Наконец, после протеста прокурора, доктор Хаммунсен смог забрать то, что
принадлежало ему по праву. Однако после проверки качества записи он
установил, что диски подменены высококлассными копиями...
- Вот, пожалуйста, - доктор погрузил диск в установку, пощелкал
клавишами - из динамика с полуфразы раздалась нервная, резкая музыка, от
которой сами собой напряглись мышцы и захотелось оглянуться. - Это
оригинал - хрящевая ткань.
На экранчике осциллографа плясала ломаная линия, лохматая, как
шерстяная нить. Нажатием клавиши доктор остановил ее.
- Видите, сколько обертонов, - показал он. - И обратите внимание на
форму спайков - тонкие и острые. А вот - копия.
Он поменял диски, опять включил. Мелодия была заунывной и тревожной.
Линия на осциллографе на первый взгляд была такой же лохматой.
- Видите: обертоны приглажены, вот тут сливаются, основания спайков
более широкие, вершины срезаны... - Из-за этой музыки голос доктора стал
совершенно призрачный. Андрис присмотрелся. Все было так, как говорил
доктор.
- То есть такую запись уже применять нельзя? - спросил Андрис.
- Нельзя.
- А делать новую?..
- Что вы в этом понимаете... - вздохнул доктор. - Я выложился весь.
Это... я даже не знаю, с чем сравнить...
- Я понял, - сказал Андрис.
- Вы беретесь? - спросил доктор. - Я консультировался с юристом, мне
нет смысла обращаться в суд или в полицию, потому что нет состава
преступления, диски у меня, а доказать, что они поддельные, невозможно, не
с чем сопоставить...
- Я берусь, - сказал Андрис. - Считайте, что уже взялся. Относительно
того, кто это сделал, у вас сомнений нет?
- Нет, - сказал доктор. - Кто же еще?
- А зачем, как вы думаете?
- Радулеску - идиот, - сказал доктор грустно. - Он думает, что я хочу
отнять у него кусок пирога. Его пирога. А мне вовсе не нужен его пирог...
- Сколько стоит один диск? - спросил Андрис.
- В смысле - металл? - доктор нахмурился, вспоминая. - Восемнадцать
тысяч, кажется новыми. Где-то у меня все записано...
- Не обязательно точно. Примерно. В общем, около двадцати... - Андрис
задумался. - А где вы их заказывали?
- Н-не знаю... - доктор пожал плечами. - Заказывал институт, меня это
тогда не интересовало...
- Ясно, - сказал Андрис.
- И вот еще что, - сказал доктор. - Конечно, самое лучшее - если вы
сумеете найти те, настоящие диски и обменять их на эти. Но может статься
так, что тех дисков уже нет... или они непоправимо повреждены... Тогда мне
хотелось бы, чтобы вы узнали об этом абсолютно точно и как можно быстрее.
Может быть... - доктор замолчал.
- Все сначала? - подсказал Андрис.
- Да...
- Сделаю, - сказал Андрис.
Он вышел в холл, огляделся: Тони у сувенирного киоска беседовал с
какой-то девочкой в униформе. Андрис помахал ему рукой - Тони увидел его и
кивнул. Андрис пошел к выходу. Неподалеку от двери стояли кресла, там
сидели люди - он не присматривался, кто. Вдруг его окликнули:
- Господин! Господин, остановитесь на секунду!
Из одного кресла выпорхнула девочка лет шестнадцати, беленькая,
накрашенная, подошла к Андрису: - Извините, у вас... - и протянула руку к
его голове. Он почувствовал прикосновение пальцев к волосам, потом
какое-то усилие - и в руке у девочки оказался комочек твердого пластилина
с приклеившимися волосками. - Мальчишки из трубочек плюются, - сказала
она.
- Спасибо, - сказал Андрис.
- Ну, что вы, - сказала она.
Девочка повернулась и села на свое место. Напротив нее сидела другая
- постарше, коротко остриженная, в черной с золотом кожаной безрукавке, с
черными в пол-лица губами и в черных очках.
Тони догнал его на тротуаре. Уже стемнело, зажглись фонари. Светились
витрины. Людей было мало, зато много машин.
- Знакомую встретил, - сказал Тони.
- Ну, и?
- Ее отчислили в прошлом году. Теперь тут.
