ним сейчас поссорятся. Все до единого! Они не понимают!
Если человека сильно обидят, ему трудно говорить громко. Уголек
прошептал:
- Вы не знаете. Вы не видели, да? Там же сидел щенок. В калитке. Белый
щенок. Я побежал, а он...
- А из настоящего цирка ты бы побежал? - спросил Толик.
- Как из настоящего?
- Очень просто. Был бы настоящим укротителем, выступал бы в настоящем
цирке. Вдруг появляется твой любимый белый щенок. Ты бы за ним, да?
- Отвечай! - заорала Тетка. - Ты бы удрал с арены, да?! А львы пускай
зрителей жрут, да?!
Уголек не отвечал. Он только моргал, чтобы не заплакать, и не отвечал.
А что говорить? Он о настоящем цирке не думал.
- Не ори, Тетка, -сказал Толик и снова спросил: - А если бы ты, как
твой отец-капитан, стоял на вахте и вдруг увидел любимого белого
щенка? Ты бы от штурвала за ним побежал?
Уголек молчал, потому что о вахте и о штурвале он тоже не думал. Он
думал о щенке. Витька-Мушкетер выпрямился во весь свой длинный рост,
глянул сверху на Уголька и заявил:
- Раньше таких людей вешали за ноги на крепостных воротах. Потому что
он изменник и дезертир..
Тут Уголек знал, что делать. Знал сразу. Тут думать некогда и бояться
нельзя. Надо всего полсекунды. Надо вскочить, разогнувшись пружиной, и
головой дать в поддыхало длинному Мушкетеру. А когда он, хватая
воздух, станет сгибаться, нужно с размаху стукнуть его по носу. Лучше
не один, а два раза. Пусть Мушкетер поколотит его. Все равно! Толик
зато увидит, что Уголек не терпит таких страшных слов. Потому что он
не изменник! Смотри, Толик!
Уголек рванулся, как пущенный из лука. Р-раз!.. Но голова его не
попала в мушкетерский живот. Голова попала в пустоту, и Уголек
пролетел шагов пять и растянулся в траве.
Было не очень больно, только жесткий стебель оцарапал лицо. Но Уголек
лежал, и ему хотелось умереть.
Спокойно умереть ему не дали. С двух сторон ухватили за плечи и
поставили. Тетка и Мушкетер.
- Живой, - сказала Тетка.
- Еще и на людей кидается, удивился Славка.
Мушкетер ядовито улыбнулся:
- Он больше не будет кидаться. Укротим укротителя.
- Ну чего вы? - с отчаяньем сказал Уголек. - Чего вы все пристали?
Толик?
- Отпустите его, - тихо приказал Толик. - Пусть идет. - Он опять не
смотрел на Уголька. Он сидел с опущенной головой и ручкой каменного
топора чертил на траве треугольники.
Уголек ушел. Раз его прогоняли, он ушел. Он шагал среди березок, не
оглядываясь и прикусив губу. Когда поляна скрылась, он лег на траву.
Может быть, он даже заплакал. Но этого никто не знает, не видел. Ведь
Уголек был совсем один.
ПОГОНЯ. <ЭТО МОИ ЩЕНОК>
Солнце на улицах. Жара. Наверное, высохла последняя лужа. А если и не
высохла, то все равно бежать туда опасно. Там живет страшилище в
сапогах и с перьями на голове.
Свесив розовый язык, щенок бегал по улицам, искал воду. Он нашел ее
далека от дома, когда уже совсем измучился.
На тротуаре стояла синяя тележка, и женщина в белом халате торговала
шипучим яблочным напитком. Из ближнего подъезда к тележке тянулся
резиновый шланг. В одном месте шланг лопнул. Холодная вода била
фонтанчиком и стекала в углубление на асфальте. Щенок напился и сел
отдохнуть у стены, где была тень. От жары он часто-часто дышал.
- Мама, смотри. Жарко щенку.
Мимо шла девочка в красном платьице с белыми горошинами. В одной руке
она держала красную сумочку, в другой эскимо. Рядом шла ее мать с
пестрым зонтом и чемоданом.
- Смотри. Совсем жарко щенку.
- Мы опоздаем на поезд, - сказала мама.
Взрослые всегда боятся опоздать на поезд. Девочка упрямо мотнула
головой. Пшеничные волосы упали ей на глаза. Девочка ладонью откинула
их, а эскимо она взяла в другую руку, держала его вместе с сумочкой.
Мороженое капало на сумочку и белело на ней горошинами, такими же, как
на платье.
- Что ты делаешь! - ахнула мама. - Идем, несносный ты человек.
Но девочка присела на корточки и чмокнула губами.
- Песик, иди сюда.
