толстых. Мало кто из женщин гуляет в купальных костюмах. Похоже, что
униформой Бар Харбора были теннисные костюмчики, белые туфли, поблекшие
джинсы, рубашки-регби или матроски. Билли увидел совсем немного старых
автомобилей и еще меньше машин американских марок. Большинство - "саабы",
"вольво", "датсуны", "БМВ", "хонды". И на всех - непременно наклейки с
дурацкими надписями. Были здесь и велосипедисты, лавировавшие среди толпы
прохожих и машин на дорогих десятискоростных велосипедах. Как правило, они
носили поляризованные темные очки и козырьки от солнца. В ушах маленькие
наушники: с отсутствующими улыбками эти создания слушали кассеты Сони
Уокмена. В гавани виднелся лес мачт, правда, не очень густой, окрашенный
не в тусклые тона рыбацких лодок, а сверкавший белизной яхт, которые после
празднования Дня Труда отправлялись в сухие доки.
Публика, слоняющаяся по Бар Харбору, была, в основном, молодая,
сообразительная, модно либеральная и богатая. Ночи напролет они проводили
на гулянках и вечеринках. Билли кое-как доехал до мотеля "Френчмен Бэй" и
до рассвета пролежал, слушая разноголосицу рока, доносившуюся из шести, а
может быть, и восьми баров. В местной газете сводки об автомобильных
авариях и нарушениях правил были впечатляющими и немного удручающими.
Билли подумал: "Хочешь знать, почему это место и эти люди производят
на тебя удручающее впечатление? Я скажу тебе. Они учатся жить а таких
городках, как Фэйрвью, вот почему. Закончат учебу, женятся на девушках,
которые завершают их любовные приключения, и осядут на лантерн драйвах
Америки. Там они будут надевать красные брюки, чтобы поиграть в гольф, и
каждый канун Нового Года станет для них возможностью полапать чужих жен".
- Да, это удручает, - пробормотал он, и проходившая мимо пара с
удивлением обернулась на него.
"Они все еще здесь".
Да, они еще находились где-то тут. Мысль оказалась столь
естественной, что он не удивился и особенно не возбудился. Он отставал от
них на неделю. Теперь они могли находиться в Маритаймсе или двигаться
дальше вдоль побережья. Их прежний распорядок предполагал, что к данному
моменту они уже уехали. Бар Харбор, разумеется, был неподходящим местом
для пестрой толпы цыган, поскольку здесь даже сувенирные лавки выглядели
дорогими.
Все верно. Кроме одного: они все еще находились здесь, и он это знал.
- Чую тебя, старик, - прошептал он.
"Конечно же чуешь. Ты теперь должен их чуять".
Мысль на миг встревожила его. Он встал, выбросил остаток своего
мороженого в мусорную корзину и отправился обратно к продавцу мороженого.
Тот не слишком обрадовался, увидев, что Билли направляется к нему.
- Не могли бы вы мне помочь? - сказал Билли.
- Нет, уважаемый. Не думаю, - ответил торговец, и Билли заметил
отвращение в его взгляде.
- Вас это может удивить. - Билли ощутил полное спокойствие и
предрешенность. Не "дежа вю", а именно предрешенность. Продавец мороженого
хотел отвернуться, но Билли удержал его взглядом. Он обнаружил в себе
такую способность, словно сам начал обретать сверхъестественные
способности. Он извлек фотографии, которые уже успели помяться и
запачкаться и разложил их, как карты, на прилавке будки мороженщика.
Продавец посмотрел на них, и Билли не удивился, что тот их сразу
узнал. Удовольствия от этого не было - только смутный страх, который
испытываешь, когда местный наркоз начинает проходить. В воздухе отчетливо
пахло морской солью, и чайки кричали над гаванью.
- Вот этот тип, - сказал продавец мороженого, зачарованно уставившись
на снимок Тадуза Лемке. Этот... - ну и кошмар.
- Они еще здесь?
- Здесь, - ответил продавец. - Думаю, что тут еще. Менты вытолкали их
из города на второй же день, но им удалось арендовать место у фермера в
Текноре. Это недалеко отсюда. Полицейские к ним прицепились из-за какой-то
ерунды: разбитые задние фары и прочее. Они намек, видать, поняли.
