тайгу - и наткнулись на старый лагерь. Сто лет тут никого не было, все
заросло осиной, тонкой, больной, проволока, конечно, была с кольев снята,
но сами колья оставались, и колья, и вышки, и бараки, конечно, и мы вошли
в один барак, там было темно, мы стояли и ждали, когда глаза приспособятся
к полумраку, и вдруг сверху стал падать какой-то мусор, сначала
показалось: чешуйки коры... оказалось - клопы, они падали на нас и
присасывались на лету, и жрали, сразу наполняясь красным... с Майкой
сделалась истерика, мы тут же бросились к реке, смывать с себя это, вода
была ледяная - июнь, самое начало, - потом голыми плясали у костра, пока
сушилась одежда, стало даже смешно, но оказалось, что мы так ни черта и не
смыли, и только на третий день удалось устроить настоящую баню и стирку...
ждут, гады, сказал Фил, это сколько же они ждут...
За всеми этими воспоминаниями я едва не проскочил глатц. Я и не понял
бы, что это глатц, если бы не пустота вокруг странного здания: плоской
коробки из серого бетона с окнами-щелями под самой крышей - и ампирным
фасадом. Вокруг было огромное множество людей, всем было плохо под
открытым небом - но никто даже не смотрел в сторону этого дома... так уж
они брезговали гемами... Ну да, начать выгонять гемов из-под крыши -
значит, по самые уши искупаться в том презрении, которое гемы питают к
"плаве". Поэтому плава, то есть не-гемы, то есть так называемые
"нормальные люди", просто вынуждены делать вид, что непреодолимо брезгуют
гемами... Даже передо мной расступались и отворачивались, если я подходил
близко - а ведь я по внешности был "высоким гемом", то есть гемом не из
глатца, гемом, имеющим работу, семью, квартиру... гражданином, слегка
съехавшим на учении мудреца Урси. Итак, я подошел к фасаду - он был
фальшив до омерзения - и поднялся на крыльцо.
За дверью меня встретил полумрак, прохлада с привкусом подвальной
сырости, и сложная гамма запахов. Изнутри здание выглядело еще страннее,
чем снаружи. Войдя, я оказался на узком, меньше метра шириной, карнизе,
который по периметру опоясывал все помещение - недостроенный плавательный
бассейн, догадался я... большой, однако, бассейн... Внизу, на трехметровой
глубине, был глиняный пол, изрытый окопчиками, земляночками и прочими
щелями - собственно глатц. Карниз с полом сообщались где лестницами, где
просто широкими досками. На глатце было около сотни гемов - лежали,
сидели, искались, что-то шили, вязали, занимались мелким ведьмачеством:
так, прямо подо мной лохматая девочка деятельно мастурбировала, уставясь в
качающееся на нитке круглое зеркальце; многие курили травку, и сладковатый
запах дыма оттенял все прочие ароматы глатца. Я прислонил велосипед к
стене и пошел по карнизу влево - мне показалось, что там дальше есть
незанятые места. Так и вышло. По третьей по счету лестнице я спустился и,
перешагнув через спящую парочку, расположился на треугольнике примерно два
на три метра, не помеченным ничьим присутствием. Я положил сумку под
голову, разулся и лег. На всей земле не было для меня более спокойного
места.
Может быть, я даже уснул. По крайней мере, когда я смог поднести к
глазам часы, прошло уже сорок минут, а я совершенно не помнил ничего - ни
мыслей, ни ощущений... нет, ощущение было, одно, то же, что и год назад,
при остановке сердца: тело воздушно, ничем не привязано к земле и может
лететь куда угодно... тогда я так никуда и не улетел, но ощущение - очень
приятное - осталось... Сорок минут я был беспомощен, как младенец - но
даже сейчас, задним числом, меня это не испугало.
Кто-то подошел и встал рядом. Я открыл глаза.
- Я тебя не знаю, - сказал подошедший. Это был, наверное, один из
столбов вонючки: невысокий, но очень тяжелый парень лет тридцати, из
коротких рукавов железного абвера торчат руки толщиной с мою ногу.
- Я тоже.
- Вообще я тут знаю всех, а тебя нет.
- Я недавно пришел.
- Хавла не принес?
- Нет.
- Зря.
- Плевать.
