жестокость..." (9:124; 48:29).
В наше время борьба за мир, национальную независимость и
демократию во всех странах объединяет силы атеистов и людей разных вер
- христиан, мусульман, буддистов, индусов и др. Все они сотрудничают
друг с другом в силу требований жизни, в силу своих высоких
устремлений и чувств.
Учение ислама, делящее людей на правоверных и неверных, а все
страны мира на дар аль-ислам - страны ислама и дар аль-харб - страны
войны, то есть немусульманские страны[Для обозначения областей,
население которых, исповедующее другие религии, находилось в
зависимости от правителей-мусульман и платило им подати (джизью,
харадж), таких, например, как Неджран, Нубия, в мусульманском праве
возникло особое понятие, подчеркивающее их приниженное положение как
существующих на основе капитуляции - "дар ас-сульх".], мешает людям
объединять свои силы.
К. Маркс в статье "Объявление войны", посвященной русско-турецкой
войне, писал: "Коран и основанное на нем мусульманское
законодательство сводят географию и этнографию различных народов к
простой и удобной формуле деления их на две страны и две нации:
правоверных и неверных. Неверный - это "харби", враг. Ислам ставит
неверных вне закона и создает состояние непрерывной вражды между
мусульманами и неверными"[Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 10, с. 167.].
Учение о "войне за веру" - джихаде (от арабского "усердие",
"рвение"), или, иначе, газавате (от "газв" - набег), как уже
отмечалось, возникло в раннем исламе в Аравии и детально разработано в
период завоевательных войн Арабского халифата. Под знаменами "войны за
веру" велись войны омейядскими, аббасидскими, фатимидскими и
кордовскими халифами, монгольскими ханами, султанами-мамлюками Египта,
турецкими султанами-халифами и правителями других мусульманских
государств. Так, идея джихада служила султану Махмуду Газневиду
(968-1030) прикрытием для его захватнических походов из Газны
(Афганистан) в Северную Индию, а также Тимуру (1336-1405),
поработившему и в течение десятилетий разорявшему народы многих стран.
Войны между властителями отдельных государств, где господствовали
разные направления ислама, также выдавались за джихад. Им же не раз
объявлялись и кровавые подавления народных антифеодальных восстаний,
например во главе с Бабеком в IX веке. А в 1947 году призывы к
джихаду, в целях разжигания розни между индусами и мусульманами,
широко использовались английскими империалистами в Индии при ее
разделе по религиозному признаку на Индийский Союз и Пакистан.
Однако известны случаи, когда призывы к джихаду служили
выражением народно-освободительной борьбы. В XIX веке идея джихада
была использована в восстании махдистов в Судане против английских
колонизаторов, а в XX веке - в антиимпериалистической борьбе в Ливии,
Алжире, Марокко, Иране, Ираке, Омане.
В наше время еще не перевелись фанатики, сеющие рознь между
людьми, прибегая для этого к Корану, 78-й аят 56-й суры Корана
содержит текст, который часто пишется на его заглавном листе с целью
напомнить, что браться за него мусульманину следует после ритуального
очищения: "К нему прикасаются только чистые". Но смысл этого
предостережения теперь нарочито расширяют. "Правительство Индонезии
запретило продажу столовой посуды, украшенной цитатами из Корана, и
распорядилось конфисковать такую посуду во всех магазинах, - сообщает
корреспондент Франс Пресс. - Это решение, отмечает он, принято под
давлением мусульманского духовенства, обратившегося в официальные
инстанции с запросом, "допустимо ли, чтобы освященной кораническими
текстами посудой пользовались немусульмане, которые могут положить в
нее пищу, запрещенную Мухаммедом?"[Азия и Африка сегодня, 1985, э 3,
с. 48.].
С какой целью это делается, понятно.
x x x
В Коране от имени Аллаха сказано, что "мы ниспослали его, как
арабский судебник" (К., 13:37). Конечно, в нем нет систематического
изложения всех правовых норм и установлений. Но и содержащиеся в
разных его сурах критерии "чистоты" и "греховности" в той или иной
мере способствовали разработке в целом оригинальной шариатской
законодательной системы, призванной регулировать отношения в семье и
обществе, имущественное и уголовное право, фискально-налоговую и
финансовую систему и т. д. Эти критерии определялись условиями
раннефеодального общества с сильными пережитками родо-племенных
отношений и рабовладельческого уклада. Но там, где до этого не
существовало более прогрессивного кодекса, введение и такого права
было делом позитивным. Следует отметить, что в ряде стран Азии и
Африки его нормы, с теми или иными изменениями и дополнениями, дожили
до наших дней.
Естественно, что использование Корана как идейной опоры Арабского
халифата и как "арабского судебника" служило поводом, побуждавшим в
первые века ислама к выдвижению положения о недопустимости перевода
"слова Аллаха" с арабского на другие языки. Однако борьба с влиянием
других религиозных культов и задача быстрейшего распространения ислама
неоднократно вынуждали его проповедников отступать от этого принципа.
Свидетельство этого содержится, например, у упоминавшегося нами
историка Бухары Х века Мухаммеда Наршахи. "Первое время после
обращения в мусульманство, - писал он, - жители Бухары читали Коран на
персидском языке и не могли научиться арабскому языку. Когда наставало
время рукуга в намазе (поясной поклон), особо назначенный для этого
сзади их стоящий человек произносил "бакнита накнит", а когда
приходило время делать саджа (земной поклон), тот же человек
произносил "нугуния нугуни"[Наршахи М. История Бухары. Ташкент, 1897,
с. 63-64.].