- Давай поищем телефон. Мне не хочется разговаривать при посторонних.
Телефон нашелся на следующем перекрестке. Андрис набрал нужный номер,
ему без гудка ответил механический голос: "Учреждение не работает. Просим
позвонить завтра утром." Андрис подождал несколько секунд. Раздалось
разноголосое гудение, как от множества автомобильных клаксонов. В это
гудение он и сказал:
- Прошу проверить счета института биофизики за второй квартал и
установить, на чьем балансе находятся семь предметов из драгоценных
металлов стоимостью примерно двадцать тысяч динаров каждый. Чрезвычайно
срочно. Август.
- Вот теперь можно и перекусить, - сказал он Тони. - А, племянник?
Племянник промолчал и стал смотреть перед собой.
- Между прочим ее отчислили за наркотики, - сказал он через несколько
минут. - Она кололась как нанятая. А теперь бросила.
- Так, - сказал Андрис.
- Завтра я веду ее в бассейн, - сказал Тони. - Инструкции будут?
- Ты знаешь, что ты молодец? - сказал Андрис.
- Не твердо, - сказал Тони.
- Да, а почему в бассейн?
- Не на танцы же мне ее вести...
Нормально, подумал Андрис. Кто бы мог подумать, что танцы чему-то
уступят место? Ах, черт... без шума, без треска - само собой... Наверное,
так и бывает всегда: главные предметы происходят тихо, беззвучно, а если
пальба и дым - то это поверхностно и ненадолго... лет на сто, не больше...
- Уже начинают готовиться, - сказал Тони.
Они вышли на небольшую треугольную площадь. По коньку крыши и по
фасаду здания напротив - старинного, гордого - подсвеченные сверху,
сновали человеческие фигурки, маленькие и ловкие. В свете мощных ламп
блестели металлические нити. Казалось, дом затягивают паутинной сетью.
- Три месяца осталось, - сказал Андрис. - Октябрь-ноябрь-декабрь...
Страшно подумать.
- Правда? - спросил Тони. - А я ничего не чувствую.
- Я просто никогда не думал, что доживу, - сказал Андрис. - Как-то я
не видел себя в двадцать первом веке. Далекое светлое будущее...
- Серьезно? Так и думали: далекое и светлое?
- Не знаю, - пожал плечами Андрис. - Может, и не думал. Просто я
всегда был здесь, а оно - где-то там, далеко... Хотя, с другой стороны -
чем тебе не светлое? Все сыты, одеты, читают, что хотят, говорят, что
вздумается, ни тебе ни рвов, ни лагерей, ни погромов... Так или нет?
- Ну да, - сказал Тони. - Это то, чего нет. А что - есть?
- Вот ты о чем... Понимаешь, у нас была такая... м-м... насыщенная
жизнь, что всем казалось, даже самым умным: достаточно ликвидировать
злое...
- Но теперь вы так не думаете?
- Теперь я в этом сомневаюсь. А ты как думаешь?
- Я не столько думаю, сколько чувствую: что-то должно быть, а его
нет. Какой-то вакуум образовался и так отчетливо в себя всасывает...
сначала всякий мусор, пыль...
Андрис помолчал, подумал. Вакуум. Вакуум - это такая хитрая
материя...
А может быть, оно - то, что должно быть - уже есть, - сказал он. -
Только мы его не ощущаем. Не отрастили органов чувств. Ну, не видим же мы
инфракрасный свет, например.
- Может быть, - сказал Тони. - Может быть и так... Кстати, мы пришли.
Обнесенное невысоким парапетом, в тротуаре темнело овальное
отверстие, и полукруглые светящиеся ступени вели вниз. По парапету
разноцветными гляссетными шариками было выложено: "Клуб одиноких
генералов".
- Что-то у вас всё в подвалах, - сказал Андрис. - Библиотека в
подвале...
- А по-моему, удобно, - сказал Тони.
- Удобно... - проворчал Андрис. Подвалов он не любил: ему было
двенадцать лет, когда какой-то бродяга заманил его в подвал и попытался
изнасиловать. На шум прибежал сосед полицейский. Чем черт не шутит,
подумал Андрис, может, и повлияло это на решение - идти в полицию?..
