легкомысленный юноша.
Голова Кимри шла кругом.
- Почему ты раньше не рассказала об этом? - спросил он горько. -
Наверное, потому, что Урланрей не признает меня своим сыном. Впрочем,
любой гвардеец короля мог бы устранить меня по его приказу.
- Ты ошибаешься. Урланрей любит тебя и именно поэтому он настаивал на
сохранении тайны и не показывал тебе своего расположения. Подумай, что бы
произошло, если бы стало известно, что ты единственный и к тому же
незаконный сын короля? Тебя окружили бы честолюбцы, стремящиеся утвердить
твое право на трон, пытающиеся лестью и интригами добиться твоего
расположения и продвижения в дальнейшем. Возник бы заговор против короля,
и кончилось бы это кровопролитием, как уже не раз случалось в нашей
истории. Пролитая кровь была бы твоей кровью, а не кровью короля. Он не
относится к числу великих королей Ной Лантиса, но он король осторожный и
мудрый. Он знает, что наш народ не настолько многочисленен, чтобы
позволить братоубийство. Наш истинный враг - лес, а теперь... теперь
появились еще эти пришельцы с Марса... Король признал твои права на трон и
скрепил свою волю печатью. Завещание будет обнародовано после его смерти.
Кимри не знал, что сказать. Как всегда, Кимрисо лишила его дара речи.
- Знает ли король то, что известно тебе?
- Король знает, что происходит между тобой и черной женщиной. Он
считает, что настало время, когда тебе должно открыться твое
предначертание. Это высокий долг, а страсть, не забывай, обоюдоострое
лезвие.
- Что ты хочешь этим сказать?
Кимрисо улыбнулась.
- Готфред подшутил, избрав меня для напоминания о том, что тебе не к
лицу слабость перед женщиной. Ты обязан воспользоваться ее слабостью ради
блага своего народа.
- Я никогда не забывал о своем долге перед Ной Лантисом и королем.
Кимрисо пожала плечами.
- Не многие поверили бы тебе, знай они то, что знаю я. Сегодня вместе
со Стасием ты сопровождал двух пришельцев во время их прогулки по городу.
Когда ты расстался с ними?
- Когда отвел их в покои в храме. Им хотелось отдохнуть, ведь на
своей планете они весят намного меньше.
- В информации, которую я получила во время нашего разговора,
сообщалось, что один из них исчез. Его ищут, но не могут найти.
- Человек не может исчезнуть, если только не уйдет в лес.
- Кто знает, на что способны эти чернокожие марсиане. Обними меня,
Кимри, и будем друзьями. Да ведет тебя твой долг.
28
На улицах темнело. Поспешно шагая в сторону храма, Кимри глянул на
одну из клепсидр, украшавших площадь. Это была замечательная машина -
соединение стеклянных сосудов, медных трубок, бронзовых стрелок -
приводившаяся в движение подкрашенной в зеленый цвет водой. Клепсидра
показывала почти восемь часов. Скоро по команде повелителя генераторов
зажгутся лампы.
Кимри застал троих марсиан за разговором в комнате, отведенной Корду
и Гарлу. Они говорили на своем языке и, хотя он понимал некоторые слова,
общий смысл ускользал от него.
Мирлена улыбнулась ему, но Рудлан и Гарл, кивнув, продолжали говорить
между собой. Он принялся терпеливо ждать, пока на него снова не обратят
внимание.
Коридоры храма наполнились отдаленным гудением и угольные лампы,
замерцав, налились светом. Мирлена сделала знак своим спутникам, и те
заговорили тише. Она подошла к Кимри. Он стоял у окна с желтым стеклом, за
которым таинственным янтарным светом мерцали огни королевского дворца.
- Тебе известно, что Корд Венгель исчез?
- Да. Мать получила известие об этом по проводу, когда я был у нее.
- Твоя мать обладает большим влиянием, - заметила Мирлена, - а также
красотой.
- Даже по вашим меркам? - улыбнулся он.
