новременно. Я их любил настолько поѕразному, что мое неискушенное сердце
всецело принадлежало той, рядом с которой я находился в данную минуту,
не обременяя свою совесть воспоминаниями о другой.
- Надо остановиться на одной, - твердил мне рассудок.
- Конечно, - отвечало сердце, - но на какой?
Затруднение с выбором на сей раз обладало некоторым очарованием. И я
не торопил Судьбу принять за меня решение, отсрочка которого, как подт-
вердил ход дальнейших событий, была в моих интересах.
5
Глава пятая
Первый признак приближающейся грозы появился однажды после полудня на
бульваре Капуцинок. Я мирно прогуливался с Лелией, когда мое внимание
привлек один прохожий. Господин Гримальди, о котором я и думать перестал
давнымѕдавно, собственной персоной направился нам навстречу с самой
омерзительной улыбкой на лице. Но гримаса эта была адресована не мне, а
Лелии, с которой он поздоровался, казалось не обратив на меня никакого
внимания.
- Кто это? - спросил я, как можно более безразличным тоном у своей
подруги.
- Один из тех, кого встречаешь повсюду, - ответила она.
Я оглянулся и перехватил взгляд господина Гримальди, обращенный на
сей раз ко мне.
Когда мы позднее встретились с Женевьевой, она удивилась моему дурно-
му настроению. Как ни пытался я казаться беспечным, у меня из головы не
шла эта встреча и возможные ее последствия. От Гримальди и Лелии, к Ле-
лии и Лефранку, от этого последнего к Женевьеве как бы протянулся бик-
фордов шнур. Малейшая нескромность со стороны монакского жулика могла
спровоцировать серию взрывов, и моему счастью пришел бы конец. Испытыва-
емый страх пролил свет на суть моих запутанных отношений. Женевьеву я
любил больше. Опасаясь разоблачений, связанных с прошлым, которого до
сих пор нисколько не стыдился, я думал лишь о ней.
Напуганный опасностью, грозившей мне изѕза моей двойной игры, я ре-
шился на трудный выбор. Но, дабы подстраховать себя, передоверил от-
ветственность богам.
Увы, колонки газет, вывески, номера дверей, плиты, фонари и даже мо-
неты - все высказывались в пользу Лелии. Ничто не принуждало меня про-
должать связь с Женевьевой, ничто, за исключением моего сердца.
- Должен ли я жениться на Женевьеве?
- Нет!
Я повторял вопросы, менял правила игры, пробовал мошенничать, я злил-
ся на себя самого, сердился на своего нематериального партнера, чье уп-
рямство могло сравниться лишь с моей недобросовестностью, - ничто не
сбивало его с толку.
Подчас, пытаясь уличить его в противоречиях самому себе, я подходил к
вопросу с другой стороны:
- Следует ли мне забыть Женевьеву и остаться верным Лелии?
- Да, - отвечала Судьба без малейшего размышления.
Тогда я посылал Судьбу ко всем чертям.
- Что это за тирания! - вопил я, - если нельзя поступать так, как хо-
чешь! - И откладывал решение на другой день.
Женевьева рассказала мне про благотворительный вечер, на котором хо-
тела присутствовать. Для меня это не было новостью. Лелиа репетировала
большую арию из "Орфея", которую должна была петь на том же вечере. Му-
зыка Глюка много раз проникала в мои сны, и я просыпался с печалью в ду-
ше, словно потерял одну Эвридику, отдав предпочтение другой. Я попробо-
вал отговорить Женевьеву от ее намерения.
- Нет ничего более скучного, чем эти благотворительные гала.
- Там будет весь Париж, - ответила она.
Такой ответ не мог меня убедить. Но так как я не имел сил в чемѕлибо
отказать Женевьеве, а с другой стороны, не хотел обидеть Лелию, не придя
ее послушать, я занял самую отдаленную ложу бенуара, чтобы моя возлюб-
ленная не увидела меня рядом с невестой. Все могло бы оказаться еще
скучнее, чем я предполагал, не держи я руку Женевьевы в своей руке и не
любуйся ее оголенными плечами, которые видел в первый раз.
- Зачем мы пришли сюда? - лицемерно вздыхал я, лаская взглядом ее
красивые плечи.