Первый таджикско-персидский перевод Корана был осуществлен
ат-Табари в Бухаре в 961-976 годах[Jnan Abdulkadir. Eski turkce uc
Kuran tercumesi. - Turk Dili, 1952, э 6, s. 14.].
Картина, нарисованная Наршахи, повторялась в Средней Азии,
частично на Ближнем Востоке и в период монгольского нашествия, когда
оживилась деятельность буддистских миссионеров и служителей старых
шаманских родовых и племенных культов. В то время ислам был принят
монгольскими феодалами, военной и административной верхушкой ряда
племен, причем вместе с обращением в мусульманство по приказам ханов
разрушались храмы других религий. - Многочисленные примеры этому
содержатся в документах того времени, отраженных в знаменитом
"Сборнике летописей" ("Джами ат-таварих") Рашидаддина (1247-1318).
Имея в виду памятники XI-XIV веков, исследователь древнетюркской
письменности С.Е. Малов отмечал, что "на первых порах принятия и
закрепления среди народа ислама проповедникам этой новой религии
приходилось вести борьбу и с монгольским шаманством, и с уйгурским
буддизмом. Желая скорого и быстрого распространения ислама среди своих
соотечественников, бухарские муллы, в виде исключения, издали даже
постановление - фетву, которой разрешалось переводить Коран с
"божественного" арабского языка на тюркский. Этим сильным исламским
прозелитизмом можно объяснить, что до нас дошло несколько Коранов с
толкованием (тафсир) на старом тюркском языке ("кашгарском") арабскими
буквами"[Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. Тексты и
исследования. М.-Л., 1951, с. 221.]. Их язык привлек внимание
советских востоковедов-лингвистов[См.: Боровков А.К. Лексика
среднеазиатского тефсира XII-XIII вв. М., 1963.].
Другие причины, связанные с формированием общенародного
берберского языка, находили выражение в "еретических" течениях
Северной Африки, сторонники которых в средние века хотели перевести
Коран на берберский язык[См.: Чураков М.В. Берберы и арабы в
этнической истории Алжира. - Советская этнография, 1955, э 1, с. 87.].
Появились переводы Корана и на такие языки, как малайский,
яванский, урду, причем обычно эти переводы были буквальными,
написанными под строками подлинника. В XIX веке переводы Корана стали
печататься и латинским шрифтом типографским способом. Таков, например,
уже называвшийся нами Коран, изданный в Аллахабаде в 1844 году в
переводе и с многочисленными примечаниями и другими шиитскими
материалами маулави Абдул Кадира. Но среди суннитов переводы Корана
продолжали маскироваться комментариями и в XX веке. Примером может
служить изданное в Казани в 1914 году толкование Корана Мухаммеда
Кямиля Мутыги Тухватуллина "Татарча Куръани тафсир", где рядом с
арабским текстом дан перевод его на татарский язык.
Попытки передачи Корана неарабским шрифтом в суннитском
направлении ислама не раз рассматривались как нарушение основ ислама,
по которым арабский алфавит - священный. Печатать Коран считалось
кощунством, так как листы с его текстом, по мнению богословов, могли
оказаться на полу, под ногами людей или животных, попасть в мусорный
ящик, а с этим-де мириться нельзя (как будто листы рукописного Корана
не могла постичь та же участь!). Поэтому надолго задержалось введение
книгопечатания в Турции и некоторых других странах распространения
ислама.
Переводы Корана на европейские языки, как мы уже отметили, имеют
многовековую историю. Первые их опыты относятся к XII веку, то есть к
тому времени, когда в Испании шла освободительная борьба против
арабско-мусульманских (мавританских) династий, а феодалы Западной
Европы, организуемые и направляемые католической церковью, вели
захватнические крестовые походы. Борясь с исламом за влияние на массы,
католическая церковь нелегко шла на перевод и издание Корана и
решилась на это, лишь назвав его автором последнего пророка, что
противоречило учению ислама, согласно которому Коран есть
несотворенное "слово Аллаха".
В этих же целях издания Корана и его переводов сопровождались
наклеиванием на него разного рода миссионерских и тому подобных
"ярлыков", искажавших и принижавших не только изложенное в нем
вероучение, но и народ, на языке которого он написан.
В России издания переводов Корана начались с XVIII века. Наиболее
ранний из них был сделан П. Постниковым с французского перевода А. дю
Рие и напечатан по распоряжению Петра I в Петербурге в 1716 году.
Позднее, в 1787 году, на средства, отпущенные Екатериной II, в
Петербурге был издан и арабский текст Корана, подготовленный и
снабженный комментариями муллы Осман-Исмаила.
После "екатерининского" издания Коран типографски выпускался в
нескольких городах России, в том числе в Казани и Бахчисарае; частично
эти издания распространялись в странах Ближнего и Среднего Востока. Но
и после этого работа над переводами Корана продолжала встречать
сопротивление со стороны мусульманских духовных кругов.
Особенно много споров и возражений вызвал первый русский перевод
Корана, сделанный непосредственно с арабского языка. Его переводчиком
был уже упоминавшийся нами видный востоковед Г.С. Саблуков,
преподававший в Саратове, а затем ставший профессором Духовной
академии в Казани. Это обстоятельство, а также
православно-полемические моменты, содержавшиеся в выпущенном вслед за
Кораном (1878) первом выпуске "Примечаний к переводу Корана" (1879;
второе издание - Казань, 1898; следующие выпуски этого труда остались
неоконченными и не были напечатаны), как и некоторые другие работы
Саблукова, естественно, привлекли внимание к этому изданию.
