бесповоротно отказал, покачав головой.
На этом все и решилось.
Подъехала еще одна патрульная машина, на крыше которой лениво
поворачивался фонарь-мигалка. Цыган посмотрел на нее, потом окинул
взглядом городской сад Фэйрвью с его дорогостоящими площадками для игр,
эстрадой-раковиной. На деревьях кое-где еще развевались разноцветные ленты
- остатки украшений на Пасху, которую отмечали в прошлое воскресенье. На
деревьях уже начинали распускаться листья.
Цыган направился к своему автомобилю, который возглавлял весь
караван. Когда заработал мотор, все остальные завели машины, загудели,
закашляли старые двигатели: Халлек услышал стук множества изношенных
клапанов. Увидел сизый дым из выхлопных труб. С ревом и попукиванием
"Универсал" выполз на дорогу от обочины, остальные двигались следом по
направлению к Нью-Йорку.
- У них все огни зажжены! - воскликнула Линда. - Прямо как на
похоронах!
- Тут еще два пряничка остались, - сказала Хейди. - Ешь.
- Не хочу. У меня уже полный живот. Папа, а эти люди?..
- У тебя никогда не будет бюста в тридцать восемь дюймов, если не
будешь есть, - перебила ее Хейди.
- Я решила не иметь бюста в тридцать восемь дюймов, - отпарировала
Линда, очередной раз поразив Халлека своим тоном светской дамы. - Сейчас в
моде попки.
- Линда Джоан Халлек!
- Дай-ка мне пряничек, - сказал Халлек.
Хейди бросила на него холодный взгляд.
- О... тебе хочется этого? - И бросила ему пряник-кольцо. Сама
закурила сигарету "Вантаж-100". Билли в итоге съел оба пряника. Хейди
выкурила полпачки к тому времени, как концерт подошел к концу. При этом
довольно сухо отвергала попытки Билли ее развеселить и только по дороге
домой смягчилась. Цыгане были забыты. По крайней мере, до того дня.
Когда он заглянул в спальню Линды, чтобы пожелать ей спокойной ночи и
чмокнуть в лоб, она спросила его:
- Пап, а куда полицейские их гонят из города?
Билли осторожно посмотрел на дочь, чувствуя одновременно и
раздражение, и абсурдное удовлетворение, - вопрос все же польстил. Когда
ей надо было узнать, сколько калорий в ломте немецкого шоколадного торта,
она обращалась к Хейди. К Билли она шла, когда вопросы были потруднее.
Порой, он считал это несправедливым.
Он присел на ее постель и подумал - до чего же она еще юная. Билли
был уверен, что его дочка лишена дурных наклонностей. Ее легко было
обидеть, скажем, ложью. Наврать ей что-нибудь о том, что сегодня
происходило у городского сада, - потом эта ложь тебе же и аукнется. Билли
хорошо помнил, как отец внушал ему, что онанизм приводит к заиканию. Его
отец был славным человеком во всех отношениях, но Билли никогда не простил
ему эту ложь. Линда успела не раз поставить его в трудные ситуации: они
прошли голубых, оральный секс, венерические заболевания и возможность
того, что Бога нет. С детьми честность - утомительная штука.
Почему-то вдруг вспомнился Джинелли. Чтобы Джинелли сказал своей
дочке на его месте? "Эту нежелательную публику следует держать подальше от
городов, миленькая. Вот так обстоит дело: держать нежеланные элементы
подальше от городов".
И ведь так оно и есть - никуда не денешься.
- В общем-то, да... полиция их прогоняла из города. Понимаешь,
душенька, это цыгане. Бродяги.
- Мама сказала, что они - жулье.
- Ну... многие из них организуют жульнические игры, дают фальшивые
предсказания людям. Когда приезжают в такой городок, как Фэйрвью, полиция
просит их двигаться дальше. Иногда они изображают, что будто бы их страшно
унизили, оскорбили, и возмущаются. Но на самом деле особенно и не
возражают.
Банг! В голове поднялся маленький флажок: ложь N_1.
- Они раздают плакатики и листовки, в которых сообщается, где они
будут выступать в следующий раз. Обычно договариваются с каким-нибудь
фермером, владельцем угодий за городом, платят ему и устраивают на его
земле табор, через несколько дней уезжают.
