равно все будут лететь туда как миленькие, и еще кричать
напоказ: 'Наша цель - Изумрудная!'
Я не могу повернуть Звездолет. Если я обнародую содержание
последней передачи с Земли, на Звездолете начнется бунт, и я
потеряю свою власть, власть на приобретение которой ушла вся моя
жизнь.
И я не хочу его поворачивать. Не хочу, чтобы кто-то стал
бессмертным, а я подох от старости на пол-пути к Земле.
Единственное, что я могу и хочу сейчас сделать - это
уподобиться Великому Вождю и заставить помучиться кого-нибудь из
следующих поколений. Я выбрал вас - командоров, которые сядут в
мое кресло после меня. Вы, проходимцы, этого заслуживаете,
потому что надо быть отпетым подлецом, чтобы дослужиться до
звания Командора - уж кто-кто, а я это хорошо знаю.
Я хочу, чтобы вы испытали тот же ужас, ту же муку бессилия,
какую сегодня испытал я, когда услышал новость с Земли."
Удивляясь собственному внезапно прорезавшемуся красноречию,
Хразавож машинально провел ладонью по шее, как бы проверяя, нет
ли на ней ошейника с электродами. Ошейника не было.
"А сейчас" - продолжил Хразавож - "я пойду и нажрусь
изумрудовки. Нажрусь так, как нажирается у нас весь экипаж, от
рядового до командора: от чувства собственного бессилия, от
полной неспособности хоть что-то изменить в жизни, от того, что
все мы - игрушки в руках Великого Вождя.
А ты, Командор," - Хразавож указал пальцем на Озвецела, на
командоров, которые сидели в этом кресле до Озвецела, и будут
сидеть после него - "а ты Командор, сейчас положишь кристаллик
обратно в шкатулку, закроешь ее на ключ и запрешь ее в сейфе.
Для следующего Командора. Утешайся мыслью о том, что следующему
будет также тяжело, как и тебе.
Будьте вы все трижды прокляты.
Прощайте!"
Экран погас.
Озвецел посидел еще немного в задумчивости, потом положил
кристаллик в шкатулку, закрыл ее на ключ и запер в сейфе.
"Все в порядке, сделать ничего нельзя, жизнь продолжается." -
сказал он сам себе. - "Ну-ка, что там у меня еще на сегодня."
Еще была речь, посвященная столетию со дня старта Звездолета,
которую надо было прочитать перед телекамерой. Он скользнул
глазами по первой фразе текста ("Мы прошли большой путь за эти
сто лет..."), откашлялся, открыл рот, и вдруг понял, что он не
может произнести это.
Он криво усмехнулся, вызвал секретаря, и сказал:
"Говорят, у нас на складе валяется один такой ошейничек с
электродами. От Хразавожа остался. Разыщите."
...Впоследствии следователю из СОМДЭ так и не удалось
установить, что это было: случайная неполадка в микропроцессоре,
пролежавшем без дела сорок лет, или же преднамеренное
вредительство программистов, вводивших в него текст речи.
Начало речи Озвецел произнес очень хорошо и четко, но когда
он дошел до слов "единство помыслов всех членов нашего
сплоченного экипажа нерушимо", ошейник Хразавожа вдруг заело на
звуке "ш" в слове "нерушимо". Озвецел шипел "ш-ш-ш..." как
резиновая надувная игрушка, из которой быстро выходит воздух.
Когда весь воздух вышел, Озвецел попытался было вдохнуть, но это
ему не удалось: проклятая машинка продолжала выдавать на
электроды сигнал "выдох". Озвецел понял, что задыхается, и стал
рвать на себе ошейник, немым, полным ужаса взглядом призывая к
себе на помощь. Застежка не поддавалась.
Когда, общими усилиями сбежавшихся, ошейник все-таки сняли,
было уже поздно...
В памяти экипажа Командор Озвецел навсегда остался "тем самым
Командором, который, по слухам, умер от удушья, подавившись
собственной ложью"...