Щенок понял, что его зовут. Он вскочил. Сначала он хотел убежать. Но
он не убежал. Девочка позвала его снова. Она была маленькая и без
тяжелых страшных сапог. И щенок пошел. Он боялся, а лапы двигались
сами.
Но подойти совсем близко щенок не посмел. Девочка протянула руку, и
щенок отскочил. <Что же сейчас будет?> - подумал он. Девочка отломила
кусочек эскимо и бросила щенку. Он прыгнул в сторону.
Потом он все-таки решился подойти и лизнул угощение. Было вкусно.
Очень вкусно. Гораздо вкуснее, чем селедочные головы или сухие корки.
И сразу стало прохладнее. Щенок торопливо зализал мороженое. Девочка
ушла уже далеко, и он заторопился следом. Он побежал за ней, потому
что, во-первых, в руке у нее была очень вкусная еда, а во-вторых, он и
сам не знал, зачем бежит.
Вдруг раздался грохот, и рядом упал железный обруч. На обруч была
надета сетка, и щенок чуть-чуть не попал под нее. Он услышал стук
сапог и увидел, как два человека бегут к нему. Они бежали от машины, в
кузове которой стоял желтый ящик с маленьким окошком.
Ужас хлынул на щенка. Он завизжал и бросился от страшных людей, от
ящика, от сетки. У него шумело в ушах. Шумело так же страшно, как в
тот раз, когда щенок падал из дома на колесах.
Он бежал, спасался. Мчался к тому человеку, который только что звал
его и кормил. Больше некуда было бежать. Девочка бросила сумку и
схватила щенка. Он был тяжелый. Девочка держала его поперек живота.
- Лена! - сказала мама.
Подбежали двое с сеткой. Щенок прижал уши, закрыл глаза и решил, что
сейчас умрет.
- Ваша собака? - спросил громкий и сердитый голос.
- Моя, - сказала девочка.
- Ваша? - переспросил голос уже не так громко.
- Вам ответили, - сказала мать девочки.
- Незачем тогда отпускать, - проговорил сердитый человек. - Ошейника к
тому же нет. Откуда знать, что она не бродячая?
- И кормить бы следовало щенка-то, - добавил другой тоже сердито. -
Шкура да ребра. Владе-ельцы...
Они ушли. Девочка поставила щенка на тротуар. Лапы у него подгибались,
и он сел.
- А все-таки нехорошо, - сказала девочке мама.- Мы их обманули.
- Но они содрали бы с него шкуру!
- Почему же? Его бы, наверное, выкупили.
- Кто?
- Тот, чей щенок.
- По-моему, он ничей, - сказала девочка. - Видишь, какой он худой.
- Вижу. Но обманывать все равно нехорошо.
Девочка упрямо тряхнула волосами:
- А я и не обманывала. Щенок на самом деле будет мой.
- Лена! Мы же спешим на поезд. Щенка не пустят в вагон.
- Ну, что ж, - вздохнула она. - Пусть будет мой, пока идем до вокзала.
А потом снова станет ничей... Пойдем!
И щенок пошел. Он боялся, что снова появятся люди с сеткой.
Но шли вместе они недолго. У вокзала щенок снова остался один. Девочка
махнула сумочкой, и он отстал. За решетчатым забором сердито кричали
тепловозы.
Щенок побежал обратно. Ему хотелось скорее забраться под ящики, чтобы
никого не видеть и никого не бояться. И еще ему хотелось вспомнить
Руки. Руки человека, которого он любил и не боялся никогда.
ЗАГОВОР НЕ ОСТАЛСЯ В ТАЙНЕ
На той самой поляне, где три дня назад совершилось изгнание Уголька,
сидела теперь Митькина компания. Сидели все, кроме Шурупа. Шуруп не
мог сидеть от возбуждения. Он приплясывал. Он почесывал одну ногу о
другую. Он дергал лопатками, словно их тоже хотел почесать друг о
дружку. Кроме того, Шуруп все время подтягивал трусы, которые были
велики и от резких движений грозили свалиться. Слова сыпались из
Шурупа, как горох из рваного кармана.
- Там камень, там дерево. Сверху крыша, а кругом фанера, а внизу у них
яма. И не видно нисколечко, кругом ветки, а...
- Заткнись, - хмуро перебил Митька. Шуруп хлопнул губами и заткнулся.
Митька сказал:
- Шуруп ты и есть Шуруп. И язык у тебя шурупистый. Не трещи ты и не
дергайся. Блохи, что ли, накусали? Вот дам сейчас...
Шуруп хнычущим голосом объяснил:
- Лежишь в этой засаде, лежишь, а сверху иголки на ветках. А снизу
колючки всякие. А по спине муравьи бегают, щиплются. Задергаешься.
