местоположению. Пока мы будем искать, Пиньяц решит, как нам взяться за
судно, двигающееся настолько быстро, что его почти не Г отследить. Четыре
десятых с в норме.
Напрашивающаяся тактика - выйти из гипера перед ним и запустить ракету
ему в глотку. Но при этом попасть в тончайшее необходимое относительное окно
- штука хитрая. Он так быстро движется, что не попадешь даже под небольшим
углом. Зная об этом, он будет постоянно изменять курс.
Запустить ракету в глотку - значит выстрелить вслепую. Слишком уж
быстро перемещается цель. (Это постоянный рефрен, как песня из одной
строки.) Потратим время на прицеливание - он пролетит мимо нас. Системе
управления огнем на захват цели и выстрел нужна четверть секунды после
обнаружения. За эту долю секунды наша цель пройдет более тридцати тысяч
километров.
- Ты прав, - говорю я. - Они не болваны. Не представляю себе, как мы их
остановим. Я думал, командование требует, чтобы ракеты зря не тратились.
Яневич улыбается.
- По-клаймерски мыслишь. Чертовски верно. Никогда на трать ракету на
подранка. - Он переходит на серьезный тон. - Мы не можем стрелять. В норме
нет времени на то, чтобы прицеливаться и программировать выстрел, а
рассчитывать выход из гипера с одновременным пуском ракеты прямо ему в рыло
- мощности компьютеров не хватит. Танниану придется послать минные
заградители. Засеять путь цели.
- А мы тогда зачем суетимся?
- Так нам сказал Неустрашимый Фред. Стоит ли суеты вся эта фигня
вообще? Не спрашивай зачем. Для командования "зачем" не существует.
Злой он стал последнее время. Что у командира на уме, то у него на
языке. Если он хочет стать командиром, ему придется научиться владеть собой.
- Его нигде не существует. Став. Делай, что говорят, а думать будет
начальство.
- А какого черта? Кто угодно сделает это лучше нас. Это просто, чтобы
было чем заняться, пока не появится конвой.
Позднее, когда старпом совещался с Уэстхаузом. Рыболов сказал:
- Я надеюсь, что у них получится, сэр.
- Хмм? Почему?
- Просто это мне кажется правильным. Чтобы их усилия были
вознаграждены. Как сказано в Библии... "да будет все по воле Господней".
Удивительно. Сочувствие врагу...
Оказалось, что такие настроения здесь в ходу, хотя каждый и говорит,
что будет делать свою работу. Даже Кармон не проявляет ненависти или истерии
- исключительно уважение с оттенком архаичного рыцарства.
Джентльмены из той фирмы, конечно, не вполне реальны. Сделать их
реальными, правдоподобными и чужими - задача нашего начальства и королей
пропаганды. Люди не могут ненавидеть то, чего никогда не видали. Трудно
как-то эмоционально отнестись к электронной тени в аквариуме монитора.
Это воюющие духи, воплощающиеся только для тех, кто попадет им в лапы.
Лишь в потерянных нами мирах люди видят своих завоевателей воочию.
Ненавидеть их тоже трудно, поскольку они не практикуют никаких обычных
крайностей войны. Историй о зверствах слышать не приходилось. Ни разу не
было бессмысленной резни. Они избегают жертв среди гражданских. Не
пользуются ядерным оружием в атмосфере. Просто они действуют как большая,
умелая и эффективная разоружающая машина. С самого начала их единственной
целью была нейтрализация, а не разрушение или порабощение.
Нас это, естественно, сбило с толку.
Конфедерация не будет столь милосердна, если представится случаи. Мы
играем жестче, хотя до сих пор придерживались тех же негласных правил.
Командир и мистер Уэстхауз написали программу, которая закинет нас на
последнюю известную позицию цели. Сержант Никастро все придирается к
компьютерщикам и их поисковой программе. Мистер Яневич носится здесь и там и
утешает всех, как родная мать.
