- Молчатье! - приказал офицер.
- Прорвемся, - сказал я.
Освободить руки от веревочных пут было не так трудно - это вам не
наручники. С наручниками приходилось возиться по часу. Я посидел немного,
держа руки за спиной, чтобы как следует восстановилось кровообращение.
- Куда нас везут, как по-вашему? - шепотом спросил я у Герберта.
- В котлован, - сразу же ответил он. - Говорят, там вчера уже
расстреливали.
- Какая туда дорога и сколько ехать?
- Дорога по полям... грунтовка... ехать минут десять... вот мы на нее
сворачиваем.
Грузовик замедлил ход, свернул налево, кренясь, преодолел ухаб и
покатился дальше, трясясь на мелких неровностях.
- Хорошо, - сказал я. - Герберт, сосчитайте медленно до двухсот, а
потом постарайтесь привлечь внимание этого хмыря...
16.06.1991. 17 ЧАС. ТУРБАЗА "ТУШИНО-ЦЕНТР"
- Сигарету... - прошептал я, валясь на песок. Кто-то из мальчишек
бросился к одежной куче. В глазах у меня плыло, вместо легких было по
мотку колючей проволоки.
- Ну? - нетерпеливо выдохнул Сашка.
- Нашел, - сказал я. - Открыл. Пусто.
- Пусто? - не поверил он. - Как - пусто?
- Абсолютно, - сказал я.
Алик, бегавший за сигаретами, вернулся, раскурил одну, сунул мне в
зубы.
- Спасибо, - кивнул я.
- Там пусто, - сказал Сашка.
Алик с невыразимой обидой уставился на меня.
- Как же так? Вы же говорили - никто не откроет...
- Если не знает ключа - то да. Значит... значит... Парни, это значит
только одно - еще один из наших жив и действует. И, видимо, не в одиночку
- иначе он не стал бы выгребать все. Так что...
- Это хорошо, - сказал Сашка. - Но нам-то что теперь делать?
- Подумаем, - сказал я.
Я сел. Стряхнул песок со щеки. Я был в песке по самые уши. На меня
налип весь пляж.
- Но как же? - не мог успокоиться Сашка. Алик хлопнул его по плечу.
- Надо подумать, - повторил я. - Пошли в машину.
Пацаны подождали, пока я окунусь, смою песок, потом оделись и
потопали впереди меня по тропе. Я нес форму в руках, обсыхая на ходу.
Машина наша так и стояла на обочине, часовые прохаживались рядом, Герберт
без фуражки сидел в кабине. Увидев нас, он спрыгнул на землю и быстро
пошел навстречу.
- Нашли? - нервно спросил он.
- Пустой, - сказал я. - Опоздали.
Он вопросительно поднял брови.
- Один из моих парней уцелел, - сказал я. - Думаю, что это его рук
дело. Больше некому.
- Ясно... Что ж, так, может быть... У нас все спокойно, - резко
переключаясь, четко отрапортовал он. - Один раз мимо проехал панцерваген,
затормозил, но не остановился.
- Вам идет офицерская форма, - сказал я.
- У нас в роду были офицеры, - сказал Герберт. - Был даже генерал.
Генерал Линевич, не слышали? Русско-японская.
- Не помню... Один мой дед был польский офицер. Он воевал с Гитлером,
но расстреляли его большевики. Другой дед был испанский офицер, он воевал
за Гитлера, потом со своей частью перешел на сторону Сибири. В сорок
девятом его расстреляли возрожденцы. Мой отец был на сборах, когда начался
офицерский мятеж шестьдесят первого года. Не знаю даже, на чьей стороне он
оказался...
- У вас есть дети? - спросил Герберт.
- Нет.
- Это очень плохо...
- Иной раз мне кажется, что долги моих предков достались мне. И не
хочу никого нагружать своими долгами...
- А у меня Сашка. И я не знаю, что делать.
- Надо уходить из города
- Как они могли узнать, что у нас... что дети...
- Телефон.
- То есть?
- Я слышал, что кто-то из девочек звонил родителям.
- О, боже. Какие же сволочи.
- Да уж.
- Слушайте, Игорь! - бешено зашептал Герберт. - Надо спрятать детей!
Надо спасать детей!
- Спрячешь их, как же...
- В метро! Во внешнее кольцо!
