мной туда на выходные, сам все и увидишь!
Может быть, он сказал это погорячившись. Может быть, считая, что я
откажусь от поездки. Но я согласился. Правда, от момента его приглашения до
самой поездки прошло почти полтора месяца - то у него возникали срочные
дела, то барахлила машина, то еще что-то. Мне казалось, что Карабас сам не
рад тому, что меня пригласил, а время тянет, чтобы на его ферме все успели
привести в то состояние, когда можно было бы без опаски пустить туда
журналиста. Наконец он позвонил мне в одну из пятниц:
- Завтра я еду на ферму. Поедешь?
- Конечно!
- Я буду у твоего дома в шесть утра.
На следующее утро вишневый "мерседес" стоял у моего подъезда. Карабас
сидел за рулем, на сиденье рядом с ним расположилась красивая женщина.
- Моя жена - Андрей, - представил он нас друг другу.
Я спросил, далеко ли нам ехать.
- Километров четыреста, часа за четыре доедем.
- Это по нашим-то дорогам?
Карабас хмыкнул.
- Все ругают наши дороги, а ругать надо наши машины, - сказал он, любовно
поглаживая руль "мерседеса".
Мы отправились в путь. Когда проехали километров сто, Карабас повернулся
ко мне и предложил:
- Ты ляг, поспи.
- Да я не хочу...
- А ты все равно ляг, - и я понял, что он не хочет, чтобы я запомнил
дорогу. Машина поворачивала, петляла, негромко играл магнитофон...
- Просыпайтесь, подъезжаем, - потрясла меня за плечо супруга Карабаса.
Я сел.
Карабас обернулся ко мне, потом высунул руку из окна и довольным голосом
сказал:
- Кому принадлежат эти поля и леса? - и ответил сам себе: - Маркизу
Карабасу! А вот и мое имение.
Имение Карабаса представляло собой хутор, стоящий на небольшой
возвышенности. Очень большой дом, служебные постройки, баня, сад и
просторный загон для скота. Вокруг дома натянута толстая стальная проволока,
к которой цепями пристегнуты два огромных волкодава. Волкодавам это
позволяло ходить вокруг всего хутора. Перед домом стоял небольшой красный
трактор.
Из избы вышли четверо мужчин, трое еще не старых и один седой и
колченогий.
- Батюшки, приехали! А мы уж и не ждали! Радость-то какая! - запричитал
колченогий. В бурных проявлениях его "радости" чувствовались фальшь и испуг.
- Режь барана, - коротко бросил Карабас, проходя в избу. Молодые в это
время удерживали рычащих волкодавов.
- Барашка-то нетрудно, сей момент, но, может быть, и не надо? Вечером
Иван лося подстрелил, сейчас котлеток навертим, печеночки поджарим? А?
Баньку, баньку-то истопить? - суетился колченогий.
Карабас вопросительно взглянул на меня и сказал:
- Бани не надо, времени мало. А лося готовьте. Браконьерите?
- Почему это браконьерим? Он на нашей земле был. Иван его у самой избы
завалил...
Все увиденное и услышанное живо напоминало кадры из какого-то
полузабытого кинофильма - "барин приехал"!
Изба была большой - как бы две просторные горницы, в одной - три кровати,
в другой - пять. Чувствовалось, что женщин в избе практически не бывает,
вроде бы и чисто, а нет того уюта, который создают за полчаса женские
руки...
- Ну вот, располагайся, - сказал Карабас, садясь за стол. - Это мое
имение. И все вокруг - докуда глаз хватает - моя земля. Фермерское
хозяйство.
- А эти люди... Это и есть должники?
- Нет, это мои постоянные работники. Хромой-то, кстати, раньше оперным
певцом был, пока ему ноги не перебили... Его тут ходить заново учили, от
алкоголизма вылечили... А Ваня, который лося подстрелил, он раньше в Питере
ночным "шашлычником" работал, знаешь, на улицах стоят такие? Вот и он стоял
так, пока однажды "одного человека" собачиной не накормил. Тот шашлык
дожевал и за будку по нужде завернул - а там собачья шкура лежит... Теперь
вот Ваня здесь...
