что-то на любовной почве. Но никто не знал, что именно, так как
Остап клялся и божился, что он со своей бывшей женой больше не
живет и ничегошеньки не видел и не слышал.
Собственно говоря, ничего такого особенного и не
произошло. Ведь писатели постоянно пишут, что их героиня от
любви сошла с ума. Так вот и бедная Таня. В общем, в результате
всего этого ее взяли и посадили в психиатрическую больницу. В
тот самый дурдом, где до этого вправляли мозги Серафиму
Аллилуеву, Валерию Тарсису, Иосифу Бродскому и прочим
труженикам "Самиздата", который знающие люди называли
"Самиздатом".
Узнав, что его падчерицу посадили в дурдом, Остап
переполошился:
-- Этак еще и меня в дурдом законопатят,- заявил
он,-Срывайся, пока не поздно!
И Остап спешно сбежал от своей бывшей жены-любовницы. На
этот раз уже окончательно и бесповоротно. Сидя на работе, он
чесал лапой живот и жаловался:
-- Ох, моя язва говорит, что все это кончится
плохо. И язва не обманула Остапа. Когда его падчерицу выпустили
из психиатрической больницы, вскоре выяснилось, что она
находится, как говорится, в интересном положении. Ну и Остапа,
конечно, спрашивали:
-- Так она что, в дурдоме забеременела?
-- Да, видимо, нашла себе там подходящего партнера.
-- Но как же ее оттуда выпустили?
-- По закону,-- объяснил Остап.-- В декретный отпуск. В
разговор вмешался Серафим Аллилуев как специалист по дурдомам:
-- А знаете, какая разница между сумасшедшим и психопатом?
Сумасшедший твердо знает, что дважды два -- пять. А психопат
подозревает, что дважды два -- четыре, но все время
беспокоится, почему не пять.
Узнав о предстоящем прибавлении семейства, динамитная Дина
хотела было сгоряча подать в суд на психиатрическую больницу,
что там недосмотрели за ее дочкой. Но Остап ее отговорил:
-- Ты лучше не рыпайся. А то вас всех туда упекут. Так
Остап Оглоедов стал чем-то вроде дедушки.
-- Ну, Остап Остапович, как там дела-делишки?- спрашивали
его.
-- Плохо,-- вздыхал дедушка Остап.- У Танькиного чертенка
на ноге не пять пальцев, а четыре. В точности, как у Сталина.
Значит, ожидай неприятностей.
-- Четыре или пять?-- бормотал Серафим Аллилуев.- Какая
разница? Эта проблема беспокоит только психопатов. Говорят, что
если у женщины что-то не в порядке, то ей нужно только выйти
замуж, а еще лучше сделать ребенка, и все сразу станет в
порядке. Однако в случае с Таней этот рецепт не
помог.
После рождения чертенка с четырьмя пальцами у нее
периодически появлялись депрессия, я она опять поговаривала о
самоубийстве. Тогда мама Дина садилась с дочкой в такси и везла
ее в психбольницу. Так Таня исчезала на несколько месяцев, а
бабушка Дина нянчила ее четырехпалого чертенка и рассказывала
знакомым, что Таня уехала на курорт.
Однако на это"* дело Тани не кончилось, а только
начиналось. Танины друзья из "Сэм-издата" пронюхали, что Таяя
опять сидит в дурдоме, и пропечатали об этом в своей
неотроцкистской "Хронике" политических событий -- что Таню
посадили в дурдом как инакомыслящую, поскольку она не согласна
с советским режимом. Да еще нарочно употребили ее фамилию по ее
родному отцу -- Таня Борман, зная, что кое-где это поможет.
Эту "Хронику" прочла ведьма Дока, агент Си-ай-эй в юбке, и
подтолкнула своего евриканского мужа-оборотня:
"Эй, смотри -- ваших сажают!"
Заволновались и все евриканскяе корреспонденты в Москве.
Если кто не знает, что это такое, то это соцмодернизм и новый
советский неологизм. Так называли всех американских
корреспондентов в Москве.