Один муравей в нос залез, а чихать нельзя, а то услышат. Я чуть не
лопнул, а он все не вылазит...
Митька перестал слушать болтовню Шурупа и сказал братьям Козловым:
- Значит, там штаб-квартира. Ясно?
Старший брат Валентин подумал и ответил:
- Ясно. А какой штаб?
Младший брат Глеб тоже сказал, что ясно, и тоже спросил:
А почему квартира?
Митька долго и с сожалением смотрел на Козловых из-под косого
казацкого чуба. Он не ответил.
- Что у них там в хибаре этой? - спросил он Шурупа.
- Копья всякие. Веревки. Бумаги какие-то. Дубинки из камней. Они ушли,
а я поглядел. А потом она одна опять пришла, а я убежал, а когда...
- Кто она? Дубинка?
- Да нет. Та девчонка, которая тебя в пузо головой...
- Тебя о деле спрашивают, - сухо сказал Митька. - О чем они говорили?
Слышал?
Шуруп набрал воздуха, чтобы выпалить все, что слышал, но тут выразил
свое мнение Валентин:
- А чего сидим? Пойдем, наложим по шеям. И штаб ихний развалим. И айда
в городки играть.
Митька снова кинул взгляд из-под чуба и сказал:
- Когда вас лбами стукнули, я думал, поумнеете.
Валентин стал дышать медленно и тяжело. Глеб поразмыслил над
Митькиными словами и предложил:
- Может, нам тебя стукнуть? О корягу?
- Сразу поумнеет, - пробормотал Валентин.
-...коряга, - добавил Глеб.
Митька не ожидал от глупых братьев такого остроумия. Растерялся и даже
не стал в ответ ругаться. Только сказал:
- Ну и пни вы, Козловы. Ну, надаем по шее. Ну, сломаем все. Мы по шее,
они по шее... Разве это интересная жизнь?
- Разве интересная? - поспешно поддержал Шуруп. - Зачем у них ломать?
Помириться лучше и...
- Я тебе дам помириться, - хмуро пообещал Митька. - Они нас лупят, а
мы мириться пойдем? Ну, иди, иди, Шурупина, мирись. Они тебя в
охотники примут, топорик дадут. Только нам ты, Шуруп, не попадайся.
Понял?!
Шуруп забормотал, что мириться он хотел не совсем, а только так, для
хитрости.
- Мириться не надо, ломать не надо, - удивился Валентин. - А что надо?
- Надо прийти тихо. Разобрать все по косточкам. Унести все барахло
ихнее. Сделать, будто ничего не было, никакого штаба. Пусть они башку
ломают.
- Вот! Поняли? - сказал Шуруп.
Братья подумали и поняли. Их лица прояснились.
- Пошли тогда, - поднялся Валентин.
- Беда мне с вами, - скорбно сказал Митька. - Ну куда, <пошли>? Они
там сейчас сидят все. Сейчас уж вечер. Завтра надо, когда они обедать
будут. Чтоб не видал никто. Ясно вам?
- Ага, - произнес Глеб.
- И чтобы тайна была. Поняли?
- Ага, - сказал Валентин.
Но заговор не остался в тайне. В кустах у края поляны лежал Уголек. Он
шел, страдая от одиночества, услышал голоса и тихо лег. И понял все.
Ты заметил, конечно, что Уголек не был злопамятным человеком. Кроме
того, он уже третий день жил без друзей. И, услышав о коварных
Митькиных замыслах, он помчался в лес. Он помчался, чтобы отыскать
Толика и Славку, Тетку и Мушкетера. Уж, наверно, они забудут о ссоре,
когда услышат его рассказ. И, может быть, Толик... может быть, он даже
скажет опять: <Хороший ты, Уголек...>
Ветки летели навстречу, била по ногам трава, и даже ветер отстал от
Уголька, запутавшись среди сосен.
Уголек знал, где искать друзей, догадался: там, где камень и яма от
большого пня и густые сосенки вокруг. Там они, конечно, и построили
себе шалаш.
Он был построен здорово. Сразу и не увидишь. С одной стороны камень
закрывает, с другой стороны-деревья. Крыша дерном обложена - кажется,
будто простой бугорок. Черную дыру лаза еле разглядишь среди веток.
Уголек раздвинул сосновые лапы и услышал разговор.
- А вдруг не он? Вдруг другие совсем? - доносился Славкин голос.
- Кто другие? - спросил язвительно Мушкетер. - Или я ослеп? Может
быть, я спутал его с твоим папой?
- И коза там снова была, - мрачно сказала Тетка.
<О Курилыче говорят, - понял Уголек. - Опять веники ломает>.
- Все равно он не один, - упрямился Славка. - Я старух с вениками