- А какие работы выполняют должники? Они ведь люди городские, к сельскому
труду не привыкшие...
- Простейшие навыки они здесь получают быстро. Уход за скотом,
вскапывание грядок - ничего сложного.
- Родные, близкие их не беспокоятся, не ищут?
- Они, как правило, предупреждают родственников. Перед ними выбор
невеликий - либо продавать все имущество, либо поработать здесь.
- Бежать отсюда не пробовали?
- Это невозможно. Отсюда не убежишь.
- А в милицию никто не обращался?
- Мы с этим не сталкивались.
- Ну а каков сам механизм списывания долга? Сколько должник может
отработать в месяц?
- Долларов 30-40. Смотря как работает.
- Тридцать-сорок?! А если долг большой, ему что, всю жизнь здесь
горбатиться?
- Так и должники-то кто? Спекулянты мелкие, матрешечники, фарца разная...
Ты думаешь, у них долги большие? У кого сотня баксов, у кого двести. А те, у
кого долги большие, у них всегда можно натурой долг взять. Да и зачем же
бизнесмена от бизнеса надолго отрывать? Он перестанет бизнесменом быть.
Другое дело, привезти его сюда для краткосрочной изоляции, так у нас для
этого своя темница есть, тюрьма подземная, зинданчик. Пойдем покажу...
Карабас откинул люк в полу - вниз уходила деревянная лестница.
- Залезай, посмотри...
Я начал спускаться. Погреб был довольно глубоким, по крайней мере я мог в
нем выпрямиться, не боясь удариться головой. Оглядеться не успел - Карабас
захлопнул люк, и я остался в полной темноте. Стало как-то холодно и, если
честно, страшно. В голову полезли разные нехорошие мысли. Но я успокаивал
себя тем, что, видимо, Карабас решил пошутить. Пошутит и перестанет... Стал
ощупывать руками стены погреба. В одном углу наткнулся на деревянный топчан.
Провел рукой по стене - звякнул металл. В стену, обшитую досками, была вбита
цепь, заканчивающаяся металлическим ошейником...
Люк наверху открылся, и показалось довольное лицо Карабаса.
- Ну как, проникся?
- Проникся... А где же сами должники-то? Сейчас есть кто-нибудь?
Карабас огорченно вздохнул и развел руками:
- Сейчас, как назло, нет никого. Мы ведь не занимаемся захватом пленников
для обслуживания фермы. Люди не всегда бывают должны. У нас - то густо, то
пусто. Рекорд был прошлой зимой - десять человек! Теснота была страшная, и
экономически невыгодно - их же всех кормить надо... Ничего, скоро новые
помещения построим... Пока в стране инфляция, деньги нужно в сельское
хозяйство вкладывать. Продукты нужны людям всегда...
Обедали молча, лосятина почему-то не лезла в горло. После еды стали
собираться обратно. Минут тридцать Карабас что-то тихо говорил колченогому,
а тот подобострастно кивал.
Волкодавы тоже получили свою порцию мяса, они жрали сырую лосятину жадно
и быстро, лапы у них до самого брюха были забрызганы кровью...
- Ну что, вижу, не очень тебе моя ферма понравилась? - констатировал
Карабас.
- Неужели ты сам не понимаешь... Ведь эти должники, они просто становятся
настоящими рабами... Дикость какая-то...
- А Россия пока еще - дикая страна... Да и их никто не заставлял в долги
влезать... Эх, Андрей, рабство - это не факт сидения на цепи. Рабство - это
состояние души...
Видимо, мои слова задели Карабаса, потому что, садясь в машину, он
неожиданно сказал:
- Между прочим, некоторые сюда сами просились. А некоторых семьи отдавали
и еще деньги нам платили - чтобы мы их от наркотиков и пьянства отучили. И
излечивали, кстати. Первый месяц били каждый день, чтобы не выли, зато потом
они в человеческий образ возвращались...
