падал под признаки перелома конечности. Высококлассная мостырка опреде-
лялась лишь рентгеном.
Доходило и до намеренного членовредительства. Во время сильных моро-
зов из окна выставлялись пальцы рук (реже ног). Отморожение часто закан-
чивалось ампутацией пальцев или даже кисти. Глотались зубные щетки,
гвозди, ложки. Бывало, зэки собственноручно отсекали пальцы, мостыря
производственное увечье.
Чтобы избежать этапа, зэки применяли мостырку, даже не пытаясь имити-
ровать заболевание. Скажем, прибивали гвоздем к деревянному полу или та-
бурету мошонку, повреждая только кожу. Несколько дней уходило на то,
чтобы "отсоединить" зэка. Прошедшие мостырку отмечают ее относительную
безболезненность. Случалось, что мостырщик зашивал нитками рот.
Оттянуть этап можно и с помощью химического карандаша. Достаточно
растереть грифель и засыпать им глаза, чтобы вызвать временную слепоту.
Еще зэки симулируют недуг, чтобы не попасть в карцер. Каждое поста-
новление на посадку в карцер должна подписать санчасть. Мастерски испол-
ненная мостырка обеспечивает перевод на более легкую работу во время
очередного медосмотра на соответствие трудовой категории. Их три: ТФТ
(тяжелый физический труд), СФТ (средний), ЛФТ (легкий).
О популярности и коварстве лагерных мостырок вспоминал и Солженицын в
"Архипелаге "ГУЛАГ":
"Другое дело - мостырка, покалечиться так, чтоб и живу остаться, и
инвалидом. Как говорится, минута терпения - год кантовки. Ногу сломать
да потом чтоб срослась неверно. Воду соленую пить - опухнуть. Или чай
курить - это против сердца. А табачный настой пить - против легких хоро-
шо. Только с мерою надо делать, чтоб не перемостырить да через инвалид-
ность в могилку не скакнуть. А кто меру знает?.. "
"Ремонт болтов"
Так называют в зоне подпольную операцию по вживлению в половой член
пластмассового шарика, призванного подарить партнерше или партнеру неза-
бываемые ощущения. Подобное хирургическое вмешательство в мужское досто-
инство наблюдалось еще в дореволюционных допрах. Спустя полвека, способы
и инструментарий лагерных "хирургов" не изменились. Несмотря на болез-
ненность операции и ее осложнения.
Тонкости тайной лагерной хирургии, некогда популярной среди зэков,
отразил Игорь Губерман в своих "Прогулках вокруг барака".
Пластмассовый шарик, вживляемый в член, назывался спутником. Спутник
помещался не один (стоило ли из-за одного затевать всю возню?), а
две-три такие крупные фасолины делали пенис скорее орудием пытки, чем
наслаждения. Обладатели спутников любили рассказывать, как кричали от
счастья их подруги.
Теперь о самой операции. В большом грязно-буром куске хозяйственного
мыла аккуратно вырезали маленькое отверстие. Вместо ножа зэки использо-
вали черенок алюминиевой ложки, остро заточенный о бетонный пол. Над вы-
резанной в мыле ямкой плавили на горящей спичке целлофановый пакет. Из-
давая мерзкий запах и пуская едкий дым, пакет плавился и капал в отверс-
тие. Когда ямка заполнялась, зэки ждали, пока целлофановая масса осты-
нет. Затем кусок мыла разрезался тем же черенком от ложки и вытаскивался
образовавшийся твердый сгусток, который начинали долго-долго шлифовать о
бетонный пол камеры. Терли кусочек до тех пор, пока он не превращался в
большую гладкую фасолину.
После этого за дело брался местный "хирург". Его основной инструмент
- обточенная ручка от зубной щетки. Бритву использовать нельзя: надрез
должен быть рваным и неровным. Пациент клал член на стол, за которым
обычно камера ела, и двумя пальцами оттягивал на нем, распластывая по
столу, кожу у основания головки. Эксперт по спутникам наставлял острие
ручки зубной щетки и сильно бил сверху. В роли молотка фигурировал самый
толстый том из книг, находящихся в камере. Ассистент (эксперт-оператор),
не обращая внимания на кровь, быстро заталкивал в рваную щель фасоли-
ну-спутник. Рану немедленно засыпали растолченной таблеткой белого
стрептоцида и перевязывали подручной тряпкой. Часто бинтом служила разо-
рванная майка.