В должность вступил следующий Командор. Однажды, разбирая в
сейфе старый хлам, он обнаружил шкатулку Хразавожа. Просмотрев
записи, он посидел немного в задумчивости, потом положил
кристаллик в шкатулку, закрыл ее на ключ и запер в сейфе...
Э п и л о г .
Еще 98 лет спустя "Звездолет-1" достиг наконец планеты
Изумрудная, где был встречен бессмертными землянами.
Звездолет землян стартовал на 70 лет позже "Звездолета-1", но
прибыл на Изумрудную на 10 лет раньше, благодаря более
совершенным двигателям.
Бессмертные земляне даровали бессмертие тем членам экипажа
"Звездолета-1", чей организм не был безвозвратно поврежден
алкоголизмом. Правда, таких оказалось не так уж и много...
К О Н Е Ц .
Калининград (подмосковный),
октябрь 1985 г.
Александр ЛАЗАРЕВИЧ
КОРОТКОХВОСТИК
Давно.
Очень давно.
Тогда, когда труд еще не успел сделать из обезьяны человека.
Стадо первобытных обезьян резвится на лужайке.
Малыши срывают плоды с дикой яблони.
Точнее даже: предка дикой яблони.
Грызут их, широко раскрывая маленькие ротики,
кидаются огрызками друг в друга.
Обезьяны постарше греют на солнце
свои распухшие от яблок,
с потертой шерстью,
животы.
Старый, могучий
седой вожак стаи.
На руке, сквозь грязную седину шерсти
проступают давние следы клыков
какого-то доисторического чудовища.
Выцветшие от лет,
но бдительные, настороженные глаза
под нависшими кустистыми бровями
медленно оглядывают
окружающую лужайку плотную стену
первобытного тропического леса.
Взгляд их останавливается на малыше с круглыми, большими
любопытными глазами
и коротким, раза в два короче чем у всех,
хвостиком.
Все время в стороне от своих шумных,
резвящихся братишек и сестренок.
Что это он там затеял: положил яблоко на траву
смотрит на него
и не ест?
Вот чудной!
"Эх, мне бы его заботы!" - хотел подумать вожак,
но не смог.
Потому что чтобы думать, нужны слова,
а языков в те времена никаких не было:
ни родных, ни иностранных.
А короткохвостик смотрел на яблоко широко раскрытыми,
удивленными глазами.
Он только что сделал удивительное открытие:
У яблока две вмятины.
Из одной растет черенок, другая пустая.
И если поставить яблоко на землю так,
чтобы эта впадина оказалась внизу...
Короткохвостик опустил яблоко на траву
и маленькой неуклюжей ручонкой
стукнул по нему сбоку.
Яблоко осталось на месте.
Тогда он перевернул яблоко на бок и снова легонько ударил.
Яблоко
покатилось
вперед!
То самое яблоко, которое только что
никак, ну никак
не хотело сдвинуться с места,
как бы не ударял по нему Короткохвостик!
Он снова поставил яблоко вмятиной вниз.
Сейчас, вот сейчас это свершится!!!
На всей планете не было еще произнесено ни единого
членораздельного слова.
Ни одна еще рука не держала каменный топор,
а еще только нарождающееся человечество
уже стоит на пороге величайшего из изобретений -
изобретения колеса!
Сейчас, вот сейчас, еще секунда и...
Удар! Яблоко стоит.
Теперь яблоко на бок.
Удар! Яблоко катится!!!...
... и понесутся по земле телеги и кареты...
А ну-ка, еще раз! Удар!
... паровозы и автомобили...
А как будет себя вести другое яблоко? Ну-ка, посмотрим!
Удар!
... поезда и трамваи...
А теперь и это - тоже на бок! Удар!
... велосипеды и мотоциклы, а на них -
волосатые молодые люди, такие же как он,
только без хвоста.
Землю завоюет племя колесоногих!
"Ну, это уже хулиганство!" - хотел подумать вожак,
- "Зачем ему столько яблок? Если бы он их хоть ел...
