являюсь руководителем спецпроекта "Чертополох", куда входит
радио "Свобода" и, таким образом, Нина Миллер. Кроме того, наш
красный папа поручил мне быть Вашим ангелом-хранителем.
Сообщаю Вам те два секрета, тот классовый барьер, который
наша принцесса Нина Миллер никак не могла перепрыгнуть.
Первый секрет. Она строила из себя советскую
дворянку. А на самом деле она не дворянка, а лесбиянка. И эта
"техническая девушка" лесбиянит уже с 16-летнего возраста.
Второй секрет. Ее отец всю жизнь тщательно скрывает, что
он еврей-выкрест. Поэтому и его дочери приходится скрывать, что
она полуеврейка.
Зная эти секреты, вы поймете и всю остальную "тайнопись" в
ее письмах. Может быть, это пригодится Вам для Вашей книги об
идеальных советских людях нового типа -- гомо совьетикус.
Теперь о деле. Ученические годы Вильгельма Мейстера
окончились, и в ближайшее время Вас отзывают в Москву для
прохождения курса в нашем Институте высшей социологии --
НИИ-13.
Вспомните слова из "Золотого осла" Апулея, что для
достижения настоящей мудрости сначала нужно побывать в ослиной
шкуре. Перед отъездом из Вены рекомендую Вам послушать оперу
Галеви "Жидовка".
Искренне Ваш И. В. Малинчн.
Профессор высшей социологии генерал-лейтенант
госбезопасности".
Так закончился роман инженера человеческих душ Бориса
Руднева, который охотился за советской девушкой нового типа --
гомо совьетикус.
Глава 17. ЧИСТИЛИЩЕ
Лучше чем любовь, деньги, славу -- дайте мне правду.
Вы познаете правду -- и эта правда сведет вас с ума.
Генри Тора Олдос Хаксли
В доме чудес, где помещался "Профсоюз святых и грешников",
произошло очередное чудо. Но чудо это такое щекотливое, что
щекотливым людям это, может быть, лучше и не читать. А людям
суеверным на всякий случай не мешает перекреститься и плюнуть
через левое плечо.
Может быть, не стоило бы всего этого и рассказывать. Но и
не рассказать тоже как-то жалко. Иначе будет существенный
пробел в истории психологической войны. И не добавить здесь
некоторые детали, так сказать, технику этой психвойны, было бы
даже как-то нечестно по отношнию к человечеству.
Очередной шухер в доме чудес начался, как обычно, из-за
совершенного пустяка, из-за бутылки армянского коньяку.
В кругах агитпропа пошли слухи, что дом чудес скоро
демонтируют и ликвидируют. В результате комиссар дома чудес
Сося Гильруд так расстроился, что с горя напился. Раньше он
всегда был очень осторожен с алкоголем. И вот с непривычки с
ним получилась маленькая оказия.
Выпивали они на конспиративной квартире вдвоем с Му-шером
и выпили целую бутылку армянского коньяку. Но в Коране
говорится, что в каждой капле вина сидит шайтан. И в данно
случае так оно и получилось.
Когда бутылка кончилась, Сося задремал на диване. А Му-шер
решил, что пора ехать домой. Он встал и начал заправлять
скользкую капроновую рубашку, которая выбилась у него из
штанов. И для удобства Мушер расстегнул штаны.
Но в этот момент с комиссаром дома чудес произошло нечто
странное -- словно в него вселился шайтан. Сося встал, как
сомнамбула, сделал несколько шагов и затем вдруг повалился
перед Мушером на колени. Глаза у Соси были закрыты, а рот
широко открыт. И он сложил обе руки перед собой так, словно он
просит подаяния или милостыни.
Говорят, что когда-то дикари, которые бегали без штанов,
поклонялись штанам белых колонизаторов, думая, что вся их сила
в штанах. Так вот и Сося стоял на коленях и молился на Мушеровы
штаны.
В условиях социалистического реализма все это, конечно,
вещь довольно необычайная. Но поскольку нас, русских, упрекают,
что мы отстаем от жизни, то вот мы и переходим к соцмодернизму.
