не поверишь, но в данной ситуации наши интересы совпадают. Тебе нужны
хороший хозяин и легкая жизнь, и именно он даст мне за тебя самую высокую
цену, - Тригетий покивал, как бы подчеркивая последнюю фразу. - В знатных
римских семьях всегда есть работа для рабыни. Я могу найти такую, что ищет
auro praepositia. Эта работа вполне подойдет тебе, поскольку всех-то делов
- держать золотое блюдо и следить, чтобы оно всегда блестело. Семьям
постоянно требуются lectors. Часто нужна corinthiaria, присматривающая за
бронзовыми вазами. Несколько ниже, но тоже вполне достойное место
structia, которая присматривает за приготовлением кондитерских изделий,
или panicoctaria, на которую возложена выпечка тортов, - в глазах его
блеснул огонек. - Есть еще более легкие занятия, о которых мне нет нужды
упоминать, поскольку ты высоконравственная женщина. На тебя в Риме
найдется много покупателей, готовых заплатить высокую цену. И чем старше
покупатель, тем выше цена.
Аманина не ответила. Изнемогая от стыда, она сидела, склонив голову,
сцепив руки.
- Но, если ты не будешь следить за собой, женщина, я продам тебя не в
столь высокородную семью. И станешь ты auditia, которая прибирается по
дому, или cubicularia, что перестилает постели. Именно это ждет тебя, если
ты будешь плакать и похудеешь. Никому не нужны женщины с дряблой кожей и
тощими бедрами.
- Моей маме очень плохо, - вмешался Николан, стоявший рядом. - Я
требую, чтобы ее оставили в покое.
Тригетий медленно поднялся.
- Я пытался помочь, хотя мне следовало отдать вас обоих моим людям,
дабы вас как следует выпороли. Именно такие петушки, как ты, доставляют
мне хлопоты. Пусть это будет для тебя уроком, - и хлыст торговца опустился
на плечи Николана. Острая боль пронзила его тело, инстинктивно он подался
назад. - Хочешь получить двадцать таких же ударов? Будь уверен, получишь,
если еще раз скажешь хоть слово.
Весь следующий день у Николана так саднили плечо и шея, что он шел
рядом с матерью, не раскрывая рта. Думал он об отце, и душу его
переполняли ярость и отчаяние. Когда караван остановился на ночь и
большинство пленников набросились на грубую, пересоленную еду, Николан
придвинулся вплотную к матери, наклонился к ее уху.
- Мы этого не вынесем, - прошептал он. - И должны подумать о побеге.
Я еще не знаю, как это сделать, но что-нибудь да придумаю. Надо не только
убежать, но и найти дорогу домой. Я намерен нарисовать карту.
Его мать в отчаянии покачала головой.
- Николан, не тешь себя беспочвенными надеждами, - шепнула она в
ответ. - Для тебя рабство не будет в тягость, любимый мой сын. Ты
вырастешь высоким и сильным и со временем сможешь купить себе свободу.
Говорят, в Риме полно свободных людей, когда-то бывших рабами, и они
богаты и влиятельны. Если же ты попытаешься убежать, сын мой, и тебя
поймают, все будет кончено. Тебя распнут на кресте. Они поступают так со
всеми беглыми рабами, - по ее телу пробежала дрожь. - Обещай мне сохранять
благоразумие. Да и зачем, - и тут он увидел, как по ее щеке покатилась
первая слеза, - ...зачем нам возвращаться домой? Нас вновь схватят и
продадут другому работорговцу.
- Мама, но что будет с тобой?
- Сын мой, это неважно. Я потеряла желание жить, увидев, как твой
отец рухнул, пронзенный мечами.
Николан долго молчал, прежде чем заговорить вновь.
- Я не хочу причинять тебе большего горя. Возможно, ты права и
убежать невозможно. Но карту я вычерчу. Чтобы хоть чем-то занять себя.
Следующей ночью, когда все уснули, Николан пробрался к костру и нашел
в золе обуглившийся корешок. Его мать оторвала от подола полоску материи.
На ней-то, разделенной на квадратные пуски, Николан и начал рисовать
карту.
