привезенной из Понта. - Она возносит высоко лишь для того, чтобы побольнее
ударить о землю. Сколько великих имен: Мильтиад, Солон, Павсаний. Как
высоко они взлетали и падали, разбиваясь о скалы. Судьба подлавливает
человека в минуты величия, когда ему уже кажется, что он достиг таких
вершин, где рок не властен над ним. И тогда судьба напоминает о себе,
делая из героя предателя и изгнанника.
Сиеннесий кивнул и налил себе еще вина. Кому как не киликийцу судить
об ударах судьбы.
- У меня было восемьдесят кораблей, а сейчас лишь остался один, -
заметил он, обсасывая сочную голову рыбешки.
- Что такое восемьдесят пиратских посудин! - хмельно воскликнул
Фемистокл. - У меня было двести триер, десять тысяч гоплитов, тысяча
отборных всадников! В моем распоряжении была огромная казна в четыреста
талантов и гостеприимно распахнутые сундуки сотни государств! Все они
дрожали при одном упоминании моего имени. И все рухнуло в один миг.
Зависть - вот что движет миром. Они завидовали великому Фемистоклу и мне
пришлось уйти...
- Кто они?
- Кто? Сорок тысяч афинских граждан. Каждому хотелось быть
Фемистоклом, но никто не понимал, сколько крови и пота мне пришлось
пролить ради этого, сколько красивых слов пришлось бросить на алтарь
людской глупости. Они изгнали меня, обвинив во мздоимстве.
- И много брал? - забыв о вине, Белый Тигр с жадным любопытством
посмотрел на эллина. Фемистокл не стал лицемерить.
- По-всякому. Бывало и много. Но никогда - во вред Афинам. Ни разу
деньги не подтолкнули меня к деяниям, способным навредить родной державе.
Ни разу! О, горькая судьба изгнанника! - Фемистокл ударил чашей о стол,
расплескав вино. - Я искал спасения в Аргосе, они преследовали меня и там.
Мне не было покоя ни на Керкире, ни в Эпирских владениях. Подстрекаемые
спартиатами и афинянами амфиктионы искали меня повсюду. Что было делать? И
тогда я решил просить убежища у своих врагов, которых бил в бесчисленных
сражениях - у парсов.
- Царь сразу принял тебя?
- Да. Изгнанник ожидал мучительной казни, но вместо этого был
обласкан и получил титул эвергета. Немало лет провел я в Парсе, бардах,
Сузах, пируя за столом великого владыки. Но недруги! Они нашлись и там!
Эскадры эллинов год от года громили парсийский флот и царедворцы
нашептывали великосердному Ксерксу, что у него за столом сидит виновник
этого позора. Меня ожидала участь Демарата.
- Спартанский царь.
- Да. Изгнанник, как и я. Он провел много времени при великом царе,
являясь его доверенным советником. Пять лет назад он умер. Лекари сказали,
что у него был всплеск желчи. Но я видел тело Демарата, пока его еще не
обмыли. На губах спартанского царя была розовая пена.
- Яд?
- И самый сильный. Его изготавливают финикияне. Демарат был неудобен
многим - тем, что жаждали расплаты за обиды, нанесенные эллинами, и тем,
что желали мира. А еще он был неудобен тем, что говорил правду. И потому
он умер. Сразу после его смерти я пошел к царю и упросил его отпустить
меня жить на море. Царь был добр и не отказал в моей просьбе. Он даже дал
мне три города - на прокорм, одежду и вино. Три прекрасных города!
Магнезия, Миунт и Лампсак, что в Пропонтиде.
- Выходит, ты богат?
- Был. Пока не пришли афиняне. Их эскадры захватили и разграбили
Лампсак. Миунт и Магнезия объявили себя свободными после гибели
парсийского флота. Теперь я живу здесь как частное лицо. И, видно, дни мои
сочтены. Афиняне всюду ищут меня, требуя выдачи.
- Вернись к царю, - посоветовал Белый Тигр.
- Чтоб умереть от яда? Это я могу сделать и здесь, у моря. Так что
прости, что не позвал тебя в свой дом. Мне не следует лишний раз
напоминать миунтянам о своем существовании, принимая гостя. Здесь же на
нас никто не обратит внимания.
