боках. У него была добрая розовая пасть и чудесные коричневые глаза.
- Ох, какой ты... - выдохнул Уголек. Он медленно поставил на асфальт
сумку с банкой для сметаны. Он сел перед псом на корточки.
- Боря! - воскликнула мама и певуче застонала.
Сидя на корточках. Уголек был ниже собаки. Пес перестал зевать.
Веселыми глазами он посмотрел на Уголька и, поднимая пыль, заколотил
по асфальту тяжелым хвостом.
- Псина. Милая, - сказал Уголек. Он притянул к себе мохнатую голову с
полувисячими ушами и прижал ее к плечу. Милая псина облизала Угольку
ухо. Сердце Уголька от радости запрыгало, словно крышка на кипящем
чайнике.
- О-о, - проговорила мама издалека, потому что боялась собак больше,
чем мышей и скарлатины.- О-о... Не прижимай это чудовище.
Чудовище облизало Угольку второе ухо.
Пока сын обдумывал, какой угол в квартире лучше подойдет для собаки, а
мама выбирала место, чтобы упасть в обморок, на крыльце раздалось
постукивание. Из магазина вышел человек с седой щетиной на подбородке
и деревяшкой вместо левой ноги.
- Балалай, - сипло позвал он.
Балалай бросил Уголька, медленно поднялся и описал вокруг хозяина
ленивую орбиту. Как большая планета вокруг светила. Светило, что-то
бормоча, прятало в кармане зеленое горлышко поллитровки.
Уголек молчал. Но в его черных глазах, наверно, была такая тоска. что
человек решил снизойти до разговора.
- С тобой Балалай не пойдет. Н-не пойдет, - сообщил он, уперев в
Уголька мутноватый взор. - Ты собаку с детства... воспитывай с
дет-ства. Тогда пойдет. Потому что преданность в ней. Вот я последние
штаны... отдам. А собаку н-ни за что...
Видимо, он собрался произнести длинную речь о собачьей преданности, но
мама, оправившись от потрясения, схватила Уголька за локоть и увлекла
от опасного места...
Итак, собаки не было. Был только пожилой кот Вьюн, прозванный так за
то, что в молодости отличался изяществом и грациозностью.
Собачья жизнь не для котов. Коты созданы для того, чтобы по ночам
дурными голосами орать на крышах, днем спать на солнце, утром и
вечером воровать на кухне молоко и рыбу, а в свободное от этих занятий
время изредка ловить мышей. Вьюн считал такой образ жизни совершенно
правильным. Уголек считал иначе.
У него не было верного пса, который бы вытаскивал хозяина из кипящей
морской пучины, шагал с ним по ледяным арктическим пустыням. помогал в
охоте на носорогов и ловил шпионов. Зато у нашего Уголька было богатое
воображение. А с помощью воображения нетрудно сделать из кота собаку.
Начались для Вьюна тяжелые дни. Через неделю он похудел и стал тонким,
как в юности. Он сопротивлялся. Он показывал когти. Но через месяц
Вьюн понял, что для собственного благополучия следует ходить на
цепочке, не упираясь, и становиться на задние лапы, как только этого
захочет упрямый хозяин. В общем, он многое понял.
Но ничего не понял Митька Шумихин. И его друзья не поняли.
Когда Уголек первый раз вывел кота на цепочке от старых ходиков, во
дворе раздался восторженный вой пяти глоток. Даже Витька-Мушкетер,
которого Уголек считал человеком благородным и умным, поддался общему
настроению. Он подскочил к Угольку, вежливо помахал перед ним бумажной
шляпой и задал вопрос:
- Позвольте узнать, что за порода у вашей великолепной собаки?
- Верблюд, - сказал Уголек.
- Очевидно, иностранная порода? Удивительное название...
- Ты верблюд, - уточнил Уголек, отойдя поближе к дому...
Ты думаешь, с тех пор он бросил дрессировать Вьюна? Уголек упрямый.
Если смеются над ним или не получается что-нибудь, он только
прикусывает нижнюю губу. Даже глаз не прищуривает, как это делают
другие упрямые люди. Он лишь прикусит губу, а глаза открывает еще
шире, будто удивляется чему-то.
УГОЛЕК НЕ ХОЧЕТ БЕЖАТЬ.
ДВОЕ И ОТЧАЯННАЯ ТЕТКА
В доме, где живет Уголек, в каждом подъезде - сквозной коридор. Одна
дверь ведет на улицу, другая во двор.
Во двор Уголек не пошел: там он мог встретить Митьку и других своих
недоброжелателей. А друзей Уголька в городе не было. Разъехались на
лето кто куда. Вовка-художник оставался, но и тот сегодня уехал на
дачу.