Сразу после этого дело бедной Тани попало в международную
печать. Рядом с такими знаменитыми борцами за свободу и права
человека в СССР, как академик Сахаров, Солженицын, Андрей
Амальрик, Петр Яквр, Павел Литвинов и даже сама Светлана
Сталина. Так, сидя в дурдоме, Таня, сама того не зная, стала
международной знаменитостью.
Говорят, что знаменитая поэтесса Наталия Горбаневская по
этому поводу выругалась трехэтажным матом. Вероятно, от зависти
к Таниной славе. А один поэт-модернист сочинил о Тане такие
проникновенные стихи:
Девушка идет ио Красной площади! Красная площадь
идет по девушке! Кто?Кого?Бей парабеллум
-- по ошалелым! Вэй, вэй -- бей, бей!!! Бей парабеллум
-- но одурелым!
-- по окоселым!
-- по опупелым! Вэй, вэй -- только меня не бей.
Вскоре Танины приятели из "Самиздата" докопались до
Таниного дневничка, где она описывала свое изнасилование, и
отпечатали его в подпольном журнале "Феникс", органе
московского Союза молодых гениев -- СМОГ. В редакционном
примечании пояснялось, что это орнаментальная проза и тайнопись
и что Таню в действительности изнасиловала советская власть.
Через американскую ведьму Доку Залман, в сумке дипкурьера
американского посольства в Москве, Танин дневничок перекочевал
в эмигрантское издательство СТН, которое работало на деньги
американской развед?<н и где подвизался СТН-ист и ведьмак
Кока Бондарев, отец ведьмы Доки. Так Танин дневничок вьппел на
международную арену. Говорят, что за ним уже охотятся несколько
крупных евриканских издательств, собираясь сделать из него
очередной бестселлер.
Конечно, все это дошло и до ушей настоящего отца Тани,
который теперь работал на радио "Голос Америки". После этого
"Голос Америки" долго проливал слезы о несчастной Тане Борман,
которая боролась за свободу и права человека в СССР и которую
за это посадили в сумасшедший дом. А американское радио
"Освобождение" в соответствии со своим названием прямо
потребовало освобождения Тани из дур-дома.
В результате такой всемирной рекламы заволновался весь
международный легион: все 37 процентов доктора Кин-си, 50
процентов интеллигенции, 75 процентов прессы; все бесы и
бесенята, все шизофреники и параноики, все ведьмы и ведьмаки,
все черти и чертенята, все оборотни и лешие; все члены,
кандидаты, попутчики и сочувствующие той партии, имя которой
легион; все чудики и чудаки типа ХС, типа ПЛ, типа ВРЕ, типа ГЕ
и так далее прочее.
Если кто не знает, что это за типы, то это советский
соц-модернизм, это тоже своего рода тайнопись, орнаментальная
проза и неологизмы -- это просто сокращенные непечатные
ругательства, которыми западные модернисты благословения
верховного суда США теперь пользуются без сокращений. Это чтобы
западные модернисты не говорили, что мы, русские, отстаем от
жизни и не знаем, что к чему.
Ведь когда-то великий правдоискатель Достоевский писал:
"Россия еще скажет свое новое слово миру". Ну вот мы и говорим
миру это новое слово, имя которому -- соцмодер-низм.
В общем, поднялся из-за бедной Тани такой вой и крик на
весь мир, такой гвалт, свист и улюлюканье, такое умопомрачение
и затмение, что ни в сказке рассказать, ни пером описать. Ну
прямо так, словно сорвались с цепи и сатана, и антихрист, и вся
подвластная им нечисть. Чистое светопреставление. Или новый
антихрист народился.
Впрочем, ничего в этом особенного нет. То же самое
получилось, когда Лев Толстой на старости лет написал свой
маленький, но многозначительный рассказик о сумасшедших
"Крейцерова соната"-- и прогремел на весь мир. А до того, хотя
он уже давным-давно написал "Войну и мир", весь мир его и знать
не хотел. И даже Нобелевской премии не дали.
Так или иначе, но Остапу Оглоедову, который любил
сравнивать себя с Львом Толстым, от Таниной славы были одни
огорчения да боли в желудке.