- Какие обиды, Фемистокл! Прошли те года, когда я мог позволить себе
обижаться. Вот если б ты попался мне эдак лет пятнадцать назад!
Изгнанник усмехнулся.
- Пятнадцать лет назад я встречал тебя железом.
- Думаю, наш счет равен. Моя эскадра сократилась вполовину, но
потопила сорок твоих кораблей.
- Да, были времена! - вздохнул Фемистокл, и глаза его на мгновенье
затуманились. - Что привело тебя в этот городишко?
Белый Тигр немного помялся, но решил сказать правду.
- Я жду здесь одного человека.
- Он местный?
- Нет, он нанял меня в Иоппии [Иоппия - город в Иудее], велев
доставить сюда и ждать.
- И ты ждешь?
- Он платит золотом.
Эллин улыбнулся в бороду.
- Не узнаю пирата. Почему ты не помог ему расстаться со всем золотом
сразу?
Сиеннесий задумчиво покачал головой.
- Он не из тех, кто легко расстается со своим золотом. Его деньги
пахнут кровью.
- Ты испугался крови?
- Кровь бывает разной, эллин. Но когда человек платит деньгами,
которые плавают в крови, я предпочитаю не ссориться с этим человеком.
Фемистокл растер рукой небольшую винную лужицу, багровым пятном
протянувшуюся по столу.
- Ты заинтриговал меня, пират. Кто этот таинственный человек? Я знаю
его?
- Может быть. Он невысок, сухощав, широк в кости. У него властное
лицо и голубые глаза. И еще он никогда не расстается с посохом, хотя его
ноги не нуждаются в дополнительной опоре. Он сказал, что ему нужно попасть
в Сарды и обещал вернуться к восходу солнца.
- Ушел сегодня, чтобы вернуться утром! - Фемистокл расхохотался,
невольно обращая на себя внимание окружающих. Испугавшись, что его узнают,
изгнанник притих и зашептал:
- Он обманул тебя, пират. Даже имея самую лучшую лошадь невозможно
обернуться до Сард и обратно одним днем. Ты имеешь дело с лжецом.
- Не мне судить. Он платит. А кроме того, он ушел туда пешком.
Фемистокл вновь собрался засмеяться, но передумал и утопил улыбку в
чаше вина.
- Он придет к тебе завтра и будет плести, что побывал в Сардах, и ты
ему поверишь?
- Он сказал, что принесет весть о смерти царя.
- Смерти царя?! - воскликнул Фемистокл. Сидящие за соседними
столиками люди вновь посмотрели на него. Эллин понизил голос до шепота. -
Разве царь болен?
- Не знаю. Но этот человек сказал, что сегодня ночью царь Ксеркс
умрет.
Изгнанник нахмурил брови.
- Ты говоришь странные вещи, пират. Мне не хотелось бы, чтобы все это
оказалось правдой.
- Почему? Какое дело тебе до царя?
- Если Ксеркс умрет, завтра ты отправишься в море, а я к Ахерону.
Царевичи ненавидят старика Фемистокла и жаждут его гибели.
- Так беги.
- Куда? За море? Везде рыщут корабли Кимона. И во всем мире нет
державы, которая дала б приют изгнаннику Фемистоклу. Но все же я надеюсь,
что твой гость - пустой бахвал.
- Мне жаль огорчать тебя, эллин, но он не из тех, кто бросается
словами. - Сиеннесий допил бокал и перевернул его вверх дном. - Мне пора.
Прощай и да будет милостлив к тебе Харон!
- Прощай, - едва слышно прошептал Фемистокл.
Вскоре он покинул корчму и вышел на берег моря, где долго смотрел на
бушующую стихию, виновницу его великого взлета и ужасного падения. Он не
говорил ни слова, а просто стоял, кутаясь в мокрый от соленых брызг, плащ,
и смотрел...
И наступило утро. "Он принял самое благородное решение - положить
своей жизни конец, ей подобающий. Он принес жертву богам, собрал друзей,
подал им руку. По наиболее распространенному преданию, он выпил бычьей
крови, а по свидетельству некоторых, принял быстро действующий яд и
скончался..." - Плутарх о Фемистокле.
- Мы можем дождаться тебя, дорогой брат!
- Нет-нет, ваше величество! Не утруждайте себя ненужным ожиданием! Я
догоню великого царя по дороге.