Уголек перехватил покороче цепочку и вывел кота на улицу.
Эх и не повезло же ему! Вся Митькина компания двигалась навстречу.
Впереди приплясывал маленький веснушчатый Сережка. Он с Угольком
учился в одном классе. Только там его звали не Сережкой, а Шурупом.
Шуруп - вот и все. Это за вертлявость.
За Шурупом шли шеренгой сам Митька Шумихин и толстощекие
неповоротливые братья Козловы - Глебка и Валентин. Они очень похожи,
но Валентин отличается более высоким ростом и глупостью.
Сережка-Шуруп крутился перед ним и что-то рассказывал писклярым своим
голосом. Шурупа слушали, и сначала никто не увидел Уголька.
Немного в стороне от компании шагал Витька-Мушкетер. Он не обращал
внимания на Шурупа, потому что презирал его. Уголька он тоже не
заметил. Тонкой сосновой шпагой, изящно выгибая талию, Витька рубил
головы ромашкам. Эти ромашки цвели у тротуара. Ветер принес семена из
леса, и они проросли у асфальта. Не думали, что погибнут от клинка
легкомысленного Мушкетера.
Лишь одну ромашку пощадил - самую большую, приютившую на себе
черно-золотистую пчелу. Узкий клинок вздрогнул и замер у самого
стебля. И уткнулся в траву. Витька-Мушкетер вздохнул и поднял
задумчивые глаза.
И он заметил Уголька.
- О-о, - сказал Витька. - Взгляните, почтенные дамы и господа.
<Дамы и господа> тоже увидели Уголька. Братья Козловы радостно
завопили. Шуруп завертелся вокруг оси. Митька замотал своим казацким
черным чубом и сделал вид, что боится Вьюна.
- Тише, - сказал Митька. - Оно кусается...
После этого они двинулись навстречу Угольку. И ничего хорошего такая
встреча не обещала. Мушкетер еще помнил <верблюда>, Митька вообще
любил дразниться, братья Козловы были с ним за компанию. А Шуруп
всегда был за тех, кого больше - на всякий случай.
Уголек стоял. Сзади была открытая дверь, но он стоял, потому что
бежать ему мешала гордость. А может быть, это была не гордость, Уголек
и сам не знал. Если бы за ним гнались, кричали, свистели, он бы,
конечно, удирал без оглядки. Но мальчишки подходили медленно. Они
ухмылялись. Будто испытывали нервы Уголька. И он не двигался, стоял,
прикусив губу.
- Я ведь к вам не лезу, - сказал наконец Уголек.
- Пусть он прыгнет через огненное кольцо, - потребовал Митька и
показал концом ботинка на Вьюна. Вьюн сидел, лениво щуря желтые глаза.
Ему было все равно.
- А где мы кольцо-то возьмем?-спросил глупый Валентин.
Витька-Мушкетер вытянул шпагу и пощекотал ею кошачьи усы. Вьюн
сморщился и зевнул. Это всем, кроме Уголька, понравилось. Витька
повторил опыт. Вьюн вдруг размахнулся и трахнул лапой по шпаге.
- Презренный, - холодно сказал Мушкетер. - Ты оскорбил священный
клинок. Ты умрешь.
- Они умрут оба, - решил Митька. - Взять их!
- Взять их! - завертелся Шуруп.
Братья Козловы с сопением потянулись к Угольку. Он отступил на
крыльцо, а потом в дверь. Братья не отвязывались, и Уголек прошел
спиной вперед весь коридор. Он отступал молча и думал, что все равно
поймают. Завернут назад руки, дадут в лоб пару шалабанов. Это ничего,
но Вьюна жалко. Начнут сами <дрессировать> кота - замучают. Он хоть и
дурак, а все-таки...
Уголек пятился и забыл, что сзади есть ступенька. Он сорвался с
крыльца. На ногах удержался, только пришлось пробежать задом наперед
несколько шагов.
А когда он остановился, - случилось неожиданное.
Уголек увидел, что стоит между двух мальчишек, одетых в одинаковые
белые рубашки и сатиновые трусы. Но сами мальчишки были неодинаковые.
Тот, что стоял слева, был высокий, даже повыше Мушкетера, и красивый.
То есть, может быть, и некрасивый, но Угольку понравился, лицо
понравилось и волосы - густые такие, светлые и курчавые, прямо целая
шапка. А справа стоял мальчишка весь какой-то круглый. Толстоватый,
низенький, голова стриженая, и уши торчком.
Они враз уставились на Уголька.