- По любым... Кимри, у меня, возможно, нет права задавать этот
вопрос, но мне кажется, мы можем доверять друг другу. Могли ли ваши люди
по приказанию короля или без него напасть на Корда?
- Он гость короля! - в голосе Кимри прозвучало негодование.
- Ты тоже когда-то был нашим гостем, - напомнила она ему, - но и
пленником тоже.
- Это совсем иное дело. Меня захватили в плен, победив в бою.
Он криво усмехнулся.
- А потом держали взаперти, чтобы я усвоил урок - дикарь не может
победить цивилизованных людей с их страшным оружием...
- Король мог решить, что заложник позволит ему контролировать наше
поведение и действия наших товарищей на корабле.
Кимри покачал головой.
- Король слишком умен для этого. Он ни за что не стал бы оскорблять
гостя.
- Я так и думала. Рудлан первый предположил такую возможность, но и
сам не принял ее всерьез. Никому больше я об этом не говорила. Решила, что
сначала надо поговорить с тобой. Гарл выдвинул самую вероятную гипотезу,
но я ничего не сказала охране, которая повсюду ищет Корда.
- Что это за гипотеза?
- Гарл думает, что Корд проник в башню под названием Пристанище
Мертвых.
Кимри ужаснулся.
- Разве его не предупредили, что это святое место? Разве он не знает,
что наказанием за святотатство служит смерть?
Мирлена невесело улыбнулась.
- Я вижу, ты совсем не знаешь Корда Венгеля. Он считает всех вас
примитивными белыми дикарями. Он не уважает ни ваших традиций, ни
верований. Он считает, что черная раса во всем превосходит белую, и что
любая жестокость, совершенная по отношению к жителям Ной Лантиса, будет
оправдана тем, что произошло две тысячи лет назад.
- Ты ошибаешься, я хорошо знаю Корда Венгеля. Но если он
действительно проник в Пристанище Мертвых и не вернется оттуда, то
инцидент будет исчерпан.
- Нет, даже если он не вернется, инцидент не будет исчерпан. Мы
должны будем объяснить людям на Марсе, что произошло. Он важная персона,
Кимри. Если правительство заподозрит, а при отсутствии фактов у него нет
иного выбора, что в его исчезновении виновны жители города, невозможно
предположить, чем все это закончится.
- Понятно. А почему Гарл считает, что Венгель проник в Пристанище
Мертвых?
- Вчера ново Корд много говорил о башне. Это единственное сооружение
в городе, сделанное не из каменных блоков, а из бетона.
- Что такое бетон?
- Вот именно. Ты об этом ничего не знаешь. И именно поэтому Корд был
так взволнован. Вернувшись с прогулки по городу, он долго разглядывал
башню в бинокль - это увеличительные стекла, приближающие видимые
предметы. Он сказал Гарлу, что на вершине башни находится обсерватория,
под куполом которой скрыты телескоп и астрономические приборы, то есть
машины, которые могут отмечать движение звезд и планет. Теперь ты
понимаешь, почему его так заинтересовала эта башня.
Кимри помолчал какое-то время, а затем произнес:
- За проникновение в башню наказывают смертью. Даже офицеры охраны не
имеют права входить туда.
- Нам это известно, - устало сказала Мирлена. - Что бы теперь ни
случилось, нам не избежать беды. Я так рассчитывала на эту экспедицию в
Ной Лантис. Я надеялась, что черные и белые люди научатся смотреть друг на
друга, как ты и я, научатся видеть хорошее и забудут плохое... А теперь
этот идиот поставил под угрозу уничтожения сразу два мира, только потому,
что считает, что черная кожа дает ему право делать, что вздумается!
В глазах у нее стояли слезы. Внезапно она почувствовала смертельную
усталость. Устало не только тело, измученное тройной силой тяжести, устал
дух, сломленный крушением мечты.
А Кимри столь же внезапно почувствовал, что сердце его освободилось
от тяжести, что Готфред снова даровал ему безумное желание смерти, как в
день схватки с небесным зверем.