- Благодарю вас. - Билли собрал фотографии.
- Еще мороженого хотите?
- Нет, спасибо. - Теперь страх стал вполне осознанным, но он был
смешан с гневом, став обычным его настроением.
- Ну, тогда, может, пойдете своей дорогой, мистер? Вы бизнесу не
способствуете.
- Да, полагаю, что не способствую.
Билли направился к своей машине. Усталость покинула его.
В тот вечер, в четверть десятого, Билли припарковал машину на обочине
шоссе 37-а, которое уходило к северо-западу от Бар Харбора. Он оказался на
вершине холма. Морской бриз шевелил его волосы, одежда развевалась и
хлопала на ветру. Откуда-то сзади, издалека, доносились слабые звуки рока,
открывавшие очередную вечеринку в Бар Харборе.
Внизу справа он увидел большой костер, окруженный автомашинами,
фургонами, трейлерами. На фоне костра мелькали силуэты фигур, слышались
звуки разговоров, смех.
Он их догнал.
"Старик там ждет тебя, Билли. Он знает, что ты здесь".
Да. Да, конечно. Старик смог бы всю эту компанию отправить на край
света, если бы пожелал. Но в этом для него было мало удовольствия. Он
заманил Билли именно сюда. Именно этого он захотел.
Страх. Он, как струи дыма, блуждал по пустотам его тела, и таких
пустот, казалось ему, становилось в нем все больше. Но и ярость жила там
тоже.
"Я этого хотел и, возможно, стану для него сюрпризом. Он ожидает от
меня страха - наверняка. Злость - вот, что может стать сюрпризом".
Билли на мгновение обернулся и посмотрел на свой автомобиль, покачал
головой. Потом начал спускаться вниз по травяному склону к табору.
19. В ЦЫГАНСКОМ ТАБОРЕ
Он остановился за фургоном с изображением женщины и единорога - одна
из множества теней, трепещущих от отблеска костра. Прислушался к их
негромкому разговору, к взрывам смеха, к потрескиванию дров в костре.
"Туда я выйти не могу", настаивал его рассудок. В этой настойчивости
был страх, смешанный со стыдом. Нет, он больше не желал входить в
концентрические круги их костра, вторгаться в их разговоры и личные дела.
Ведь, в конце концов, он был виновником. Он...
И вдруг представил себе лицо Линды, услышал ее голос, умоляющий
вернуться домой, ее плач по телефону.
Он был виновником, верно. Но не он один.
Вновь пробудилась ярость. Билли попытался прогнать это чувство,
заглушить его, превратить во что-то более конструктивное - "достаточно
элементарной суровости" - подумал он. Он вышел в промежуток между фургоном
и универсалом, его туфли зашуршали по сухой траве, и направился прямо к
ним.
Там, действительно, были концентрические круги: сначала машины, потом
круг людей, сидящих вокруг костра, который горел в обложенном кругом
камней углублении. Неподалеку в землю была воткнута срубленная ветка, на
ней прикреплен желтый лист бумаги. Билли предположил, что это разрешение
разводить костер.
Те, что помоложе, сидели на траве или на надувных матрасиках. Люди
постарше сидели на алюминиевых раскладных стульях, оплетенных пластиком.
Билли увидел старую женщину в шезлонге, обложенную подушками и прикрытую
одеялом. Она курила самокрутку.
Три собаки, находившиеся по ту сторону костра, принялись лаять без
особого энтузиазма. Один из молодых цыган резко оглянулся и распахнул
жилетку, обнажив никелированную рукоятку револьвера в кобуре под мышкой.
- Энкельт! - резко сказал мужчина постарше, положив ладонь на руку
молодого цыгана.
- Болде хар?
- Жуст дот - хан оч Тадуз!
Молодой парень посмотрел в сторону Билли Халлека, который теперь
стоял среди них, совершенно неуместный в своем мешковатом спортивном плаще
и городских туфлях. На лице цыгана отобразился не страх, но удивление и -
Билли готов был поклясться в этом - сочувствие. Парень поднялся и быстро
удалился, лягнув по пути пса и прикрикнув: "Энкельт!" Пес вякнул, и все
три собаки разом умолкли.