- Держите его! - заорали с крыльца братья Козловы, Митька Шумихин и
Шуруп. Незнакомые мальчишки враз положили ладони на плечи Уголька.
- Держим, - весело сказал старший. Уголек не двигался. Ясно, что
попался. Эх, была бы настоящая собака!
- Толик, а зачем держать? - вдруг спросил круглый.
- Зачем держать? - спросил Толик у Митьки. Митька прищурился,
разглядывая незнакомцев.
- Надо, - сказал он, - вот и держите.
Круглый мальчик снял с плеча Уголька ладонь и поглядел на Вьюна. Вьюн
сидел с безразличной мордой.
- Киса, - осторожно сказал круглый и погладил Вьюна. Кот неожиданно
выгнул спину и ласково муркнул. Мальчишка взял его на руки и почесал
за ухом. Вьюн потерся щекой о белую рубашку. Наконец-то с ним
обращались не как с собакой.
Уголек удивился. Разве не удивительно? То поймали, а то ласкают его
кота. А дальше что? Он по очереди смотрел то в одно, то в другое лицо.
Но высокий Толик разглядывал Митьку, а его круглый приятель гладил
Вьюна.
- Дай-ка нам кошку, - велел Митька.
- Это их кошка? - удивился круглый.
- Мой кот, - сказал Уголек. - Правда, мой.
- Это его кот, - объяснил Митьке Толик.
Митька через плечо глянул на свою армию. Потом поинтересовался:
- А если по зубам?
- А если обратно? - улыбнулся Толик.
Круглый мальчик отпустил кота. Митька сказал:
- Мушкетер, дай саблю.
Но Витька не дал: благородное оружие - не для уличных потасовок. Он
прислонил шпагу к стенке.
- Дать им? - хором спросили братья Козловы.
- Дать им! - завертелся Шуруп.
- Дать или не дать... - задумчиво произнес Мушкетер и скрестил руки.
- Вы откуда? - хмуро поинтересовался Митька. - Откуда два таких?..
- А что?
- А у нас закон: кто нахальный, того все сразу бьют, без правил.
- Получается?
- Щас покажем.
Братья Козловы с готовностью засопели.
Уголек рывком снял с Вьюна ошейник. Уноси ноги, Вьюн! Сейчас здесь
будет веселая жизнь! Отчаянная смелость зазвенела в Угольке: он был не
один. И он до конца будет защищать новых друзей.
- Славка, - сказал Толик, - позови тетушку.
Круглый Славка сложил рупором ладони. Ну и голос! Угольку почудилось,
что в доме дрогнули стекла.
- Тетка, к бою!!
Прошла секунда изумленного молчания. Потом вторая. Когда кончалась
третья, в первом подъезде раздался дробный грохот и вырвалось что-то
непонятное - зеленое и голубое.
Оно ударило Митьку в живот. Митька прижал к желудку ладони и стал
медленно сгибаться, будто простреленный навылет. Глаза у него
таращились, а рот беззвучно открывался и закрывался. В это время
братья Козловы, с большой силой трахнутые друг о друга лбами,
безуспешно пытались понять, что случилось. Шуруп лежал на земле и
верещал на всякий случай. Ему не попало, он успел упасть заранее.
Уголек, сбитый на асфальт, покатился под ноги Толику. Мушкетер стоял
рядом с дверью на цыпочках и не шевелился, будто его приклеили.
Тут шум затих, и Уголек понял, что никакой тетушки нет. Была девчонка.
Ростом с мушкетера, в зеленой кофточке и синей юбке. У нее были
толстые, как у негра, губы, румяные щеки и отчаянные глаза. А еще были
косы, торчащие вверх от затылка и загнутые, как рога на шлеме викинга.
Уголек сел.
- Совершенно бестолковая ты, Тетка, - сказал Славка, - его-то за что?
Толик молча поставил Уголька и отряхнул.
- И вообще! - возмутился Славка. - Всегда одна. А мы тоже хотели...
Митька наконец распрямился и сипло пообещал:
- Встретимся еще.
На него не смотрели. А чего на него теперь смотреть? Сгибаясь, он
ушел. Ушли за ним, потирая лбы, братья Козловы. Исчез Шуруп. Только
Витька-Мушкетер не исчез. Он зацепился штанами за гвоздь, когда тетка
мимоходом шарахнула его. И отцепиться не мог. Рвать штаны Витька не
хотел и с философским спокойствием ждал решения своей судьбы.
Толик подошел и отцепил Мушкетера.
- Благодарю, - сказал Мушкетер.
Высокий красивый Толик промолчал.
- Ну, я пойду, - вздохнул Мушкетер.