В этом патруле роль Яневича ограничена. При обычных обстоятельствах он
- тупой ус-тавник, драконовский службист, буквоед - становится фокусом
антипатии команды к начальству. Командир остается в стороне, иногда
появляясь с добрым словом или неожиданно дружественным жестом. Его роль -
отец команды, только без дисциплинарной строгости. Большинство командиров
вырабатывают себе причуды, чтобы казаться человечнее старпомов. Наш Старик
приволок с собой этот здоровый черный револьвер и жует свою трубку. Время от
времени он наводит оружие на лишь одному ему видимые цели.
С глазу на глаз он признает, что успех командира сродни успеху
характерного актера.
Они это знают. Спектакль играется со времен финикиян. Но это действует.
В заговоре участвуют все. Командир старается, чтобы команда поверила;
команда изо всех сил старается верить. Они предпочитают обман и спокойствие.
А командиру приходится смотреть в глаза действительности. Он одинок. Не
воспринимать же всерьез адмирала Танниана.
Мистер Яневич - очевидный наследник этого одиночества, поэтому-то он и
смягчил в этот раз свой имидж. В этом полете он - как куколка: взошел на
борт драконом-службистом, а в памяти останется милой чокнутой бабочкой.
- Сколько с нами кораблей. Став?
Он пожимает плечами.
- Может быть, узнаем на следующем маяке.
- Я так и думал. Могу я посмотреть, что происходит внизу?
Мне хочется взглянуть, как перспектива боя подействовала на население
прочих отсеков.
Самых серьезных перемен стоит ожидать в оружейном отсеке, где была
самая изнурительная скука. Стрелкам, кроме как сидеть и ждать, делать было
абсолютно нечего. Сидеть и ждать. Ждать. Ждать.
Все остальные присутствуют на корабле лишь для того, чтобы дать им
возможность нажать на гашетки.
Они возбуждены. Пиньяц переживат душевное возрождение. Он действительно
рад моему приходу.
- Собирался искать тебя. - Он помимо воли улыбается. - Мы тут гоняли
программы расчета эффективности.
Я бросаю взгляд на Холтснайдера. Он доброжелательно кивает.
- Можем испытать твою пушку, - говорит Пиньяц. Он болтает о
вероятностях попадания, кумулятивном напряжении ионов в лазерах и так далее.
В оружейном отсеке обстановка спокойная. На каждом рыле сияет по
улыбке. Какими мы стали простыми! Всего лишь перспектива перемен заставляет
нас вести себя так, будто завтра вечером будем дома.
- Как вы думаете, что могут делать такие навески, сэр? - спрашивает
меня один из учеников, Такол Манолакос.
- Отбивать метеоры. При той скорости, на которой они движутся, да еще с
раструбами чер-пателей водорода у них все время подняты экраны и работают
отражатели. Схема "обнаружение - активация" не успевала бы.
- Вот как? Об этом я не подумал.
- И еще они должны экранировать жесткую радиацию.
- Ага...
Я думаю, достаточно ли быстро они движутся, чтобы видеть звездную
радугу. Конечно, должно быть красивейшее фиолетовое смещение до и красное
после. Коррекция эффекта Доплера съела бы всю их дополнительную мощность.
Лица вокруг становятся хмурыми.
- Что случилось? Что я такого сказал?
- Я не учел экранов, - ворчит Пиньяц.
- Лучше учти еще и дифференциал субъективного времени, - предлагаю я.
- Я думал об этом. Он невелик, но нам это на руку.
- А эффект Доплера на энергетических лучах?
- Думали. Чертова кукольная пушка.
- Но ты все-таки можешь попробовать. Если мы подойдем на выстрел, они
будут отстреливаться. Если у них есть оружие. Для этого им придется снять
экраны.
- Положить двухсантиметровую пулю в десятисантиметровую щель защитного
экрана, открывшуюся на четыре десятых секунды, когда цель перемещается со
скоростью четыре десятых c? И с такого расстояния? Полная фигня. И вообще
какого хрена мы гоняемся за этими придурками? На угрозу Вселенной они не
тянут. Нет ли тут где-нибудь конвоя, черт его побери?
- Наверное, адмирал считает, что этот удар будет полезен ему в
пропагандистских целях.