- А зачем они вообще приезжают? Чем они занимаются?
- Хм... понимаешь, всегда есть люди, которым хочется, чтобы им
погадали на будущее, а также азартные игры некоторых привлекают. Но, как
правило, в таких играх цыгане жульничают. "А может, и быстрый экзотический
секс", подумал Халлек, вспомнив задравшуюся юбку, когда красавица влезала
в маленький фургон. "Интересно, как она двигается?" Разум ответил: "Как
океан, готовый разразиться штормом, - вот так".
- И люди у них покупают наркотики?
"Нынче нет нужды покупать наркотики у цыган, дорогая. Всегда можно
приобрести их на школьном дворе".
- Может быть, гашиш, - сказал он. - Или опиум.
Он прибыл в эту часть Коннектикута подростком и с тех пор обитал тут,
в Фэйрвью, и еще в соседнем Северном порту. Цыган не видел почти двадцать
пять лет... По крайней мере с тех пор, как жил подростком в Северной
Каролине. Тогда он потерял пять долларов, проиграв в "колесо фортуны", -
трехмесячное сбережение на подарок матери ко дню рождения. Вообще-то им
запрещалось допускать к таким играм детей младше шестнадцати, но,
разумеется, если покажешь монетку или длинную зеленую бумажку, - можешь
делать ставку. Некоторые вещи никогда не меняются, подумал он, особенно
старая истина: когда деньги говорят, никто не уходит. Если бы его еще
вчера спросили, он пожал бы плечами и предположил, что больше бродячих
цыган и таборов не существует. Но, видимо, это племя кочевников вечно.
Приходят, не имея корней, и так же уходят: людское перекати-поле - готовы
заключить любую сомнительную сделку и вовремя скрыться из города с
долларами в засаленных кошельках, передаваемых по наследству. Они выжили.
Гитлер пытался их истребить заодно с евреями и гомосексуалистами, но они,
видно, переживут еще тысячу гитлеров.
- А я думала, что наш парк открыт для всех, он - всеобщее достояние,
- сказала Линда. - Нам в школе так говорили.
- В какой-то мере это так, - ответил Халлек. - "Всеобщее" означает
общую собственность жителей городка. Налогоплательщиков.
Банг! Ложь N_2. Налоги никакого отношения не имеют к общественным
территориям в Новой Англии.
- Налогоплательщики? - сказала она с недоумением в голосе.
- Надо получить разрешение на использование общественных угодий.
Кланг! Ложь N_З. Эта идея была отброшена в 1931ом, когда группа
фермеров, выращивавших картофель, основала Хувервилль в самом сердце
Люистона, штат Мэн. Город обратился в Верховный Суд Рузвельта, но там их
даже слушать не стали. И все потому, что хувервилльцы избрали парк
Петтинджилл, чтобы разбить там свои палатки, а парк Петтинджилл оказался
общей землей.
- Так бывает и когда приезжает цирк "Шрайн", - подкрепил он свой
довод.
- А почему цыганам не дают разрешения? - голос ее уже звучал сонно,
слава Богу.
- Может быть, забыли что-то оформить...
"Ни малейшего шанса, Лин. Только не а Фэйрвью. Тем более, когда
видишь парк со стороны Лантерн Драйв и клуба: за этот вид, за такой пейзаж
ты приличные деньги заплатил, так же как и за частные школы, где обучают
компьютерному программированию для банков на новеньких "Эппл" и "ТРС-80",
не говоря уж о сравнительно чистом воздухе и тишине в ночи. Конечно же,
нет возражений против цирка "Шрайн", тем более их нет - против празднества
"Пасхальное яйцо". Но цыгане? Извините, - вот Бог, вот - порог, не
забудьте вашу шляпу. Грязь мы с первого взгляда распознаем. Руками ее не
касаемся. Зачем? Есть прислуга, которая все выметет из дома. Когда грязь
появляется в городских общественных местах, у нас есть Хопли".
Но эти истины не для девочки-школьницы, подумал Халлек. Такие истины
познаются жизнью. Может, узнаешь их от своих однокашниц, или само придет.
"Не наши они люди, девочка, и держись от них подальше".