- Я вам это объясню в свое время, - отвечала она. Интерес Женевьевы
пробудился, едва на сцену вышла Лелиа. Она обернулась ко мне и прошепта-
ла:
- Мне нужно было ее увидеть.
Я сделал вид, что ничего не понимаю.
- Кого?
Женевьева движением руки указала на сцену, где Лелиа как раз начала
петь.
- Она довольно красива, не правда ли? - сказала Женевьева.
В этот момент муки моего смущения могли сравниться лишь со страдания-
ми Лелии-Орфея.
- Она не умеет петь, но я понимаю мужчин, которым она нравится.
Я осторожно покачал головой. Отрицать было бесполезно, но мне захоте-
лось попытать счастья.
- Вам известен человек, которому она особо нравится?
- Да, этого человека я очень хорошо знаю.
Я продолжал молча вопрошать ее.
- Это мой отец, - сказала она. - Она провела с ним неделю в Виши.
И снисходительно добавила:
- Бедный папа, надо же ему время от времени развлекаться!
Едва оставшись один, то есть тетѕаѕтет с оракулом, я обрушил на него
всю горечь моих сарказмов.
- И ты еще советовал мне соблюдать верность Лелии! Даже такая невин-
ная девушка, как Женевьева, знает больше тебя! Либо ты несешь вздор, ли-
бо предаешь меня...
И уже ни с кем не советуясь, я решил не только не встречаться больше
с Лелией, но и не обращать внимания на приметы. Разве нужны мне были те-
перь чьиѕто советы? Закаленный жизненным опытом, любимый Женевьевой, я
имел все основания считать, что будущее принадлежит мне. Просто следова-
ло вести себя умнее.
Я решил, что поступлю правильно, попросив Женевьеву представить меня
своему отцу. Важно было добиться того, чтобы он увидел меня в качестве
жениха дочери до того, как узнает от досужих кумушек, что я тоже небез-
различен к прелестям его любовницы. Женевьева была тронута моим порывом.
Едва господин Лефранк оказался в Париже, она тотчас поговорила с ним. И
как потом сказала, тот проявил ко мне интерес, и было решено, что наша
встреча состоится за обедом на следующий день.
Едва проснувшись в то утро, я ощутил какоеѕто смутное беспокойство.
Попробовал было читать газеты, как все, то есть слева направо, а не сни-
зу вверх, интересуясь содержанием статей, а не вертикальным расположени-
ем составлявших их букв, но такой метод чтения, к которому я был непри-
вычен, быстро утомил меня, и я вовсе отказался от чтения. Вплоть до
одиннадцати часов я тщетно пытался победить страх, поселившийся во мне
при пробуждении, не прибегая к помощи отвергнутой мною и осужденной те-
перь практике. Наконец я встал и, полный желания произвести как можно
лучшее впечатление на будущего тестя, самым тщательным образом оделся.
Темный костюм был выбран почти без колебаний.
Сорочка и обувь тоже не составили затруднений, а вот с галстуком воз-
никла проблема. Отвергнув по очереди несколько галстуков, я оказался не
способен выбрать один из двух оставшихся. "Белый горошек на черном фоне
или в серую полоску?" Я с яростью почувствовал, что мной снова овладела
моя слабость. Совершенно очевидно, что лишь один из двух галстуков был
"подходящим", способным принести мне удачу во время торжественной встре-
чи, к которой я готовился. Я положил оба на мраморную доску камина,
тщетно стараясь обнаружить в себе хоть признак решительности.
- Не имеет значения какой! - энергично заявлял я.
- И всеѕтаки который? - с сомнением вопрошал себя в следующую секун-
ду.
Времени у меня уже не было, и, закрыв глаза, я протянул руку к галс-
тукам.
Открыв их, я увидел, что рука легла на галстук с горохом, и уже схва-
тил было его, когда он выскользнул и подобно мертвой змее свалился на
ковер. Вряд ли ктоѕлибо не увидел бы в этом предзнаменования. Все еще не
зная, на котором остановиться, когда часы пробили время, я поспешно за-
вязал тот, что в полоску, а другой, в горошек, положил в карман в ка-
честве амулета.