Спутники носились недолго и вырезались лагерными врачами после перво-
го же медосмотра: этого требовала ведомственная инструкция. Зэки это хо-
рошо знали и пытались дотянуть до свидания со своей подругой. Врачи же -
в целях воспитания "гуманного, неозлобляющего и разумного" - старались
вырезать спутник не сразу при поступлении зэка в лагерь, а только за час
перед свиданием, когда приехала к нему жена и он пришел на обязательный
перед свиданием врачебный осмотр.
В нынешних зонах "ремонт болтов" встречается значительно реже. Если
же он проводится, то не средневековыми - методами, а с помощью хирурги-
ческого скальпеля и дезинфицирующих средств.
РАЗДЕЛ II
НАТЕЛЬНАЯ ЖИВОПИСЬ
От швейной иглы до электрической бритвы
Нательные рисунки с использованием красящих веществ, вводимых под ко-
жу, появились в Европе в начале XIII века. Их использовали балаганные
артисты, демонстрируя перед публикой разукрашенное тело. Затем татуиров-
ки перекочевали в цирковое искусство с той же целью. Необычное художест-
во имело такой успех, что через несколько десятилетий оно воспринималось
как нормальное явление. Предприимчивые парижане первыми открыли мастерс-
кие по нанесению татуировок. Мастера сами изготовляли красящее вещество,
которое вводилось клиенту под кожу за умеренную плату.
Предполагают, что родина татуировки - Гаити, где племена отмечали на-
тельными символами совершеннолетия, юбилеи, половую зрелость. Импортиро-
вал ритуальную достопримечательность мореплаватель Кук. Слово "татуиров-
ка" произошло от полинезийского "тату" ("рисунок"). Нательная символика
использовалась уголовным миром как средство связи и носитель информации.
Татуировка стала своеобразной визитной карточкой преступника, которую
трудно испортить, а еще труднее потерять.
По наколкам блатари делили мир на "своих" и "чужих", на воров и фрае-
ров. В нательной символике закладывались криминальное прошлое, число су-
димостей, отбытый или назначенный по судебным приговорам срок, воровская
масть, отношение к административным органам, склонности, характер, наци-
ональность, вероисповедание, сексуальная ориентация, место в уголовной
иерархии и даже эрудиция.
В прошлом веке уголовная полиция европейских стран, в том числе и
России, начала изучать нательную символику преступников, формировать ка-
талоги татуировок и проводить их анализ. Но тогда наколки воспринимались
лишь как внешние приметы. В начале XIX века сыщик уголовной полиции Па-
рижа Э. Видок предложил систему идентификации преступника, построенную
на особых приметах. Была создана картотека на парижский криминалитет с
указанием фамилий, биографий, кличек, адресов, преступных связей и внеш-
них особенностей. Тогда же в Сюрте (службе криминальной безопасности)
появился художник-криминалист, который делал наброски с лиц уголовников.
За двадцать лет службы Видоку и его подчиненным удалось накопить более
четырех миллионов карточек. Примечательно, что сам Эжен Видок в прошлом
был преступником.
Новый виток в развитии идентификации произошел в середине прошлого
века, когда в брюссельской тюрьме впервые принялись фотографировать
осужденных преступников и вносить их в картотеку. Настоящую же революцию
в криминалистике провел Альфонс Бертильон. Он предложил измерять подс-
ледственных (существовало одиннадцать различных измерений), брать отпе-
чатки пальцев и ввести "словесный портрет".
Ч. Ломброзо, работая врачом в одной из тюрем Италии и создавая психо-
логические портреты заключенных, одним из первых отметил автобиографич-
ность наколок. Наблюдения итальянского криминолога вошли в его знамени-
тый альбом уголовных типажей. Ломброзо считал, что по нательным узорам
(впрочем, как и по всем человеческим деяниям) можно судить о личности их
владельца.