- Спокойной ночи, папа.
- Спокойной ночи, Лин.
Он еще раз поцеловал ее и вышел.
Дождь со штормовыми порывами ветра забарабанил по окну его кабинета.
Халлек проснулся, словно не от сна, а от дремоты. "Не наши они люди,
девочка", подумал он вновь и тихо засмеялся. Звук собственного тихого
смеха испугал: только чокнутые смеются в одиночестве. Это и делает их
чокнутыми.
"Не наши люди".
Если раньше он в это не верил, то поверил теперь.
Теперь, когда он стал "Худеющим".
Халлек наблюдал, как медсестра Хаустона вытянула из него одну-две-три
пробы крови из левой руки и расставила их в контейнер, как яйца в
картонку. Ранее Хаустон дал ему три карточки на анализ стула и попросил
прислать ему результат. Халлек мрачно сунул их в карман, потом наклонился
для ректо-анализа, содрогаясь от унизительной процедуры, которая хуже
некуда. Жуткое ощущение чужеродного вторжения.
- Расслабься, - сказал Хаустон, надевая со щелчками резиновые
перчатки. - Пока не чувствуешь обе мои руки на твоих плечах, можешь не
беспокоиться. - Он рассмеялся.
Халлек зажмурил глаза.
Хаустон увиделся с ним через два дня, поскольку, по его словам,
главное - анализ крови. Халлек уселся в приторно уютной комнате (картины с
изображением парусника-клиппера, борющегося с волнами, глубокие кресла,
толстый мягкий ковер серого цвета), где Хаустон консультировал пациентов.
Сердце Билли тяжко билось, на висках выступили капельки холодного пота.
"Не стану распускаться перед мужиком, отпускающим шуточки в стиле
черномазых", сказал он себе с мрачной решимостью и уже не первый раз.
"Если придется поплакать, выеду из города, припаркуюсь где-нибудь и сделаю
это".
- Знаешь, все выглядит прекрасно, - спокойно сказал Хаустон.
Халлек заморгал. Страх успел настолько глубоко въесться в его душу,
что ему показалось, будто он ослышался.
- Что?
- Все выглядит прекрасно, - повторил Хаустон. - Можем еще повторить
тесты, если хочешь, Билли, но я пока что не вижу в этом необходимости.
Скажу более, твоя кровь выглядит даже лучше, чем в двух прежних анализах.
Холестерин снизился, то же самое с триглицеридами. Еще больше потерял в
весе - моя медсестра зафиксировала утром 217 фунтов. Но что я могу
сказать? Ты все еще на тридцать фунтов превышаешь норму, и я не желаю тебе
опять потерять из виду собственный член. - Он улыбнулся. - А вот чего бы я
действительно желал, так это узнать твой секрет похудения.
- Нет у меня никакого секрета, - ответил Халлек. Он испытывал
замешательство и огромное облегчение. Точно как пару раз в колледже, когда
чудом сдал экзамены, не подготовившись к ним.
- Пока воздержимся от выводов - подождем результатов серии Хеймана -
Рейхлинга.
- Чего?
- Твои говенные карточки, - сказал Хаустон и расхохотался. - Может, в
них что-нибудь вылезет. Но я тебе скажу, Билли, двадцать три различных
анализа твоей крови - отличные. Картина убедительная. Халлек шумно
выдохнул. Шумно и судорожно.
- Я... мне так страшно было.
- Помирают молодыми те, кто такого страха не знает, - ответил
Хаустон. Он выдвинул ящик письменного стола и извлек пузырек с маленькой
ложечкой, прикрепленной на цепочке к пробке. Ручка ложки, заметил Халлек,
была в форме Статуи Свободы. - Примешь малость?
Халлек покачал головой. Он был доволен. Ему приятно сидеть тут,
сложив руки на животе - на своем уменьшенном животе - и наблюдая, как
самый преуспевающий семейный доктор Фэйрвью втягивал кокаин сначала одной
ноздрей, потом - другой. Затем он спрятал бутылочку обратно в стол,
вытащил другую и коробочку маленьких тампонов. Обмакнул тампон в пузырек и
протер им ноздри.
- Дистиллированная вода, - пояснил он. - Предохраняет пазухи. -
