заметить среди этих веселых, красных лиц с блестящими глазами, более
серьезных гостей, даже немного грустных.
Но в этом не было ничего удивительного, так как этот новый брак
короля вызывал самые разнообразные чувства, и многие на него косо
смотрели. Все приверженцы королевы Елизаветы и Людовика венгерского, - а
их было много, - противились этому браку; одни из них были подкуплены
подарками, другие - обещанием больших свобод для дворян, и боялись, что
при будущем законном наследнике Казимира укрепится старый порядок вещей,
установленный его законодательством. Король хлопов был еще бодр и силен и
мог бы еще к концу своего царствования ограничить права земледельцев и
рыцарей и поставить шляхту на одну доску с другими сословиями. Между тем,
Людовик обещал дворянам и рыцарям освобождение от налогов, участие в
управлении государственными делами и исключительные привилегии.
Те, которые уговорили Казимира, начали опасаться, сумеет ли молодая
жена привязать его к себе. Взоры всех были обращены на короля с желанием
узнать, как он относится к этому навязанному ему браку, но Казимир обладал
сильной волей, умел владеть собой, и на лице его ничего нельзя было
прочесть, когда он выступал официально. Самые близкие к королю люди,
которые хорошо его знали, не умели понять его мыслей и чувств. Он иногда
казался холодным, равнодушным, ничего не переживающим в то время, как
внутри его кипел вулкан. По характеру он был сдержан, замкнут, ни с кем не
был откровенен, за исключением нескольких симпатичных ему лиц.
Во время обряда венчания лицо его было бесстрастно, и все видели
перед собой короля, исполняющего свой долг, но никто не видел души
человека. Все было исполнено по церемониалу, и Казимир строго соблюдал все
правила этикета, был приветлив, ласков там, где это необходимо было, и,
несмотря на продолжительность торжественных развлечений, на нем даже не
заметно было усталости.
Новобрачная была женщина молодая, стройная, свежая, красивая,
румяная, сияла радостью, но, вместе с тем, на ней был некоторый отпечаток
смущения и робости от выпавшего на ее долю счастья. Возложенная на нее
корона возбуждала в ней и гордость, и тревогу.
Нашлись услужливые люди, которые довели до сведения новобрачной о
прошлом Казимира, рассказали ей о жизни Аделаиды, которая провела
пятнадцать лет одинокая, как монахиня в монастыре, о скороспелом
краткосрочном браке с Рокичаной, о последней любовнице еврейке Эсфири,
живущей в роскошной усадьбе вблизи дворца. Все эти рассказы, да к тому же
и еще само поведение короля, его холодность и сдержанность в обращении не
могли не встревожить молодую княжну Ядвигу, привыкшую в родительском доме
к веселью и свободе. До сих пор она могла веселиться, смеяться, танцевать
и поступать так, как ей хотелось; дом отца был открыт для гостей; туда
съезжались паны, рыцари, много иностранцев, там жилось весело, свободно,
велась развязная беседа, шли шутки, игры, сопровождаемые любезностями...
теперь же все изменилось. Она увидела, что облекшись в королевскую мантию,
ей придется отказаться от прежних свободных развлечений и обречь себя на
скуку.
Первая встреча с Казимиром, который поздоровался с ней вежливо,
холодно, величественно, заронила тревогу в юное сердце. В числе прибывших
в столицу вместе с княжной Ядвигой, находилась и ее старая воспитательница
Конрадова, на руках которой она выросла, и которая прекрасно умела
отгадывать тревогу и беспокойство на лице своей воспитанницы и знала все
средства, чем ее успокоить.
Хитрая Конрадова старалась ей доказать, что предстоящая ей жизнь
вовсе не будет так мрачна, как Ядвиге кажется, что существует много тайных
способов, чтобы обойти все запреты, стесняющие свободу королевы, что,
наконец, король сам любит веселиться и не запретит этого своей жене.