- Тут ты прав. Покурить хочешь?
- Да. Карузо есть?
- Ты его знаешь?
- Я никого не знаю.
- Значит, покурить. Какую: сизую, желтую?
- Черную.
- А еще что?
- Десять путешествий.
- Ого! А рвань у тебя есть?
- На это хватит.
- Ты же отплывешь с десяти доз.
- Ты пришел заботиться о моем здоровье?
- Тоже верно. Ладно, жди.
Он ушел. Мне надоело лежать, и я сел по-турецки. И тут же
почувствовал на себе чей-то взгляд. Мощный, почти обжигающий взгляд. Я
обернулся. На меня в упор смотрел парень... что-то знакомое мелькнуло в
лице...
- Точно. Это ты, - сказал он.
- Это я... - начал я и вспомнил: - Терс?
- Терс, - кивнул он. - И Таня здесь. Она манила тебя, ты
почувствовал?
- Нет, - сказал я. - Зачем я ей?
- Ну, это может знать одна она. Но она манила тебя, и ты пришел.
Черт-те что, подумал я. Не верю.
- Принес, - сказали за спиной. - С тебя тонна сто.
Я отдал столбу пачку десяток и набрал еще сотню разными. Терс, подняв
брови, смотрел на все это.
- Ты его знаешь? - спросил столб Терса.
- Худей, - сказал Терс.
Столб, изменившись в лице, попятился.
- Это тебе? - спросил Терс удивленно, кивнув на мои приобретения.
- Да.
- Странно, ты не похож...
- Не похож, - согласился я, и вдруг пришла мысль: а может быть, Таня
поможет мне в задуманном? Может быть, это судьба, что меня занесло именно
в этот глатц... без ассистента риск слишком велик... Я достал монету.
Решка - риск, орел - Таня.
Орел.
- Хочешь обмануть судьбу? - спросил Терс, улыбаясь.
- Нет, - сказал я. В точности наоборот.
14.06.1991. ОКОЛО 19 ЧАС. ГЛАТЦ
- Осторожно, здесь... - сказала Таня, но я уже приложился лбом о
перекладину. Звук, должно быть, был услышан. - Стойте, я сейчас...
Я слышал ее шаги в темноте, легкие и уверенные. Потом загорелся свет:
голая лампочка на шнуре. Таня стояла под ней, прикрывая глаза ладонью. Она
показалась мне маленькой и очень хрупкой. Помещение, куда мы попали, было
совершенно пусто, только у дальней от входа стены на небольшом кирпичном
возвышении стояла некая мебель, которую не сразу и опишешь. Две козетки,
поставленные "валетом" и сросшиеся, как сиамские близнецы, сиденьями. И
еще - шандал со свечами. И большая черномедная шкатулка. И ничего больше.
- Заприте дверь на засов, - медленно сказала Таня, не меняя позы, - и
снимите с себя все. Оставьте там, на полу. И садитесь на менго.
Странно - мне было неловко раздеваться. Казалось бы... но вот же черт
- я с трудом сдерживался, чтобы по-стариковски не прикрываться руками.
- Абвер тоже, - сказала Таня.
- Но...
- Здесь глубоко. И армированное перекрытие. Тот же абвер, только
больше.
- Может, начать курить?
- Нет, ждите меня...
Менго - так, кажется, звалось это сиденье - прямо скажем, освежало.
Гладкое твердое холодное дерево, в которое вбито громадное количество
медных гвоздиков с полусферическими шляпками. Я поерзал, устраиваясь. Все
казалось глупым, как чужая свадьба. Терпи, Пан, это скоро пройдет. Таня
подошла к стене, поставила в нишу и зажгла свечу, короткую и толстую.
Огонек был как раз на уровне моих глаз. Потом поставила две свечи на менго
у моих ног. Эти свечи были, наоборот, тонкие и длинные, похожие на
церковные, только черные. И одну свечу она зажгла в шандале. Села на
краешек менго со своей стороны, подмигнула мне:
- Теперь можно и покурить.
В руке у нее внезапно возникли две горящие самокрутки. Одну взял я,
другой затянулась она. Потом, положив самокрутку на край сиденья,
пристально посмотрела на лампочку - и вдруг сделала резкое движение левой
рукой: будто оторвала или открутила что-то. И свет погас.