- Фигня. - У Пиньяца явно проблемы со словарным запасом. - Это их здесь
просто разозлит. Пинаться ногами - это игра на двоих. Они дадут сдачи.
- Я расскажу об этом старине Фреду, когда мы с ним будем пить чаи.
Я не понимаю, что случилось с Пиньяцем. Он может камень разозлить,
просто стоя рядом с ним.
Моя антипатия отчасти продиктована предрассудками насчет его
происхождения. Я это знаю и, очевидно, слишком стараюсь компенсировать.
Мелкие черты смуглого лица Пинья-ца напряжены. Может быть, он угадывает мои
мысли?..
- Так и сделай. А от меня передай... А, ладно.
Эйдо пока не нашли.
Пиньяц не удерживается на уровне своей репутации, позволив выходцам из
Внешних Миров вывести его из себя. Правила игры он знает.
Это игра, в которой правила жестко определила элита Внешних Миров, но
он все равно побьет их на их же условиях.
Он мне не нравится, но я его уважаю. Больше, чем своих сородичей. Им не
внушали с детства, что они - отбросы человеческой расы.
И все-таки... Жители Старой Земли имеют привычку, способную взбесить
кого угодно, - во всех своих бедах обвинять чужаков. Кроме того, они до
омерзения настойчивы в нежелании самим о себе заботиться. Мы должны, видите
ли, носить их на руках только потому, что Старая Земля - Родина.
Предрассудки есть у всех. Пиньяцу стоило бы обижаться на меня меньше,
чем на других, - я свои пытаюсь контролировать.
Вейрес рассказывает в присутствии Пиньяца истории про землян. Вот его
любимая:
- Слышали историю о землянине, который вернулся домой из бюро
социального страхования и обнаружил свою бабу в постели с каким-то мужчиной?
Кто-нибудь обязательно ответит:
- Нет.
- Он бежит в туалет, хватает "Тенг Хуа" и приставляет себе к виску.
Баба ржет, а он кричит: "Ничего смешного, сучка. Следующей будешь ты".
В этой истории полно чепухи. Таковы все анекдоты Старой Земли. Пособие
для бедных. Крайняя тупость. Промискуитет. Непременное обладание ручным
лазером "Тенг Хуа". И так далее.
Когда Вейрес так себя ведет, я начинаю стыдиться за свою родину.
Прогулявшись по кораблю, я прогоняю из своей койки Неустрашимого. Он
приспособился в ней бездельничать - здесь его мало беспокоят.
Уснуть не получается. Предстоящее сражение меня больше не тревожит. Мне
просто хочется домой. Я устал от клаймеров. Это была глупая идея. Можно я
возьму ее назад? Нет? Черт, какая досада...
Сон подкрадывается ко мне незаметно. Мне удается продремать целых
двенадцать часов, такого со мной здесь еще не случалось. Я просыпаюсь лишь
потому, что Неустрашимый решает станцевать фламенко на моей груди.
- Кот, ты чертовски обнаглел.
Зверь кладет голову на передние лапы в четырех сантиметрах от моего
лица и закрывает здоровый глаз. Сквозь грязную рубашку я чувствую его тепло
и стук сердца.
- Зря ты завел блох.
Неустрашимый с отвращением изгибается и продолжает спать.
Не понимаю, за что он выбрал меня своим лучшим другом. Я умею ладить с
кошками, но понимаю их не лучше, чем женщин. Этот кот живет, как принц, и
сорок девять лакеев приглядывают за его замком.
Я чешу ему за ухом. Он награждает меня урчанием и нежными
покусываниями.
Идиллия разваливается под пронзительный вой сигнала общей тревоги.
Я раньше времени прибегаю в операционный отсек, удивляясь, каким
образом мне удалось проспать тревогу, когда мы вышли из гипера.
Нет, я ее не проспал. Я застал Уэстхауза, прогоняющего судно сквозь
несколько сложных маневров при переходе в новую поисковую зону, и Рыболова,
что-то рассматривающего на мониторе.
Таких быстрых результатов я не ожидал.
Глядя через плечо Джангхауза, я вижу, что мы пока ничего не нарыли.