Первые дни брачного союза, оставляющие после себя неизгладимый след и
решающие будущее, протекли среди шума при строгом соблюдении этикета. От
короля веяло холодом, на лице молодой королевы выражалась тревога. Старая
Конрадова волновалась, но ни о чем не расспрашивала Ядвигу в ожидании,
пока та сама не заговорит с ней по душам. Вся свита с любопытством глядела
на молодую пару, стараясь отгадать, как сложатся их будущие отношения.
Пока еще не заметно было никаких признаков сближения между ними.
Придворные шептались, что это плохое предзнаменование для молодого
супружества. Надеялись однако, что жизнь их изменится по окончании этих
торжеств.
Молодая королева должна была несколько раз в день переодеваться для
выхода и приема гостей, чтобы занять место рядом с королем, присутствовать
на турнирах, а так как она не привыкла ко всем этим нарядам из тяжелой
материи и к драгоценным украшениям, которые на нее надевали, то она часто
казалась несчастной жертвой, присужденной к исполнению разных
формальностей, истощавших ее силы. Лишь иногда глаза ее останавливались с
прежним живым веселым блеском на знакомых лицах, она как будто оживлялась,
румянец появлялся на щеках, но он моментально сменялся бледностью.
Королева исполняла все, что ей указывали, но с какой-то робостью,
несмелостью, как будто боялась выдать себя чем-нибудь и показать, что ее
интересовало. Она вдруг внезапно поднимала глаза, испуганно обводила ими
всех, но вскоре опускала их, погружаясь в задумчивость, так что окружающие
ее дамы должны были ее как бы будить и подсказывать, что ей надо делать.
Во время турниров Казимир как будто несколько оживился; казалось, что
он как бы заинтересовался исходом борьбы, но он вскоре впал в прежнее
состояние холодного равнодушия.
Наиболее любопытные, старавшиеся отгадать, каковы отношения между
молодыми супругами, чтобы по ним судить о будущем, и не сумевшие этого
сделать, обращались с расспросами к Кохану, так как известно было, что он
знает своего пана лучше самого себя и на лице его читает то, чего другие
прочесть не могут.
Но Рава, занимавший в это время должность подкомория, внимательно ко
всему присматривался, серьезно всех выслушивал, но ни с кем не делился
своими впечатлениями и никому не отвечал на задаваемые ему вопросы.
В числе гостей, явившихся со всех концов королевства, находился и
Мацек Боркович, прибывший в столицу из Великопольши в сопровождении
многочисленной свиты, чтобы принести поздравление королю. Мацек и брат его
Ян выступили с особенной пышностью; оба, одаренные необыкновенной
физической силой и ловкостью, искусные в рыцарских упражнениях, принимали
участие во всех турнирах и играх, выделяясь своей дорогой одеждой,
лошадьми и сбруей.
Боркович, желая уничтожить существовавшие подозрения относительно его
преступных замыслов по отношению к королю, везде являлся первым, принимал
участие во всех забавах, старался быть на виду у Казимира, постоянно
попадаться ему на глаза и чем-нибудь угодить ему. Но ему как-то не везло:
король относился к нему равнодушно, холодно, ничем не высказывая ему
своего расположения, а только с любопытством приглядывался издали.
Во время турнира, на котором присутствовали новобрачные, Мацек
Боркович в блестящим рыцарском вооружении рисовался перед королевой,
стараясь остановить коня ближе к ней и обратить на себя внимание.
Ядвига, конечно, не могла не увидеть его и не узнать, но чем сильнее
он старался быть замеченным, тем упорнее она избегала его взгляда и делала
вид, что не замечает его и не узнает. Она всякий раз вздрагивала, когда
его громкий голос раздавался вблизи ее, и отворачивала голову в тревоге и
беспокойстве.
Среди всех гостей, присутствовавших во дворце, Боркович казался самым
веселым и самым счастливым. Все те, которые его хорошо знали, удивлялись
происшедшей в нем перемене. Неоржа, которого король простил и разрешил
доступ ко двору, глядел на Борковича, как бы не доверяя своим глазам и
ушам. Ему казалось, что этот человек вступил на новый путь и отрекается от
своего прошлого; но если б он заметил ироническую улыбку, появлявшуюся
иногда украдкой на губах Мацека, то вывел бы совершенно иное заключение.