"Пошел за стариком", подумал Билли.
Он окинул взглядом всю компанию. Разговоры прекратились, все смотрели
на него своими черными цыганскими глазами. "Вот так себя чувствуешь, когда
на суде с тебя спадают штаны", подумал он, но на самом деле все было
совсем не так. Теперь, когда он оказался перед ними, сложные эмоции
исчезли. Остались лишь страх и гнев, но и то, и другое лишено остроты -
спрятавшейся в глубине разума.
"И вот еще что: они вовсе не удивлены видеть тебя здесь... они совсем
не поражаются твоему виду".
Значит, все было правдой. Никакая там не психологическая анорексия,
никакая не экзотическая форма рака. Билли подумал, что даже Майкла
Хаустона убедили бы эти темные глаза. Они знали, что с ним случилось.
Знали, почему это произошло. И знали, чем это закончится.
Они смотрели друг на друга - цыгане и тощий человек из Фэйрвью,
Коннектикут. И вдруг без всякой причины Билли начал улыбаться.
Старуха, обложенная подушками охнула и сделала в его сторону жест,
отгоняющий нечистую силу.
Послышались приближающиеся шаги, голос молодой женщины заговорил
торопливо и сердито:
- Вад са хан! Оч плоцлигг браст хан дыббук. Папа! Алсклинг грат инте!
Сналла дыббук! Та миг мамма!
Тадуз Лемке, в ночной рубашке, спускавшейся до его костлявых колен,
босой, вышел в свет костра. Рядом с ним, в хлопчатобумажной ночной
рубашке, обволакивающей ее соблазнительные бедра, была Джина.
- Та миг мамма! Та миг... - Она выхватила взглядом Билли, стоявшего в
середине круга в мешковатом плаще и несоразмерных штанах. Вскинула руку в
его направлении и вновь обратилась к старику, словно собираясь напасть на
него. Остальные в бесстрастном молчании наблюдали за происходящим. В
костре громко треснуло полено, рассыпав золотой фонтан искр.
- Та миг мамма! Ва дыббук! Та миг инте тилль мормор! Ордо! Ву дерлак!
- Са хон лагг, Джина, - ответил старик. Его голос и выражение лица
были безмятежными. Одна корявая рука потянулась и погладила роскошные
волны ее черных волос, ниспадавших до талии. Пока что он ни разу не
взглянул на Билли. - Ви ска станна.
На миг она сникла, и несмотря на ее соблазнительную фигуру, Билли
показалось, что перед ним совсем юная девочка. Затем она обернулась снова
к нему с пылающим взглядом, словно подлили горючего в затухавший костер.
- Вы не понимаете нашего линго, мистер?! - крикнула она ему. - Я
говорю моему старому папе, что убили мою старую маму! Я говорю, что вы
демон, и нам следует убить вас!
Старик положил ладонь на ее руку. Она стряхнула ее и бросилась к
Билли, едва не ступив босой ногой в костер. Волосы развевались позади нее.
- Джина, ферклиген глад! - крикнул кто-то встревожено, но никто
больше не издал ни звука. Ничуть не изменилось безмятежное выражение лица
старика: он смотрел, как Джина приближается к Билли, словно родитель,
наблюдающий за резвым ребенком.
Она плюнула ему в лицо громадным плевком, - видно, ее рот был полон
слюны. Билли ощутил ее слюну даже у себя во рту. На вкус напоминало слезы.
Она посмотрела на него в упор своими огромными глазами, и несмотря на все
происшедшее, на все, что он утратил, Билли осознал, как хочет ее. И она
это поняла - в черноте ее глаз горела ненависть.
- Если это может вернуть ее, плюй на меня, пока я не утону в плевках,
- сказал он. Голос его на удивление прозвучал ясно и мужественно. - Но я
не дыббук, не демон, не чудовище. То, что вы видите... - он поднял руки, и
костер на миг просветил его одежду насквозь, сделав похожим на иссохшую
белую летучую мышь... - это то, что я и есть.
На мгновение лицо ее отразило нерешительность, почти страх. Хотя
