возрасте. Но твердая палка, трущаяся о ее ягодицы, быстро развеяла все
иллюзии.
Она взялась руками за руки Торина и попыталась стянуть их вниз,
вместо того чтобы вырываться самой (Корделия, хотя на ее лице ничего и
не отразилось, одобрила этот маневр).
- Мэр Торин... Харт... ну нельзя же так... здесь не место, да и
время еще не подошло... Риа сказала...
- Плевать мне на нее и на всех ведьм! - Его рафинированный язык
политика исчез, уступив место выговору жителя медвежьего угла вроде
Оннис-Форда. - Должен я что-нибудь получить, хоть какую-то конфетку,
должен. На хрен всех ведьм, говорю я! - Запах табака окутал Сюзан. Она
подумала, что ее сейчас вырвет, если придется и дальше вдыхать его. -
Ты просто стой, девочка. Спокойно стой, искушение мое. Не шевелись.
Она стояла, куда ж деваться. А какая-то часть ее сознания, та
самая, что называют инстинктом самосохранения, надеялась, что
сотрясающую ее дрожь отвращения он может принять за девичье
возбуждение. Он крепко прижимал ее к себе, руки мяли груди, воздух из
раскрытого рта врывался в ухо. Она стояла, закрыв глаза, глотая слезы.
Много времени это не заняло. Он терся о нее своим концом,
постанывая, словно от боли в животе. Один раз лизнул ее мочку, и Сюзан
подумала, что в этом месте у нее начала слезать кожа. Наконец, слава
труду, она почувствовала его извергающееся семя.
- Да, выходи, выходи, чертов яд! - просипел мэр и так сильно
подался с ней вперед, что она впечаталась бы лицом в стену, если б не
выставила руки. А потом отступил на шаг.
Сюзан еще мгновение упиралась ладонями в стену. В зеркало она
видела отражение Торина, а в его образе - уготованную ей судьбу: конец
молодости, конец романтике, конец грезам, в которых она и Роланд
лежали вместе в ивовой роще, соприкасаясь лбами. Этот мужчина в
зеркале чем-то сам напоминал юношу, юношу, который замыслил что-то
такое, о чем он никогда не сказал бы матери. Высокого костлявого юношу
с седыми волосами, узкими плечами и мокрым пятном на брюках. Харт
Торин словно не сознавал, где находится. Сладострастие на какое-то
время покинуло его лицо, уступив место... пустоте. Казалось, у него не
голова, а ведро с дырявым дном: сколько ни заливай в него воды, она
утечет, не оставив ни капли.
{А ведь одним разом от него не отделаешься,} подумала Сюзан, и
безмерная усталость навалилась ей на плечи. {Теперь при каждом удобном
случае он будет проделывать то же самое. Теперь он будет всякий раз
наскакивать на меня. Теперь это будет как... ну...} Как "Замки". Как
игра в "Замки". Торин все смотрел на нее. Медленно, словно во сне, он
вытащил из брюк подол рубашки и прикрыл им мокрое пятно. Его
подбородок блестел: от возбуждения он пускал слюни. Мэр это
почувствовал и вытер слюну ладонью. Взгляд его по-прежнему оставался
пустым. Наконец в глазах мелькнуло что-то осмысленное, и Торин без
единого слова повернулся и вышел из примерочной.
Из коридора донесся глухой удар, словно он с кем-то столкнулся.
Сюзан услышала, как он пробормотал: "Извините! Извините!" (перед
ней-то он вообще не извинялся), и на пороге появилась Кончетта. Отрез
материи, за которым она ходила, лежал на плечах, словно шаль. Портниха
сразу заметила и бледное лицо Сюзан, и дорожки от слез на щеках. {Она
ничего не скажет,} подумала Сюзан. {Никто из них ничего не скажет, как
никто и пальцем не шевельнет, чтобы помочь ей выбраться из клоаки, в
которую она сама себя загнала. "Ты сама этого хотела, шлюха", - скажут
они в ответ на просьбу о помощи. И этим будут оправдывать свое
бездействие.}
Но Кончетта ее удивила.
- Жизнь тяжела, мисси, так уж вышло. Пора тебе к этому привыкать.
5
Сюзан, выговорившись до конца, замолчала. Тетя Корд отложила
вязание в сторону, поднялась, поставила на плиту чайник.