Надо же какой жадина.
И ведь есть он их не будет -
от ударов на яблоках останутся попорченные места.
Дерет с дерева общие яблоки. Надо будет его выдрать,
чтоб не драл!"
- хотел подумать вожак, но не смог,
потому что, чтобы такое подумать
человекообезьяне нужно было развиваться еще много сотен
тысяч лет.
А короткохвостик срывает яблоки, ставит их на землю
и бьет, бьет...
И в глазах застыло изумление, губы его шевелятся,
И кажется, что сейчас, вот сейчас будет произнесено
самое первое слово самого первого языка на Земле:
"Почему?".
Внезапно вожак издает крик тревоги.
Короткохвостик застывает
с только что сорванным яблоком в руке.
Обезьяны,
помогая себе хвостами,
быстро взбираются на деревья.
Все ближе и ближе тяжелое дыхание неизвестного чудовища.
Вот в стене леса образовалась брешь
и на поляну выглянула отвратительная бородавчатая морда.
Короткохвостик в ужасе хватается руками за ветку,
пытается подтянуться - не выходит,
хочет помочь себе хвостом, но увы!
Хвост слишком короток, раза в два короче чем у всех.
Раскрывается огромная пасть.
Короткохвостик видит два ряда мелких остреньких зубок
и огромную
черную
глотку...
Давно.
Очень давно.
Тогда, когда труд еще не создал из обезьяны человека,
никто не изобрел колеса,
никто не сказал первого "почему".
У того единственного, кто мог это сделать,
был слишком короткий хвост.
Да и кому нужно было его колесо?
Яблоки росли прямо над головой
и не нужно было ни поезда, ни автомобиля чтобы
привозить их с юга.
Пожалуй, с колесом надо повременить. Немного,
совсем немного, какой-нибудь миллион лет...
Прожевав Кооткохвостика, чудовище скрылось в лесу.
Вскоре хруст веток под его ногами затих вдали
и испуганные обезьяны стали
потихоньку спускаться с деревьев.
"Все-таки жаль Короткохвостика!
Хотя он и был непрактичным дураком: яблоки срывал, а не ел!"
- хотел подумать вожак, но не смог.
Во-первых, потому что язык еще не изобрели,
а во-вторых, потому что в этот момент
под его ногами треснула ветка.
Вожак инстинктивно сжал руки вокруг ветки наверху,
но силы его были уже не те, что в молодости.
Он был стар.
И он сорвался.
Он падал вниз, набирая скорость.
Неожиданно он почувствовал невероятный прилив сил.
Он размахивал руками и ногами,
пытаясь зацепиться за что-нибудь, остановить падение.
Земля приближалась,
скорость нарастала,
ветер свистел в ушах.
И вот, почти у самой земли, ему удалось обвить свой хвост
вокруг крепкого толстого сука.
Последовал рывок страшной силы.
Казалось, хвост не сможет выдержать этого рывка,
оторвется от туловища.
Но это был настоящий хвост,
крепко приросший к своему владельцу,
не даром тот был вожаком стада обезьян.
Хвост не оторвался.
Оторвалась голова.
Хрустнула старческая шея,
лопнула сухая, морщинистая кожа.
Голова покатилась по лужайке,
оставляя на зеленой траве кровавый след.
Сородичи проводили голову равнодушным взглядом:
"Катится... Ну и что?..."
... До эпохи колеса оставался еще миллион лет...
Пронзительно завизжали тормоза.
Но было уже поздно.
Очкарик лежал на земле в луже крови.
Он фантазировал о том, что было миллион лет тому назад,
об обезьяне, которая чуть не изобрела колесо.
Фантазировал, переходя улицу.
Но зачем иметь такую богатую фантазию,
когда тебя каждую минуту может задавить автомобиль?
Пожалуй с фантазией надо повременить.
Немного,
совсем немного,
какой-нибудь миллион лет...
Колеса автомобиля
оставили на сером асфальте кровавый след.
КОНЕЦ
