, обволакивая его тяжелым грязным дымом. А потом, как
чертик из коробочки, перед драконом выскочил кто-то неузнаваемый и поднял
автомат. Очередь - и зеленый проблеск метнувшейся лапы - одновременно...
Человек исчез, а дракон упал на брюхо и забился. Передними лапами он
скреб голову, стараясь содрать то, что мешает ему видеть. Летели жуткие
ошметья, хлестала кровь. Хвост, как хлыст, сек землю. Потом дракон пополз,
слепой, задрав голову к небу, круша и вздымая все, что было перед ним и
вокруг него. Невидящей головой он обводил полукруги, и светлое пламя,
касаясь камней, становилось красным. Забирая влево, он разворачивался, и
Пашка с ужасом понял, что через несколько секунд эта сила сметет и
испепелит его.
Дим Димыч подниматься не хотел, он ничего не видел вокруг себя,
ничего не понимал, его ничто не касалось. Пашка в ужасе ударил его по
лицу, потом схватил за руку - и, к своему удивлению, поставил на ноги.
Теперь надо было его увести отсюда. Он тащил безвольного и бессильного
учителя между камней, поднимал, когда он падал и, рыдая, тащил дальше, и
только взбираясь на насыпь моста, обнаружил в своей руке так и не
стрелявшую в этом бою магазинку. А потом с моста ему подали руку. Это была
Татьяна.
- Дима, Димочка! - закричала она. - Дима, очнись же!
Дим Димыч, узнавая ее, робко улыбнулся.
- Спасибо, Пончик, - сказала она Пашке. - Я не знаю, как... - и с
ненавистью посмотрела на Леониду.
Леонида стояла, отрешенная, там, где кончался мост и начиналась
поблескивающая дорога. Ее хитон, грязный и прожженный, свисал с плеч
неподвижно - хотя жгучий ветер с пустоши здесь, наверху, был силен.
Дракон, воя, уже не полз по кругу, а крутился на месте: его левые лапы
судорожно царапали землю, а правые волочились, цепляясь. Что-то еще
изменилось в пейзаже, но Пашка не мог понять, что. Потом Леонида с трудом
приоткрыла рот и сказала, не глядя ни на кого:
- Все. Уходите.
- А остальные? - спросил Пашка.
- Нет остальных, - вместо Леониды ответила Татьяна.
- Уходите, - повторила Леонида. - Уже начинается...
Тихий, но покрывающий все звук возник ниоткуда. От него тяжестью
налились ноги, а вокруг стало пусто и холодно.
- Бежим, - сказала Татьяна, сделала шаг в сторону Леониды и вдруг
остановилась.
- Не туда, - еле ворочая языком, сказала Леонида. - Через мост... в
башню...
- А вы? - задохнулся Пашка.
- Бегите... хорошие... бегите... скорее...
С трудом, не понимая, что делается с ногами, с головой, Пашка
потащился через мост. Овальное отверстие ворот медленно плыло навстречу.
Татьяна догнала его и вцепилась в рукав. Другой рукой она держала Дим
Димыча.
- Танька... что это?..
- Потом, Пончик... потом... скорее... сил уже нет...
- Леонида... почему?..
- Держит нам... дорогу... не понимаешь?..
Казалось, они поднимаются по крутой тысячеступенной лестнице - так
трудно давался каждый шаг. Воздух стоял стеной. Последние двадцать шагов
были смертельно трудны. Ног уже не было - каменные подпорки. Свинцовые
подпорки. Нечем стало дышать - твердый воздух резал гортань. Пашка знал,
что они никогда не дойдут. А потом неожиданно - казалось, ворота еще
впереди - они повалились навзничь, как будто лопнула не пускавшая их
паутина, и поплыли куда-то. Здесь было темно. Вскоре овал ворот
превратился в туманное пятнышко позади, а потом исчезло и оно.
Может быть, прошли годы. Здесь ничто не напоминало о времени. Здесь
не было верха и низа, правых и виноватых, жизни и смерти. Здесь был покой.
Как маленький окаменевший зверь, спрятанный в скале, Пашка висел посреди
ничего без ощущений, чувств, мыслей и желаний. Но шевельнулась и поднялась
Татьяна, и стал свет, твердь земная под спиной и затылком и мерзкая
искрящая боль в груди и боку. И Пашка застонал протяжно и жалобно. Все
кончилось, и нужно было, чтобы его пожалели.
- Тише, Пончик, тише, - плача, сказала Татьяна, - не расслабляйся,
нам еще идти и идти... у меня тоже все болит, я тоже не могу... и Диму
тащить, тащить ведь придется...
И тут Дим Димыч приподнялся и посмотрел вполне осмысленно:
- Куда это вы собрались меня тащить?
- Димочка... - выдохнула Татьяна и опустилась на землю.
- Погоди... где это мы? - Дим Димыч заозирался, и Пашка тоже,
насколько позволяла боль, закрутил головой.
В самом деле: помещение, куда они каким-то непонятным способом
попали, было странно: круглое, вернее, цилиндрическое, с рядами темных
квадратных окошек на высоте, оно напоминало то ли павильон "чертова
колеса", то ли арену для гонок по вертикальной стене. В центре, там, где
должно было находиться колесо, стояло что-то, похожее на песочные часы
высотой с трехэтажный дом. Мощные колонны из полированной бронзы ограждали
саму колбу - формы, может быть, не классической, но характерной, с