Толкование татуировок становилось для полиции обычным инструментом в
борьбе с преступностью. Но мгновенной отдачи не было и был" не могло. На
изучение нательной живописи требовались десятилетия, и к новому направ-
лению постепенно охладели. Его отнесли к разряду кабинетных теорий. По-
лиция лишь регистрировала татуировки, относясь к ним, как к обычным осо-
бым приметам преступника. Каталогом пользовались, когда нужно было уста-
новить личность погибшего, идентифицировать или опознать преступника,
объявить розыск и т.д.
Начиная с 30-х годов в Советском Союзе ситуация несколько изменилась.
Татуировки были вынуждены изучать, потому что они стали своеобразным
орудием уголовного мира. Ни в одной стране мира зэки не были настолько
сине-фиолетовыми, как у нас (конкурировать с ними могли лишь японские
якудзи или воины китайских триад). Корни этого феномена кроются там же,
где и корни всей тюремно-лагерной субкультуры. Еще пять-шесть лет назад
криминалисты из Америки, Германии, Франции скептически относились к ка-
талогам татуировок и снисходительно отказывались от информационной помо-
щи в этом вопросе.
Сегодня СНГ успешно проэкспортировало преступность в Западную Европу
и США. В структурах криминальной полиции многих стран созданы "русские
отделы", призванные бороться с "четвертой волной". В русских кварталах
наступило время отстрелов, и полицейские чины все чаще натыкались на
трупы с характерным нательным рисунком или на расписанного с ног до го-
ловы вымогателя, прошедшего "лагерные университеты" в России. Волей-не-
волей пришлось заняться изобразительным искусством блатного мира.
Всю информацию о татуировках МВД попыталось вложить в несколько ил-
люстрированных каталогов и рекомендации к ним. Это наследие издавалось,
хранилось и использовалось под грифом "ДСП" - для служебного пользова-
ния. Лишь в начале 90-х годов несколько сотен татуировок стало достояни-
ем неискушенных граждан, появившись в массовых изданиях благодаря твор-
ческому усердию российских офицеров-криминалистов Бронникова, Болдаева,
Дубягина и др., изучавших нательную живопись десятки лет и имевших в
своих частных коллекциях не одну тысячу рисунков и фотоснимков.
Распространение клейма на теле преступников началось по инициативе
государственных органов много веков назад. Отличительный знак обычно на-
носился на лицо (у женщин - на грудь Или плечо) и мало чем напоминал
произведение искусства. Скажем, на лбу российского каторжанина выжигался
знак, в котором угадывалось слово "кат". Со временем уголовный клан по-
мог сыскным структурам и сам стал метить своих представителей. В начале
XX века татуировки получили распространение на Сахалине, в Петрограде,
Москве, и в основном среди воров. Нательный рисунок имел скрытый смысл и
указывал прежде всего на принадлежность к конкретной преступной группе.
Это помогало быстро установить связь с вором своей масти.
Развитие нательной символики длилось почти полвека, и к 50-м годам
блатной мир имел свои блатные законы татуировки. Тогда же утвердилось
жесткое право на ношение определенного рисунка согласно статусу в тюрем-
нолагерной системе. Тело зэка превратилось в его личное дело, которое
прочитать мог далеко не каждый. Шла регулярная борьба за достоверность
символики, за чистоту нательной информации. "Самозванцы" строго наказы-
вались, вплоть до членовредительства или опускания. За "симуляцию" ла-
герного авторитета могла последовать даже смерть. Блатари пытались защи-
тить свои наколки от подделок, изобретая новые символы, не приметные, но
обязательные детали рисунка.
Однако лагерная живопись не была догмой. Изобразительное творчество
поощрялось, зэки с удовольствием наносили репродукции картин и фотогра-
фий, клялись на своем теле в любви и верности дамам, напоминали о мести
за измену, благодарили страну и вождей за "счастливое детство" и т.п. Но