- Я не в том смысле. И внешнее кольцо не подходит - там-то уж точно
будут искать.
- Ну придумайте хоть что-нибудь!
- Они просто не захотят прятаться... если их не убедить, что это
засада...
- Я же знал, что вы придумаете.
- Подождите, я еще ничего не придумал...
На меня вдруг накатило: нетерпение, раздражение, разочарование во
всем на свете - все вместе. Отвернувшись, я стал одеваться.
- Мы будем стоять тут или поедем дальше? - напряженным голосом
спросил Герберт.
- Поедем, - сказал я. - На Черемисовскую...
16.06.1991. 18 ЧАС. 15 МИН. ЧЕРЕМИСОВСКАЯ, 40.
Мы постарались произвести побольше шума. Дверь, по крайней мере, я
вышиб очень громко - автоматной очередью. Потом те ребята, которым
досталась форма, стали вытаскивать и грузить в машину коробки и ящики, а
штатский наш контингент незаметно прошмыгнул вниз. Пока все это
происходило, мы с Гербертом обошли дом кругом. Подъезд меблирашек был
заперт на огромный висячий замок, на стук никто не отозвался. Похоже было,
что все действительно смылись.
- Господа ищут владельцев? - спросили сзади по-немецки.
- Да, - я обернулся. У крыльца стоял старичок с зонтиком. У старичка
были пепельные волосы до плеч и пепельная бородка. - Мы из военной
комендатуры.
- Все уехали позавчера, - сказал старичок. - Одних грузовиков для
перевозки вещей было две дюжины.
- Вот как, - сказал я задумчиво. - Как же нам проникнуть в дом? Не
может быть, чтобы никого не осталось. Кто-то же должен следить,
охранять...
- Да, господин, но вчера вечером сторожа забрали, и теперь дом совсем
без наблюдения.
- Кто забрал?
- Этого я не знаю, господин. Какие-то люди приехали на микроавтобусе,
о чем-то долго говорили с ним, потом посадили его в автобус и увезли с
собой. Он не вернулся еще.
- Спасибо, что сказали. Мы постараемся выяснить все это.
- Да, господа, постарайтесь выяснить. Здесь разыгралась страшная
трагедия. Говорят, все было залито кровью... - глазки его сверкнули. - А
утром, когда выносили трупы...
Он долго рассказывал, что было утром и днем, и кто приходил и что
говорил на следующий день, я слушал, но ничего нужного не слышал. Только
какие-то люди, забравшие сторожа... но и сторож ничего не мог знать,
потому что той ночью еще не был сторожем, а был неработающим пенсионером
и, естественно, спал. Наконец, старичок выложил все, что знал, что слышал
от других и что придумал сам или с помощью таких же вот праздных старичков
и старушек. Пообещав узнать специально для нас всю правду о происшествии,
он удалился.
- Опасный старичок, - глядя ему вслед, сказал Герберт.
- Опасный, - согласился я. - Пойдем отсюда.
В подвале стоял трупный запах. Тела, конечно, вынесли, но уборки
никакой не делали, присыпали пол опилками, и все. Мальчишки мои тупо
сидели на ящиках. Некоторые даже головы не подняли при нашем появлении.
Сашка ходил, глядя под ноги и загребая грязные опилки. Начиналась
меланхолия, реакция, депрессия. Устали. Очень устали.
- Отряд, стройся, - негромко скомандовал я.
И в глазах, как порох, вспыхнула надежда... Фил писал когда-то
романтические стихи, как там: поражение в битве суровой, жестокой и
праведной, где давно не помощник надежный и верный наган... что-то еще...
и друзья, погибая, уходят во вражеский стан... Дай Бог, чтобы на этот раз
Фил ошибся.
- Парни, - сказал я, когда они, все шестнадцать - еще двое в
солдатской форме караулили снаружи - выстроились, подравнялись и
приготовились внимать всему, что я скажу. - Сейчас я уйду. Возможно,
надолго. На сутки минимум. Когда вернусь, у нас будет оружие, транспорт,
квартиры, документы. Мы станем полноценной боевой единицей. Но для этого
вам надо просидеть здесь минимум сутки. В режиме молчания - знаете, как на
подводных лодках? Свет не зажигать, к окнам не приближаться, в комнаты,
где есть телефоны, не входить. Вести себя разумно. Герберта слушаться, как
бога. Если через пять суток я не вернусь, значит - все. Тогда... в общем,
постарайтесь тогда сами что-нибудь сделать. Но я хочу быть спокоен насчет
того, что в любой момент у меня будут наготове два десятка бойцов. Всем
все ясно?