"Мерседес" тронулся, и Карабас вновь предложил мне лечь поспать. Но сон
не шел, несмотря на сытный обед. Через пару часов езды Карабас остановился и
предложил мне пересесть за руль - он засыпал. Жена его тоже спала. Глядя на
них, мирно спящих, я пытался вызвать в себе какое-то чувство гнева, но
почему-то не мог. Вместо гнева ощущалась тоска...
Карабас был прав - не дороги надо ругать у нас, а машины. На скорости 110
километров в час в "мерседесе" не чувствовалось толчков от ухабов и ям,
иногда казалось, что машина стоит на месте и мы не удаляемся от
"Карабасовского имения". Казалось, что вся наша страна чем-то похожа на
ферму Карабаса...
Дожить до рассвета
После ареста Малышева обстановка в "бандитском Петербурге" чрезвычайно
накалилась. Бандиты теряли своих людей во внутренних разборках и в
продолжавшейся волне арестов. Кое-кто даже пустил слух, что посадки все
новых и новых бандитов вызваны тем, что "малышевские" лидеры их сдают.
Осенью 1992 г. в бандитской среде Петербурга даже родилась грустная
поговорка: "Кого не посадили, - того дострелят". Одновременно с этим
Петербург стал объектом пристального внимания ориентированной на воров в
законе Москвы. На состоявшемся в марте 1993 г. московско-питерском сходняке
москвичи открыто предложили свои услуги для "принятия знамени из ослабевших
рук". Выступивший против этой идеи Андрей Берзин по кличке Беда был
расстрелян из автомата спустя несколько дней после сходняка - в лучших
гангстерских традициях. Москвичи поставили смотрящим по Питеру Кудряша, а
его заместителем - Костю-Могилу. Усилившийся натиск воров не принес мира. В
1993 г. были осуществлены покушения чуть ли не на всех видных питерских
бандитов. Однако питерский бандитизм выжил и продолжал развиваться, штурмуя
все новые и новые высоты. Этому в немалой степени способствовало возвращение
в Петербург Владимира Кумарина. В настоящее время уже можно говорить о
наличии в городе мощных, структурированных преступных сообществ с
коммерческими, экспертными, разведывательными и контрразведывательными
службами, с прекрасной материально-технической базой, со своими политиками и
рупорами. Схема сообщества упрощенно выглядит так: бригада (5-10 человек),
звено (от 2 до 5 бригад), группа (2-5 звеньев), группировка (2-4 группы),
сообщество (от 5 и более группировок). Осознают себя реально членами именно
сообщества бандиты не ниже уровня звеньевых. Совершенно четко в Петербурге к
началу 1994 г. можно было выделить "тамбовско-воркутинское",
"азербайджанское", "чеченское" и "малышевское" сообщества.
Известны факты, когда к лидерам сообществ привозили уже не только
бизнесменов, но и директоров крупнейших государственных предприятий, а
бандиты давали им заказы - а следовательно, работу и рабочие места.
С начала 1993 г. бандитизм стал брать на себя функции регулирования
рынка, который мы все вместе пытаемся построить. Установились прочные
контакты с зарубежными партнерами в Германии, Венгрии, Польше, США, Италии,
Финляндии, Швеции и других странах. Разрабатываются и осуществляются
уникальные криминальные операции, не имеющие аналогов в мировой практике, -
и мы обязательно попытаемся рассказать об этих операциях...
А пока - вернемся к тому, с чего была начата четвертая часть книги.
Никакой загадки призрачного бандитизма не существует, потому что бандитизм
давно перестал быть призраком. Однако существуют чрезвычайно влиятельные
силы, заинтересованные либо в недооценке состояния организованной
преступности в России, либо в оценке примитивной. Грустно, что весьма
высокие должностные лица воспринимают организованную преступность, как
просто рэкет, а глав Преступных сообществ считают всего-навсего главными
рэкетирами. Отсюда и убожество программ по борьбе с организованной
преступностью, предложенных подавляющим большинством депутатов
Государственной Думы. Как могло получиться, что в проекте новой Конституции
намного больше места уделено правам задержанных милицией, то есть
потенциальных преступников, чем правам жертв? Предложить ограничить
задержание граждан без ареста с 72 часов до 48 Мог только человек,