Испугался он тогда до потери речи и не разговаривал несколько месяцев.
- Вы только не бойтесь и ничему не удивляйтесь, - сказал Тони. - Они
тут ребята веселые...
Внизу было совершенно темно, только белая полоса под ногами вела
вперед и за угол направо. Было как-то неловко ступать на пружинящее
покрытие возле этой полосы: Андрис еще не успел настроиться на игру. Из-за
поворота пахнуло горячим воздухом. Полоса кончилась, они остановились.
Перед ними, шагах в четырех, лежала голова дракона. Уродливая, бугристая,
с костяным гребнем, начинающимся от кончика носа. Выступающие верхние
клыки впились в пол. Дракон медленно открывал глаза. Белки глаз были
красные, с прожилками - как с большого похмелья. В зрачках плясали огни
факелов. Андрис оглянулся: за спиной стояли два коренастых уродца с
факелами и дубинами в руках. Сзади, из темноты проступало еще что-то.
Дракон прикрыл глаза, разинул пасть, высунул неожиданно толстый розовый
язык и облизнулся, как кот. Негромко рыкнул, наклонил голову набок,
раскрыл пасть как мог широко - стало видно черное ребристое нёбо и
глубокое кольчатое горло - надвинулся на Андриса и Тони и захлопнул пасть
с костным лязгом и чавканьем. Снова наступила полная темнота, а потом
впереди засветился голубым светом прямоугольник двери и возникло тихое
пение. Мимо лица Андриса пролетел маленький, с воробья, ангел.
Прямоугольник надвигался, и внезапно они оказались на цветочной лужайке.
Позади кто-то звонко смеялся. Андрис оглянулся: козлоногий фавн погнался
за брызнувшими в разные стороны нимфочками, догнал одну, подхватил на руки
и потащил в лес. Остальные, сгибаясь от смеха, вновь собирались в стайку.
Вдруг одна увидела Андриса и Тони, закричала радостно: "Мужчины, мужчины!"
- и все нимфы, как подхваченные ветром, бросились к ним. Они бежали,
толкая и обгоняя друг дружку, с голов их падали венки, волосы их
развевались... они бежали все медленнее, уже не бежали, а плыли в воздухе,
и Андрис с каким-то странным чувством - с сожалением? - смотрел на их
стройные, загорелые, идеальные тела, на смеющиеся лица, на руки, вскинутые
вверх...
- Господа, господа, отвлекитесь! - сказал кто-то сзади, Андрис
оглянулся: там была стойка бара, на табуретках вокруг нее сидели разного
возраста мужчины - только мужчины - и бармен жонглировал шейкером. Это он
и сказал. - Прошу, - он выставил на стойку два высоких бокала, бросил лед
и влил в бокалы - тонкой струйкой с большой высоты - светло-лимонную, чуть
опалесцирующую жидкость. Пить надо было через соломинку. Розовую с черной
линией. Андрис попробовал. Коктейль был крепкий и необыкновенно вкусный.
- Как это называется? - спросил он бармена.
- "Особый генеральский", - сказал бармен. - Но больше одного бокала
не положено.
- Мне просто интересно, - сказал Андрис.
- Это пожалуйста, - сказал бармен.
Опять разлилось голубое сияние, немного погодя раздался звонкий смех
и визг, но от стойки изображения видно не было. У двери стояли трое ребят,
одетых подчеркнуто одинаково: серые мешковатые свитера и серо-черные
полосатые брюки. Ребята смотрели куда-то, не отрываясь. Наверное, там,
куда они смотрели, с криком "Мужчины! Мужчины!" бежали нимфочки.
Тони тронул его за рукав.
- Дядюшка, - шепнул он. - Как у вас с рукопашным боем?
- Нормально, - сказал Андрис. - А что?
- А то, что у этих - превосходно.
- Кто это?
- Кристальдовцы, - сказал Тони. - Слышали про таких?
- Слышал, - сказал Андрис и сообразил, кого ребята ему напомнили: да
самого Эрнесто Кристальдо после второго своего процесса, когда он получил
сенсационный срок: девятьсот девяносто девять лет каторжных работ; эта
фотография обошла весь мир: в таких вот полосатых брюках и в сером свитере
- он хохочет во всю глотку, а судья, разъяренный, орет ему что-то. У