- Ты все драматизируешь, Сюзан. - Она хотела, чтобы в голосе
зазвучали нотки доброты и мудрости, но ничего у нее не вышло. - Это в
тебе со стороны Манчестеров... половина из них мнила себя поэтами,
другая половина - художниками, но все они каждый вечер напивались до
поросячьего визга. Он полапал твои титьки и потерся о тебя, ничего
больше. И расстраиваться тут не от чего. Тем более не из-за чего
лишаться сна.
- Откуда ты это знаешь? - фыркнула Сюзан. Она знала, что вопрос
грубый, но ее это уже не волновало. Более она не желала выслушивать
теткины нравоучения. Сейчас они жалили, как оса.
Корделия изогнула бровь, а когда заговорила, в голосе ее не
слышалось злобы:
- Вижу, этот вопрос доставил тебе удовольствие! Тетя Корд, сухая
палка. Тетя Корд - старая дева. Тетя Корд - седеющая девственница. Да?
Так вот, мисс Юная Красотка, пусть я и девственница, но в молодости
кавалеры у меня были... до того, как мир "сдвинулся". Может, среди них
и великий Френ Ленджилл.
{А может, и нет,} подумала Сюзан. Френ Ленджилл старше тетки
минимум на пятнадцать лет, а то и на все двадцать пять.
- Пару раз я чувствовала боком старину Тома, Сюзан. И передом
тоже.
- Твоим кавалерам тоже было под шестьдесят? Изо ртов у них дурно
пахло, а суставы хрустели, когда они лапали твои титьки? Кто-нибудь
пытался вдавить тебя в стену, когда старина Том начинал трясти бородой
и говорить бла-бла-бла?
Всплеска ярости, на который рассчитывала Сюзан, не последовало.
Вместо этого она увидела, как затуманились глаза Корделии и стали
такими же пустыми, как у отражения Торина в зеркале.
- Дело сделано, Сюзан. - Улыбка, короткая и ужасная, блеснула на
худом лице тетки. - Дело сделано, да.
- Мой отец возненавидел бы эту сделку! - закричала Сюзан. -
{Возненавидел бы!} И возненавидел бы тебя за то, что ты допустила
такое! Мало того, немало этому {способствовала.}
- Возможно. - Ужасная улыбка вновь пробежала по лицу тети Корд. -
Может, и так. А знаешь, что бы он возненавидел еще больше? Бесчестие
нарушенного слова, позор безотцовщины. Он бы хотел, чтобы этого не
случилось. Если ты помнишь его лицо, то {не должна} этого допускать.
Сюзан не отрывала от нее взгляда, губы ее дрожали, глаза
наполнились слезами. {Я встретила человека, которого полюбила!} Вот
что она сказала бы тетке, если б смогла. {Неужели ты не понимаешь, что
это все меняет? Я встретила человека, которого полюбила!} Но если бы
тетя Корд относилась к тем людям, кому Сюзан могла сказать такое,
девушка едва ли оказалась бы в таком безвыходном положении. Поэтому
Сюзан повернулась и молча вышла из дома. По щекам катились слезы.
Перед глазами все расплывалось.
6
Она скакала незнамо куда, однако какая-то часть сознания, должно
быть, заранее определилась с маршрутом, потому что через сорок минут
после того, как она покинула дом, Сюзан увидела перед собой ту самую
ивовую рощу, о которой грезила, когда Торин подкрался к ней сзади, как
злодей-эльф из бабушкиных сказок.
Под ивами царила божественная прохлада. Сюзан привязала поводья
Фелиции к ветви (она умчалась, не заседлав лошадь) и медленно пошла к
маленькой полянке в центре рощи, где протекал ручей; здесь она села на
пружинистый мох, которым заросла полянка. Конечно же, она не могла не
прийти сюда. Именно на эту полянку она приходила со всеми радостями и
горестями с тех пор, как отыскала ее в восемь или девять лет. Именно
сюда время от времени приходила она после смерти отца, когда ей
казалось, что весь мир, ее мир, ушел вместе с Патом Дельгадо. Только
эта полянка узнала истинную глубину ее горя. Ручью она рассказывала о
своих чувствах, ручей и уносил ее слова.