На третий день вечером свадебный пир и угощение народа приняли такие
широкие размеры, что, несмотря на тщательный надзор, маршалок и другие
распорядители не могли удержать дворцовую прислугу в дисциплине и порядке.
По случаю такого незаурядного торжества придворные слуги и челядь, которые
прислуживали гостям, высыпали на двор и площадь, чтобы полюбоваться
народными развлечениями и принять в них участие.
Конрадова, оставшаяся одна в комнатах королевы, была в отчаянии, что
служанки вышли из повиновения, оставляли двери раскрытыми, и к ней
беспрестанно приходили совершенно посторонние лица. Одетая в свое самое
дорогое платье, расстроенная и в скверном расположении духа, она сидела в
ожидании зова королевы, который мог последовать во всякий момент, так как
она знала, что юная госпожа не может обойтись без нее. Склонив голову на
свои худые руки, она о чем-то задумалась. Вдруг она услышала осторожные
шаги и легкий скрип чуть-чуть открывшейся двери. Она привстала и увидела
сквозь щель пару глаз, внимательно рассматривавших ее и комнату. Грозно
сдвинув брови и насупившись, старая воспитательница хотела было громко
крикнуть и обругать нарушившего ее покой, как вдруг дверь отворилась
настежь, и перед ней предстал Мацек Боркович.
Конрадова, узнав его, не могла скрыть беспокойства и страха, которые
овладели ею при виде этого навязчивого господина, с которым ее связывало
столько неприятных воспоминаний. У него было веселое, торжествующее, даже
дерзкое выражение лица; он вошел со смехом и приблизился к старухе,
дрожавшей от испуга.
- Чего испугались? Не бойтесь, это я, - сказал он. - Как видите я
послушался вашего совета; наша княжна стала королевой, но я имею больше
прав на нее, нежели муж и король. Я и не думаю отказаться от своих прав,
я, наоборот, хочу ими пользоваться.
Старуха от ужаса онемела.
- Господь с вами! В уме ли вы? - произнесла она голосом, дрожащим от
волнения. - Опомнитесь! Зачем вы сюда пришли? Какие у вас права?
- Какие? Ладно, - возразил Мацек дерзко, - о них вы так же хорошо
знаете, как и я! Разве не вы помогали мне и княжне устраивать тайные
свидания?
- Замолчите!.. - воскликнула старуха, затыкая себе уши. - Какие там
свидания? Пока она с вами оставалась наедине, то даже нельзя было успеть
прочесть: "Отче наш"... - Конрадова продолжала все более и более
возмущенная: - Мало ли кто, подобно тебе, у княжны руки целовал, так после
этого каждый станет заявлять на нее права? Ты одурел, что ли?
- А это что? - сказал Боркович, с улыбкой показывая кольцо с
драгоценным камнем. - Разве вам не знакомо это колечко, и вы не знаете,
кому оно принадлежало, кто мне его подарил, когда и кто мне помог в этом
деле? Послушай, старая карга, или ты должна и впредь мне служить и
помогать, или я все расскажу и тебя погублю. Меня, Мацека Борковича, все
знают и называют дерзким. Да, я дерзкий! Шутить не люблю!
Старуха закрыла лицо руками и начала всхлипывать.
- Ты напрасно не реви, - воскликнул Мацек; - если я раз на что-нибудь
решился, то не отступлюсь от своего намерения и не брошу его! Я согласился
на то, чтобы она стала королевой, пусть ею и будет, но со мной она не
должна порвать отношений. Мне дано слово...
Конрадова, казалось, слушала. Закрыв одной рукой глаза, она второй
делала ему знаки, чтобы он замолчал.
Боркович, возбужденный выпитым вином и кипевшей в нем страстью, не