Свидание было назначено на час дня в холле моей гостиницы. Спустив-
шись туда, я все еще был недоволен собой и во власти предчувствия, кото-
рое часто называют неясным и которое лучше всего можно было объяснить
предупреждением, сделанным мне галстуком в горошек. Не отрывая глаз от
двери в ожидании прихода Женевьевы и ее отца, я прислушивался к разгово-
ру администратора с одним из клиентов по поводу отплытия парохода: "Вы
прибываете в Монтевидео 27-го..." Мне и самому захотелось заказать каюту
на пароходе, отплывающем в Монтевидео, чтобы избежать подстерегавшей ме-
ня опасности, характер которой я никак не мог установить. В зеркале за
администратором я видел свое обеспокоенное лицо и всячески пытался при-
дать ему безразличное выражение. Мне это удалось, и я даже выдавил само-
уверенную улыбку, когда внезапно вспомнил другую, вызвавшую у меня
страх, - гримасу господина Гримальди за несколько минут до того, как
господин Фу, он же СенѕРомен, вместо прощания произнес: "Ты заслуживаешь
каторги".
Я так резко обернулся, что администратор вздрогнул, но Гримальди в
холле не было. Я было усомнился в безошибочности своего предчувствия, но
тут мимо меня прошел, будто вынырнув из небытия в ответ на призыв моего
воображения и подчиняясь невольному заклинанию, сам господин Фу, он же
господин СенѕРомен, он же господин Жером. Я не видел это чудовище с того
самого дня, как он передал меня в руки полиции, и был буквально сражен
его появлением. Было слишком поздно отворачиваться, и мои завороженные
глаза встретились с его.
- Как поживаешь? - спросил он, разглядывая каждую деталь моего костю-
ма.
И протянул мне руку, смеясь, словно мой вид напомнил ему добрую шут-
ку, а затем, покачав головой с притворно восхищенным видом, добавил:
- Похоже, ты в прекрасной форме. Кто тебя одевает?
Мы обменялись соображениями относительно заслуг парижских портных, а
потом, прервав разговор, он взял меня под руку и отошел от стойки адми-
нистратора, чтобы нас никто не слышал.
- Я рад, что ты сумел выбраться из той передряги, - сказал он. - Я
иногда жалел, что расстался с тобой.
Я с беспокойством поглядывал на дверь. Знакомый со всеми, господин
Жером, безусловно, знал, кто такой господин Лефранк. Не угрожает ли мне
какойѕлибо шантаж, если наша встреча с Женевьевой и ее отцом произойдет
на глазах моего бывшего патрона? Он неверно истолковал выражение моего
лица.
- Не беспокойся. О прежнем забудем. Считай, что ты заплатил все спол-
на. Только дураки станут упрекать тебя за ошибки молодости.
И хотя я обрадовался обороту, который принял наш разговор, мне не
терпелось отделаться от столь сердечно настроенного бывшего патрона. При
первой же возможности я пожал ему руку и устремился в телефонную кабину,
чтобы какѕто прийти в себя. В стеклянной двери кабины я увидел свое от-
ражение в галстуке в полоску, который, как я надеялся, должен был при-
нести удачу. После состоявшейся встречи было бы трудно не признать свою
ошибку. В одно мгновение я заменил его вытащенным из кармана галстуком в
горошек, надеясь, если еще не поздно, этой постыдной жертвой ублажить
богов, разгневанных моей недоверчивостью.
Когда я вернулся в холл, первая, кого я увидел, была Женевьева. Она
была одна.
- Папа тут, он сейчас подойдет.
Проследив направление ее взгляда, я увидел неподалеку от нас седого,
одетого в светлоѕсерый костюм с розеткой ордена Почетного легиона в пет-
личке господина, беседовавшего с человеком, в котором я без труда узнал
все того же Жерома СенѕРомена.
- Куда бы мы ни пошли с папой, он всюду встречает какогоѕнибудь прия-
теля, - сказала, улыбнувшись, Женевьева.
Несмотря на свое незавидное положение, я продолжал надеяться, что
Судьба избавит меня от еще худших испытаний и что стоявший ко мне спиной
господин Жером уйдет, не заметив меня. Но эта надежда вскоре исчезла.
Пожав руку человеку с орденом, он направился к нам, в то время как Же-
невьева сама спокойно пошла ему навстречу.