И створки мягко, словно голос Гистаспа, сомкнулись за царской
спиною...
Прежде Ксеркс ходил по дворцу, оберегаемый лишь четырьмя евнухами, но
сегодня его сопровождало не менее двадцати телохранителей, сверкающей
цепочкой следовавших впереди и позади владыки. Страх гнал царя, не давая
ему задержаться ни в одной из зал. Страх быть зарезанным, удушенным,
отравленным. Страх...
После смерти Вкусителя палачи тут же принялись за работу. Они дробили
суставы, жгли раскаленными щипцами члены, срезали кривыми ножами мясо с
ребер. Потребовалось совсем немного времени, чтобы сразу пятеро слуг
сознались в том, что пытались отравить царя, но ни один из них не смог
объяснить где раздобыл яд и каким образом подсыпал его в царское вино. Еще
шестеро признались, что состоят в заговоре против владыки Парсы. Главою
заговорщиков были названы Гидарн, Гистасп, Гаубарува и даже Мардоний, хотя
кости последнего давно тлели в беотийской земле. Естественно, Ксеркс не
поверил ни одному признанию мерзавцев и приказал продолжить дознание.
Одновременно были приняты дополнительные меры безопасности. По дворцу
были расставлены многочисленные караулы из евнухов, бессмертных Дитрава, а
также лучников-скифов, которым царь доверял более остальных. Воины встали
на стенах, башнях, у четырех ворот, в коридорах и залах. Меж колонн
шныряли сыщики хазарапата, пытавшиеся выведать какую-нибудь страшную
тайну.
Дворец превратился в военный лагерь, насквозь пропитавшись звонким
металлом, но на душе царя было неспокойно. Ксеркс вначале метался по своим
покоям, затем попытался обрести душевное равновесие в гареме. Он был почти
счастлив, когда к нему явился Гистасп, предложивший развлечься плясками
рабынь, присланных из Согдианы. Крепкозадые, грудастые танцовщицы и
беззаботная болтовня брата отвлекли Ксеркса от тяжких дум. Он даже выпил
чашу вина, которую Гистасп предварительно пригубил на его глазах. Вино
было превосходным. Ксеркс пил его мелкими глоточками и как-то незаметно
забывал о кошмаре, который ему пришлось пережить во время обеда.
Уже смеркалось, когда владыка поднялся с мягкого ложа и выразил
желание проследовать на ужин.
- Надеюсь, на этот раз обойдется без отравы!
Гистасп вежливо посмеялся, показывая, что оценил бравурную шутку
повелителя. И створки двери сомкнулись за царской стеной...
Шаги мерно идущих людей гулким эхом разлетались по пустому коридору.
Негромко позвякивали доспехи, потрескивали факелы в руках бессмертных. Их
яркий огонь разжижал тьму и разрисовывал свод прыгающими комкообразными
тенями, похожими на крылья летучих мышей. Эти тени были совсем не страшны,
от них даже веяло своеобразным уютом и Ксеркс тихонько посмеялся над своей
былой трусостью.
- Наверняка всех убийц схватили и завтра они будут казнены! -
пробормотал он еле слышно и повернул вслед за идущим впереди
телохранителем-евнухом налево, к своим покоям. Здесь была галерея,
некогда, при Крезе, украшенная уродливыми статуями лидийских витязей.
Овладев Сардами, Кир повелел уничтожить изваяния и установить в нишах
треножники. Наполненные конопляным маслом, они пылали ярким ровным огнем,
подобным очам Ахурамазды. Здесь всегда было светло как днем. Всегда...
Ксеркс туповато уставился в широкую спину евнуха и внезапно
сообразил, что в галерее непривычно темно. "Что такое?" - вопросила, мелко
дрогнув, душа царя. И в этот миг все вокруг взорвалось ужасным грохотом.
Разом заорали множество голосов. Усиленные каменной теснотой, они
уподобились громогласным воплям демонов, настигших свою добычу. Зазвенел
металл, вскричали раненые и умирающие. Завопив от страха, Ксеркс прижался
спиной к влажной поверхности стены. Повсюду в вспышках неверного света
блестело оружие. Сражавшиеся - телохранители царя и напавшие на них люди в
темных плащах - наносили друг другу удары и истошно кричали.