Слезы вновь подступили к глазам. Она положила голову на колени и
зарыдала в голос. В тот момент она отдала бы что угодно, лишь бы на
минуту к ней вернулся отец и она могла спросить его, что же ей делать.
Она еще плакала, когда услышала треск сломанной неподалеку ветки,
в страхе оглянулась. Здесь было ее тайное убежище, и она не хотела,
чтобы кто-то застал ее в этой роще, да еще всю заплаканную, словно
ребенка, который упал и больно ушибся. Треснула еще одна ветка. В роще
появился кто-то еще, в самый неподходящий момент:
- Уходи! - закричала она, едва узнавая свой осипший от слез
голос. - Уходи, кто бы ты ни был, и оставь меня одну.
Но человек, теперь она видела его сквозь листву, приближался. А
когда она узнала его, то поначалу решила что направляющийся к ней Уилл
Диаборн
({Роланд,} мысленно поправилась она, {его зовут Роланд})
- плод ее разгоряченного воображения. И не могла поверить, что
видит его наяву, пока он не опустился на колени и не обнял ее. Она тут
же прижалась к его груди.
- Откуда ты узнал, что я...
- Увидел, как ты скакала по Спуску. У меня есть одно место, куда
я иногда прихожу подумать, вот я и увидел тебя. Я бы не последовал за
тобой, но ты скакала без седла. Я подумал, что-то не так.
- Все не так.
Не закрывая глаз, сосредоточенно, он начал покрывать ее лицо
поцелуями. И Сюзан не сразу поняла, что он сцеловывает ее слезы. А
потом взял за плечи и чуть отстранил, чтобы заглянуть ей в глаза.
- Скажи это еще раз, Сюзан, и я все сделаю. Не знаю, обещание это
или предупреждение, или и то и другое, но... скажи, и я сделаю.
Ей не пришлось спрашивать, о чем он. Она почувствовала, как земля
двинулась у нее под ногами, и потом часто говорила себе, что то был
первый и единственный раз, когда {ка} явилась к ней ветром пришедшим
не с неба, а из земли. {Она настигла меня в конце концов,} решила
Сюзан. {Моя} ка, {хорошо это или плохо.}
- Роланд!
- Да, Сюзан.
Она опустила руку пониже пряжки ремня, ухватилась за то, что
нащупала там, не отрывая взгляда от его глаз.
- Если ты любишь меня, тогда люби.
- Да, леди. Я готов.
Он расстегнул пуговицы рубашки, сшитой в той части Срединного
мира, которую Сюзан так и не удалось увидеть, и вновь обнял ее.
7
{Ка.}
Они помогли друг другу раздеться. Обнаженные, легли, обнявшись,
на летний мох, мягкий, как лучший козий пух. Они лежали, соприкасаясь
лбами, как в ее сне наяву, а когда он вошел в нее, она почувствовала,
как боль перетопилась в сладость, сладость некоего дикого и
экзотического растения, попробовать которое удается раз в жизни. Она
держалась за эту сладость сколько могла, но потом сдалась, с громкими
протяжными стонами, крепко обнимая его за шею. Они любили друг друга в
ивовой роще, отринув само понятие чести, забыв о данных кому бы то ни
было обещаниях, и наконец Сюзан открыла для себя, что сладость - еще
не все, что она сменяется блаженством, поднимающимся от того места,
что раскрылось перед ним, как цветок, и заполняющим все тело. Она
вскрикивала снова и снова, думая, что не может быть столько
наслаждения в мире смертных. Она просто захлебывалась в счастье. Голос
Роланда вторил ее. А с ними сливалось журчание ручья. Она буквально
вдавила его в себя, лодыжками обхватив колени, покрывая лицо жаркими
поцелуями, и он не уступал ей в своей страсти. Они любили друг друга в
феоде Меджис, на исходе последнего великого века, и зеленый мох под
тем местом, где сходились ее бедра, окрасился красным, свидетельствуя
о том, что она лишилась девственности. Они слились воедино и таким
образом предопределили свою судьбу.
{Ка.}
8
Они лежали в объятиях друг друга, нежно целуясь под равнодушным
взглядом Фелиции, и Роланд почувствовал, что засыпает. Удивляться не
приходилось - в это лето напряжение не отпускало его, и спал он плохо.