И сразу открыл в себе способности, о существовании которых даже не
подозревал. Выяснилось, что он легко определяет расстояния и высоты, а его
рука без труда переносит увиденное на материю. Закончив первый рисунок, он
уже не сомневался, что, следуя своим записям, доберется домой.
С той поры каждый день он внимательно следил за дорогой, отмечая все
особенности, измеряя расстояния. А каждый вечер вычерчивал пройденный путь
на очередном квадратике белой материи. Квадратики он складывал в потайной
карман на поясе.
Среди рабов был высокий мужчина средних лет, которого звали Сарий.
Обычно Николан шел рядом с матерью, но так получилось, что в один из дней
оказался в замыкающем ряду колонны, куда всегда ставили прихрамывающего
Сария. Они разговорились и мужчина рассказал Николана свою историю. Он
родился и вырос в Иллирикуме свободным человеком, но женился на рабыне.
Амага родила ему двух сыновей, а ее хозяин объявил их своей
собственностью. Когда они выросли, он продал их работорговцу.
- Моя Амага умерла, - вздохнул несчастный отец. - Потом я узнал, что
мои сыновья куплены римским сенатором. Я решил, что обязательно должен
повидаться с ними. И хоть как-то помочь им. А со временем, может, и
выкупить. Но ничего этого я не мог сделать, оставаясь в Иллирикуме, -
Сарий грустно покачал головой. - Оставалось только одно. Я продал себя
Тригетию. На деньги, которые он заплатил мне, а заплатить он постарался
как можно меньше, я, возможно, смогу купить свободу моим бедным сыновьям.
Если мне удастся их разыскать.
- А что случится с тобой? - спросил Николан.
Сарий повернулся к нему.
- Мне все равно, - воскликнул он, - если только они обретут свободу.
И, наконец, наступил день, когда на горизонте оказались стены
великого города, который охочие до перемен римляне построили на берегу
Адриатики. Над стенами виднелись крыши беломраморных дворцов и купола
великолепных соборов. Сарий, как обычно, хромающий позади, вскинул палку,
предлагая Николану подойти к нему.
- Ты слышал новость? - прошептал он, когда они оказались рядом.
- Я ничего не слышал, - признался Николан.
- Нас продадут здесь, в Равенне.
Николан повернулся к своему спутнику и увидел, что его лицо почернело
от горя.
- Но Тригетий не может продать тебя. Он же пообещал привезти тебя в
Рим.
- Обещание, данное рабу - ничто, - с горечью ответил Сарий. - Его
можно тут же нарушить, - он застонал от отчаяния. - Тригетий выбрал
Равенну, потому что здесь живут теперь многие богатые римляне, переехавшие
сюда вслед за старухой (он имел в виду мать императора Галлу Плачиду).
Поговаривают, что и император намерен перебраться в Равенну. Так что цены
идут вверх. И рабов тут можно продать дороже, чем в Риме, - и не обращая
внимания на надсмотрщика, выразительно помахивающего кнутом, несчастный
отец воскликнул. - Прощайте, бедные мои сыновья! Я вас никогда не увижу!
Николан попытался утешить его, заметив, что у богатых римлян, что
покупают рабов в Равенне, наверняка есть дома и в Риме. Так что ему не
стоит терять надежду: он еще мог попасть в столицу империи.
- Я уже подумал об этом, - вздохнул Сарий. - Но это слабое утешение.
На следующий день рабам-мужчинам, спавшим во дворе харчевни за
городскими стенами, приказали раздеться догола. Затем по очереди они
опускали обе ноги в ведро с белой краской. После чего сидели на влажных от
росы булыжниках мостовой, положив ноги на деревяшки, давая краске
подсохнуть.
Николан спросил своего соседа, что означает сия процедура.
Белые ноги, - пояснил он, - свидетельство того, что мы - варвары,
впервые ступающие на территорию их империи. И покупатели, что будут
оглядывать нас со всех сторон, совать пальцы в рот и тыкать в живот,
поймут это безо всяких вопросов.
- Нас будут продавать голыми?
Его собеседник кивнул.
- Они хотят видеть, что покупают.
- А женщин?