- Последним наказом Кимрисо, моей матери, было следовать своему
долгу, куда бы он ни привел. Готфреду, божественному шутнику, угодно,
чтобы я вошел в Пристанище Мертвых. Его позабавит, если я спасу того, кого
презираю. И ты, Мирлена, будешь сопровождать меня. Скажи своим друзьям,
что скоро мы отправимся на поиски этого человека. Скажи им также, что ты и
я любим друг друга и не стыдимся этого.
Мирлена смотрела на него, широко открыв глаза. Ей нечего было
ответить ему. Кимри сказал то, о чем она боялась подумать. Она ощущала
гордость и страх. Она понимала, что сейчас решается ее судьба.
Мирлена собралась с мыслями и что-то быстро сказала Рудлану и Гарлу.
Выслушав ее, Рудлан встал и протянул руку Кимри. Рука дрожала. Он
впервые прикасался к белому человеку.
Гарл Сиборг не смог заставить себя сделать то же самое и покраснел от
стыда.
29
Тимон Харланд, президент Марса, сидел в своем кабинете на двадцатом
этаже Дворца республики. За окном он видел привычные городские крыши,
голубую воду дальних водохранилищ и острые пики Красного хребта, все еще
не изъеденные атмосферой. Он пытался, впрочем, без особого успеха, ни о
чем не думать. И все же мысль о том, что ему придется убить человека, не
покидала его.
Тимону Харланду было немало лет и на душе у него было тяжело. Он
слишком долго занимал свой высокий пост, на который был выдвинут благодаря
своей близости к Гондомару Кастрилю, Первому секретарю ванеистской партии.
Кастрилю нужен был символ прогресса и гуманизма, а Тимон Харланд как раз и
был таким символом.
Странно, думал президент, что много, много лет назад они с Кастрилем
были друзьями, юными идеалистами с единой целью. По складу характера Тимон
считался мыслителем и теоретиком, а Гондомар Кастриль человеком действия,
практиком. Он с готовностью предоставлял Тимону право разрабатывать планы
и программы, сосредоточив все свои силы и способности на завоевании
власти, чтобы с ее помощью осуществить благородные и гуманные идеи Тимона.
Соратники называли их йогом и комиссаром.
Но все это было давно. Теперь даже самые влиятельные телекомментаторы
и независимые члены Конгресса - их осталось только семеро - не могли бы
назвать их так даже в шутку. Это было слишком опасно.
С годами Кастриль стал жестче, а Тимон мягче. Достигнув политической
власти, Кастриль перестал интересоваться идеями и теориями. Он жаждал
власти и получил ее. Но ему необходима была моральная цельность и
безупречная репутация, которых добился Тимон Харланд, не думая о них, в то
самое время, когда Кастриль добивался власти, полной и безраздельной.
И вот неискушенный в политике Тимон превратился в символ власти, а
Кастриль, вечно окруженный палачами своего политического отдела, захватил
абсолютную власть, удерживая ее древними методами террора и репрессий.
Теперь Тимон Харланд понял, как это произошло. Жег что ему не удалось все
предвидеть. Стольких несчастий удалось-бы избежать, столько жизней спасти.
Все дело было в том, что в юности Тимон слишком много думал и мало
чувствовал. Его наивность не знала предела. Он верил всем и каждому, а
больше всех своему другу Кастрилю. Если тот заявлял с подобающей печалью,
что очередной товарищ оказался предателем, замышлявшим преступление против
государства, Харланд огорчался и с грустью думал о потерях, неизбежных в
политике.
Харланд был наивен до глупости, и Кастриль довел свое коварство до
совершенства. Он изолировал своего бывшего друга, окружив его шпионами.
Сначала изоляция была незаметной, и долгие годы президент не подозревал,
что к нему не допускают его старых товарищей. Если он устраивал прием и
приглашал на него кого-нибудь, кто считался Кастрилем нежелательным, то
получал вежливый отказ и извинение, или приглашенный ссылался на болезнь,
а иногда такого человека подстерегал несчастный случай. В случаях, когда