Нестройно и, в общем, не очень бодро отозвались, что да, все,
конечно, ясно. Вот только нельзя ли со мной? Нельзя. Там, куда я иду, и
один человек - толпа. И - все. Никаких пререканий. Считайте себя в засаде.
Это тяжело, это нудно, это долго - но таков приказ.
Я отпер решетку, отделявшую подвал от лестницы, осторожно, чтобы не
греметь железными ступенями, поднялся на этаж, взял со щита ключи от
дешевых комнат - там, как правило, не было телефонов. Не поленился сам
отпереть эти комнаты и во всем убедиться своими глазами. Телефон - это
островок государства в твоей квартире, говаривал, бывало, Фил. И Яков,
помнится, утверждал, что обычный гражданин не в состоянии представить себе
и десятой доли того, на что способен его скромный "Чудов и Ко". Потому -
застраховаться хотя бы от этого...
Застраховался.
Мальчишки разбрелись по комнатам. Я открыл буфетную, осмотрелся.
Огромный шведский холодильник был полон всяческой едой. В подвале тоже
есть какие-то консервы. С голоду не умрут. Вода течет и холодная, и
горячая. Ну, все? Пожалуй, что все. Надо идти. Уходя - уходи.
- Пойдем, Герберт, - сказал я. - Покажу, как дверь запирается...
На лестнице я оглянулся. Сашка смотрел нам вслед. Я кивнул ему и
улыбнулся - он не ответил. Он не считал нужным скрывать свою обиду.
- Хороший у тебя парень, - сказал я Герберту внизу. - Теперь вам бы
еще везения чуток...
Герберт молча кивнул.
Решетка, отделяющая лестницу от подвального помещения, запиралась
обычным, хотя и очень сложным замком. Дверь же из магазинчика в подвал
была стальная, снабженная системой засовов, делающих ее практически
неуязвимой для обычных средств взлома... если, конечно, не отпирать ее
налетчикам...
- Вот так это делается, - я показал Герберту, что надо нажимать и что
крутить. - Снаружи это можно пробить разве что из гаубицы.
Он шевельнул губами, показывая, что понял юмор.
- Если вы сами не откроете, никто ее не откроет, - я продолжал
вбивать это в него, как гвозди в доску... кстати, о гвоздях - где-то тут
были гвозди, ага, вот они... и молоток.
- Ты действительно вернешься? - спросил Герберт.
- Если останусь жив, - сказал я.
- И тебе так необходимо идти?
- Не знаю, - сказал я. - Но чтобы выяснить это точно - тоже надо
идти.
- Понимаешь... - сказал он и замолчал. Я ждал. - Понимаешь, я тебе
стольким обязан...
- Баш на баш, - сказал я. - И вообще...
Что именно "вообще", я не знал.
Мы пожали друг другу руки - и вдруг обнялись, крепко, неистово.
- Мальчишки, - сказал я. - Все на тебе. Удачи вам.
- Тебе удачи. Возвращайся.
- Вернусь.
Наших часовых я отправил в подвал и постоял немного, слушая, как
Герберт запирает дверь. Кажется, он все делал правильно. Тогда я забил
наружную дверь гвоздями, поставил замысловатую закорючку, сегодняшнее
число и значок двойного треугольника на куске липкой ленты - и
запломбировал дверь.
Улицы были мертвенно-пусты. Казалось, что город брошен многие месяцы
назад. Только изредка мерещилось, что за стеклами шевелятся шторы. Кто-то
еще жил здесь, кого-то еще тревожил звук мотора. Кто-то еще надеялся...
А на что надеюсь я?
Ни на что.
Ни малейшего просвета впереди. Ни малейшей зацепки. Ни единого шанса
на успех.
И очень мало шансов уцелеть.
Было жутко и весело, как во сне, когда падаешь с большой высоты.
16.06.1991. 22 ЧАС. ПУСТОШЬ В РАЙОНЕ ПЕРЕСЕЧЕНИЯ