Чтобы не отставать от "неохристианина" Солженицына, который в
своем "Одном дне" так и пишет:
"...а тебе хрен в рот..."*.
Ведь когда-то великий правдоискатель Достоевский сказал,
что Россия еще скажет миру свое новое слово. И имя этому слову
-- соцмодернизм. Ведь без этого не поймешь, что творится в
нашем грешном мире.
Так или иначе, но бедному Мушеру все это было очень
неприятно. В голове шумит армянский коньяк, а Сося выкидывает
какие-то армянские шутки. В общем, заправил Му-шер свою рубашку
и, невзирая на Сосины молитвы, безжалостно задернул молнию на
штанах.
Как только алтарь закрылся, Сося открыл глаза, закрыл рот,
встал с колен и смущенно пробормотал:
-- Ох, я, кажется, немножко обшибся... Я думал, что это
князь Горемыкин...
Потом Сося повалился на диван и заснул. А Мушер поехал
домой.
На другое утро Мушер сначала подумал, что все это ему
только приснилось. Но потом он не удержался и рассказал это как
анекдот своей жене. А Фуфочка, которую недавно выпустили из
дурдома, ему и говорит:
-- Ох, ты ж, Мушер, и дурак! Неужели ты этого не
знаешь?
* См. оригинал: Новый мир. 1962. No 11.
Говорят, что женщины в интимных вопросах обычно опытнее
мужчин. Так вот и Фуфу. С улыбкой превосходства сообщает она
Мушеру, что большинство педерастов натягивает друг дружку вовсе
не в зад, а в рот. И все это означает,
что чародей Сося просто педераст -- и с пьяных глаз
перепутал Мушера с князем Горемыкнным.
После этого Мушер попал в затруднительное положение. Дело
в том, что по советским законам категорически запрещается,
чтобы педерасты работали в таких местах, как дом чудес, которые
связаны со всякими хитрыми органами. А если Мушер это знает и
молчит, то он как бы соучастник преступления.
Поэтому Мушер решил поговорить на эту тему в доме чудес.
Начал он с потомка Чингисхана и для интимности запер дверь на
ключ. Но потомок Чингисхана вел себя очень странно: он сразу
чего-то испугался и кинулся к двери.
Когда-то от одного имени Чингисхана дрожали целые народы.
Огнем и мечом прошел он от Тихого океана до Дуная, и его
империя была больше всякой Римской империи. Теперь же потомок
этого Чингисхана царапался ногтями в запертую дверь и
истерически взвизгивал:
-- Почему меня заперли? Я ничего не знаю... Тогда Мушер
поговорил с Филимоном. Тот перекосил свои косоглазые глаза еще
больше и посоветовал:
-- Послушайте, Мушер, не разыгрывайте из себя сенатора
Маккарти. Знаете, это вредно для здоровья...
Следующим номером был добрейший Адам Абрамович с радио
"Свобода". Но добрейший Адам вдруг страшно рассердился. От
волнения он вспотел так, что у него задымилась лысина.
-- Вы клевещете на честных людей!-- кричал Адам.-- Вас в
тюрьму посадить надо!
Все получалось, как в армянском анектоде,-- все наоборот.
А дома Фуфу только усмехалась:
-- Эх, Мушер, какой же ты глупый! Ведь это ж все
одна шайка. Видишь, какие они солидарные -- настоящие
солн-даристы. Один за всех -- и все за одного!
Когда очередь дошла до колченогого Артамона, оказалось,
что он недаром был директором спецшколы для дефективных детей.
Он сразу взбесился. Его седой чуб поднялся дыбом, как петушиный
гребень, водянистые глазки налились кровью, а изо рта у него,
как у дракона, исходило зловонье. Казалось, что сейчас он
кинется и начнет кусаться.
Мушер приоткрыл ящик стола. Там лежала черная самопишущая
ручка, оставшаяся от Бориса Руднева.
Брызгая слюной, Артамон угрожающе шипел:
-- Сенатору Маккарти устроили похороны с цветами и
музыкой... Смотрите, чтобы и с вами так не получилось...
-- Посмотрим,- сказал председатель дома чудес.
Он взял черную ручку и нажал кнопку. Раздался выстрел, как
из пистолета. И специалист по дефективным детям исчез в облаке
белого дыма.