-- Так я и знал,-- вздыхал дедушка Остап.-- Ведь я ж
говорил, что Танькин четырехпалый чертенок принесет одни
неприятности. В точности, как Сталин.
Подошел какой-то юбилей радиостанции "Свобода", и Остапа
Оглоедова в числе прочих сотрудников наградили никелированным
подстаканником с надписью "Будьте здоровы!". Остап поставил его
на столе и пил из него молоко, которое он употреблял как
противоядие против всяких неприятностей и язвы желудка.
Вскоре после этого с Остапом приключился какой-то
припадок. Он лежал, распластавшись, на грязном полу и стонал:
-- Ох, сердечный припадок... Ой, это
профессиональная болезнь всех интеллигентных людей...
Но врачи нашли у него воспаление язвы желудка. Пока Остап
отлеживался в госпитале, подстаканник с надписью "Будьте
здоровы I" одиноко пылился на его столе.
Глава 16. ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ
Женщииа-это инструмент, которым дьявол пользуется,
чтобы овладеть нашими душами.
Святой Куприян
Однажды вечером Борис сообщил Нине неожиданную новость,
что его переводят на другую работу. И к тому же за границу.
Было видно, что работа в доме чудес ему надоела и он рад
уехать. Оказывается, дурацкая работа в доме чудес была только
тренировкой и подготовкой для какой-то другой, более важной
работы.
Теперь же его отправляют в Вену. После постройки
Берлинской стены центр европейского шпионажа перекочевал из
Берлина в Вену. Кроме того, Вена стала теперь центром 1
международных европейских организации. В связи с этим там
увеличивается состав советского посольства. Кстати, князь Котик
Горемыкин и его жена, княгиня Лиза, тоже в Вене. До отъезда
Борису оставался только один месяц.
-- Давай поженимся,-- сказал он,-- И едем вместе. Ведь _
нельзя же всю жизнь только целоваться. Нина наморщила лобик:
-- Да, конечно, с княгиней Лизой тебе было веселей-. Ночки
-- как арабские сказки. А утром она приходила на работу и все
это рассказывала. Со всеми подробностями. Нарочно, чтобы меня
позлить.
-- Ага, значит, это правда!
-- Что?
-- Серафим Аллилуев уверял меня тогда, что ты в меня
влюблена и ревнуешь меня к Лизе. И что ты даже в подушку
плакала. Но тогда я этому не верил.
-- Ах, все это такое идиотство,-- махнула рукой Нина.
Потом она сменила гнев на милость:
-- Впрочем, Лиза дает тебе самые блестящие характеристики.
Говорит, что у тебя есть только один существенный минус...
-- Какой?
-- ...Что ты нормальный человек,загадочно усмехнулась
монна Нина.
А насчет женитьбы Нина решила так:
-- Знаешь что? Давай пока обручимся. Но так, чтобы никто
не знал.
-- А зачем это скрывать?
-- Да, знаешь, у папки это... черная меланхолия. Если он
узнает, его удар хватит.
"Ох, опять этот старый ревнивец",- подумал Борис.
-- Только имей в виду,-- погрозила пальчиком Нина,--
обручимся, но... ничего больше.
Когда они пошли выбирать обручальные кольца, Борис хотел
заказать простые и гладкие, но Нина запротестовала:
-- Нет, нет, это слишком просто. У нас так просто не
будет.
И она выбрала граненые кольца с острыми углами, слегка
смахивающие на терновый венец. А обручение она решила устроить
на квартире Бориса.
-- Кого ты хочешь пригласить?-- спросил он.
-- Никого. Они только будут завидовать нашему счастью и
потом сплетничать. А я про тебя уже столько наслышалась, что и
так уши вянут.
В день этого тайного обручения Нина пришла к Борису сразу
после работы и принесла жениху подарок -- запонки в форме
сценических масок: одна смеется, а другая плачет.
-- Мне грустно потому, что весело тебе,-- объяснила
невеста.-- Или наоборот.
Потом она порылась в сумке и вынула маленький,
позеленевший от времени медальон:
-- Это тоже тебе. Это, знаешь, когда дедушка брал бабушку.
Он, кажется, золотой. Почисть его зубной щеткой.