- Ого, - сказал я. - Никогда бы не подумал...
- Молчите. Курите. Досчитайте про себя до ста и тогда задайте вопрос.
Черная трава - очень сильная вещь. Уже со второй затяжки голова у
меня закружилась, как велосипедное колесо. То есть нет, голова осталась на
месте, а колесо закружилось где-то над ней. Наверху стали появляться и
исчезать тускло-багровые цифры: 11... 12... 13... Они были высоко и чуть
ли не сзади меня, но все равно в поле моего зрения. Таня наклонилась и
достала из шкатулки что-то звонкое, звенящее. Передернув плечами, сбросила
свой черный балахон, через голову стянула абвер - легкий, короткий,
безрукавый, символический. Плевать ей было на слизь, на чужие биополя.
Потом она опустила на грудь колье, то, которое достала из шкатулки. Колье
превратило ее грудь в лицо совы: между грудей поместился тяжелый мощный
черный клюв, а сами груди мрачно следили за мной из-под серебряных совиных
век. Потом Таня провела пальцами по бровям, отняла руку - и меня пронзило
мертвенным холодом ее нового взгляда. 60... 61... 62... Меня вдруг стало
вдавливать в сиденье, я становился все тяжелее и тяжелее, шляпки гвоздей
впечатывались в спину, в задницу, в бедра, в икры. Треугольник свечей
должен был что-то значить. Колесо пропало, но легкости, как это обычно
бывает, не наступило, вместо этого странным образом изменилась голова: то
есть снаружи она была как обычно, но внутри вместо затылка был туннель,
уходящий черт знает куда, и оттуда всего можно было ждать. 88... 89...
90... Таня Розе, колдунья. И парень по имени Терс. Только имя, больше
ничего. Как вещь, как чемодан. 99... 100. Сто. С-Т-О. Цифры и буквы
зарябили, меняя цвет и форму, потом пропали. Таня, я выдавливал слова, как
пасту из тюбика, а почему вы тогда сказали: бедный мой? Я сказала? Да.
Потому что пожалела вас. Я достоин жалости? По-человечески, да. Что же мне
делать? Начать испытывать боль. Я испытываю. Не всю и не до конца. Вам
заморозили почти всю душу, вы так и ходили - с ледышкой. С льдиной. С
Гренландией. Я хочу разморозить. Тогда начнется боль. Я заслужил ее? Да. Я
готов. К этому невозможно быть готовым, смотри и чувствуй... В самом
средостении шевельнулся огненный крючок, ухватил за что-то, пронзая,
дернул - и исчез. Я провел рукой по лицу. Чужой тяжелой рукой по чужому
деревянному лицу. Кури еще. Сладкий дым... чем-то напоминает запах пороха,
правда? Запах сгоревшего пороха. Правда... но откуда ты знаешь про порох?
Знаю... не отводи глаза... Темные, как могилы, глаза Тани... как могилы...
Я и есть могила... для миллионов, так и не рожденных... Почему у тебя не
получилось с ножом? Не знаю... еще... хочу узнать сегодня... от тебя... Ты
весь пропитан смертью - как ангел... ангел... план "Ангел"... что?.. не
торопись, не торопись, ты узнаешь про себя все, про себя все... себя
все... а ты все знаешь?.. нет, я знаю только будущее... разве может
быть?.. ты не понимаешь, смотри мне в глаза, есть только будущее, есть
люди, деревья и цветы, живущие там, куда еще не пришло время - такие
разноцветные колбаски или червячки, или змеи - представляй их тем, что
тебе менее противно, а время движется откуда-то снизу и обрубает их
кусочками, тонкими слоями, делает срезы, представил себе это?.. да,
кажется, да... эти срезы, они и есть настоящее, есть этот мир, который нам
виден, а ощущение жизни - это всего лишь чувство боли от соприкосновения
живого тела с лезвием времени, мало кто может заставить себя не
чувствовать эту боль, а постараться ощутить себя всего... или другого, с
кем он рядом... мы рядом?.. конечно, мы рядом... и ты можешь узнать, что
будет со мной?.. да, могу, дам-м-м-о-о-о-г-г... дамммм... падая, разрывая
струны, но вместо звуков рождался серый дым, дым-м-м... звенело в голове и