Затем чудики из дома чудес лицезрели новое чудо.
Колченогий Артамон вылетел из комнаты Мушера с таким шумом и
дымом, как межпланетная ракета. До этого от Артамо-на только
другие люди плакали. Теперь же он сам плакал. Но как?! Слезы из
него текли, капали, струились -- из глаз, из носа, изо рта, изо
всех складок его морщинистой физиономии, и, как потом уверял
Жоржик Бутырский, даже из ушей.
Пошатываясь и держась за стенку, Артамон бежал по коридору
так, словно его окунали головой в горчицу, а потом намазали под
хвостом скипидаром. Он кашлял, чихал, сморкался, отплевывался,
икал, чесался, ругался. И плакал, плакал. плакал. Плакал такими
горючими слезами, каких в доме чудес еще никто никогда не
видывал.
Цыганский барон Люся Шелапутин стоял и качал головой:
-- Ох, психологическая война принимает новые формы.
Затем события в доме чудес стали развиваться с
кибернетической быстротой. А виновата во всем этом была Фуфу.
Она раззвонила всю эту историю в Недоделкино, а недоделки из
Недоделкино разнесли это по всей Москве.
Если когда-то синица не могла поджечь океан, то теперь
Фуфу, как зажигалка, подожгла общественное болото. И сплетни
заходили, как ночные огоньки на болоте. Нашлись умники, которые
пустили шептуна, что весь иностранный отдел агитпропа -- этр,
мол, не что иное, как модернизированная постановка "Бесов"
Достоевского. Поскольку, мол, дом чудес и радио "Свобода"- это
инструменты психологической войны, то есть идеологической
диверсии, подрыва и разложения, то для этого там и подобрали
людей с соответствующей психикой -- тех самых психов, которых
Достоевский окрестил бесами.
За эту идею ухватились всякие полуинтеллигенты и давай
фантазировать. Ага, говорят, запрягли, значит, этих бесов в
машину пропаганды. Раньше, значит, нечистая сила летала верхом
на помеле, а теперь ее запускают в эфир по радио.
И поднялась вокруг агитпропа настоящая свистопляска.
От всего этого бедный Сося Гильруд так разнервничался, что
забаррикадировался на своей конспиративной квартире и сносился
с домом чудес только по телефону, а когда выходил на улицу, то
надевал черные очки. Потом он заявил, что болен от
переутомления, и слег в госпиталь.
Затем в агитпропе началась эпидемия каких-то загадочных
болезней. Начальник агитпропа вдруг стал жаловаться на
печеночные камни. А за его спиной шептали:
-- Это у него Сося в печенках застрял...
А бедный Сося долежался в постели до того, что у него
получились пролежни. Теперь он уже действительно не мог встать
с постели, лежал задом вверх и стонал, что его отравили
какими-то специальными ядами.
У начальника радио "Свобода", добрейшего Адама Абрамовича,
вдруг появилась мания преследования. Он стал беспрерывно менять
квартиры, скрывая свой адрес и телефон даже от ближайших
сотрудников. Потом у него так разыгрался геморрой, что его
нужно было оперировать. А Адам брыкался и кричал:
-- Я знаю, меня хотят зарезать на операционном столе!
Колченогий Артамон подал заявку, чтобы у него в кабинете
приделали железную дверь и специальную электрическую
сигнализацию для защиты от покушений. От всяких треволнений у
него обострилась язва желудка, и он лечил ее водкой. Потом он в
пьяном виде свалился с лестницы, разбил себе физиономию и
уверял, что на него напали и хотели убить.
Видя, что все кругом болеют, косоглазый Филимон божился,
что это новый заговор врачей-отравителей. А у Оста-па Оглоедова
от страха началась медвежья болезнь, и он тоже жаловался, что
его отравили.
А тут еще пошли слухи, что скоро будут какие-то серьезные
пертурбации и что радио "Свобода" тоже ликвидируют.
Радиокомментатор Остап Оглоедов держался за живот и стонал:
-- А куда ж я пойду? Ведь я ж инвалид психологической
войны. Эх, хоть бы пенсию дали...