- И они будут, в чем мать родила. Потому-то на невольничьем рынке
полно народу. Многие приходят сюда каждый день. У большинства за душой нет
и ломаного гроша, но зато есть возможность вдоволь наглядеться на
обнаженных девушек.
Николана охватила злость. Он спрашивал себя, неужели и его матери
придется пройти через это унижение. Он не сомневался, что она умрет от
стыда, если ее заставят выйти на люди голой. Он посмотрел на свои
закованные в цепи руки. Неужели он ничего не мог с этим поделать? Он
обратился к охраннику и попросил того позвать Тригетия.
Охранник рассмеялся и взмахнул хлыстом.
- Позвать хозяина? Глупый раб, я исполосую тебя хлыстом, если ты
раскроешь рот.
Невольничий рынок представлял собой круглую площадку со скамьями
высотой в два фута, тянущимися по периметру. Тригетий арендовал половину
скамей. Николан стоял на в секторе, отведенном мужчинам и не решался
взглянуть в сторону женщин. Табличка с ценой была прилеплена к его животу,
но, в отличие от остальных, он не пожелал наклониться и посмотреть, в
какую сумму оценил его торговец. Он же высоко поднял голову, не отрывая
глаз от синего неба.
Покупатели и зеваки ходили вдоль скамей. Больше всего народу
толпилось у рабов Тригетия и разговоры только и шли о том, каких он привез
здоровых мужчин и грудастых женщин. Иногда кто-то из покупателей подходил
вплотную и щупал бицепс Николана.
- Тебя никогда не продадут, - прошептал мужчина, стоящий рядом с ним.
- Ты не стоишь тех денег, что просят за тебя. Ты кто, сын немецкого короля
или сарматийского барона?
- А какую цену назначила за Сария? - спросил в свою очередь Николан.
Этот несчастный стоял с краю и по бледности его щек чувствовалось,
что он не ждет от грядущего ничего хорошего.
- Низкую, - ответил мужчина. - Его купят одним из первых.
Мужчина не ошибся. Старик-римлянин с крючковатым носом остановился
перед Сарием и щелкнул пальцами, показывая, что берет этого раба.
Бледного, как полотно, Сария, еще не верящего в случившееся, столкнули со
скамьи, и он рухнул у ног своего нового хозяина.
Несколько минут спустя к Николану подошел охранник.
- Слезай, - скомандовал он.
- Меня купили? - спросил Николан.
- Ты слышал, что я сказал? - гаркнул охранник. - Слезай со скамьи.
Да, тебя купили. Не знаю, почему. Мне представляется, что ты издохнешь, не
проработав и дня.
Николан набрался храбрости и посмотрел на женщин. Их ряд заметно
поредел. Его матери среди оставшихся не было.
Он облегченно вздохнул. Наверное Тригетий, из уважения к матери, не
стал выставлять ее на невольничий рынок, а решил отвезти в Рим. Но мысль
эта тут же уступила место другой, более реальной. Скорее всего, покупатель
на его мать нашелся сразу и уже увел ее с собой.
Может, оно и к лучшему, подумал Николан. Все равно он ничего не мог
для нее сделать, как бы страстно этого не хотел. Не было рядом человека, к
которому он мог обратиться за помощью. Его ввергли в мир, где цари
побежденных становились рабами победителей, а герои гибли под ударами
кнута надсмотрщиков. Если они были бессильны, что же ожидали от него? Да,
он мог выхватит меч у высокого негра-распорядителя, что стоял посреди
невольничьего рынка, и отбиваться, пока его не убьют. Но самоубийство сына
ничем не облегчило бы участь матери.
- Следуй за мной, - скомандовал охранник.
Николана отвели в подземную комнату, где купленные рабы ожидали, пока
за ними придут хозяева. Несколько минут спустя к нему подошел Тригетий,
присел рядом.
- Я получил за тебя хорошие деньги, - он удовлетворенно кивнул. -
Тебя продали Аэцию.
Николан изумленно вскинул глаза на работорговца. Аэций правил Римом.
Смерть Бонифаче, единственного его соперника, восемь лет тому назад
открыла путь наверх честолюбивому римлянину, который провел молодость при
