внутри самолета, Альберт, вот почему все мои дедукции рассыпаются в прах.
- Но пилот! - возбужденно возразил Альберт. - Как это получилось, что
он оказался здесь в самое нужное время?
- Ты любишь бейсбол, Альберт?
- Я-то? Да не особенно. Ну, иногда смотрю по телеку, как играют
Доджеры. Но это так...
- Тогда я тебе, если позволишь, приведу возможно самый удивительный
случай в истории этой игры, который как раз объясняется законами
статистики. В 1957 году Тэд Вильямс поразил первую базу шестнадцать раз
подряд. И такая удача повторялась шесть матчей подряд. В 1941 году Ди
Маджио отбил мяч в пятидесяти шести ударах подряд. Однако результаты Ди
Маджио бледнеют по сравнению с результатами Вильямса. У последнего
вероятность составила один к двум миллиардам. Любители бейсбола любят
повторять, что удачу Ди Маджио никому не превзойти. Я не согласен. Более
того, готов спорить, если бы они продолжали играть еще тысячу лет, начиная
с сегодняшнего дня, счет Вильямса по шестнадцать попаданий подряд
останется рекордным.
- И что из этого следует?
- Я полагаю, что присутствие капитана Энгла на борту нынешней ночью
не более и не менее как случайность, подобная шестнадцати попаданиям
подряд Тэда Вильямса. И учитывая наши обстоятельства, я бы сказал, что это
счастливая случайность. Если бы жизнь была подобна детективной истории,
Альберт, где счастливые случайности недопустимы, как и счастливые
совпадения, все было бы куда сложнее. Но я обнаружил, что в реальной жизни
совпадения не являются исключением, они скорее правило.
- Тогда что же все-таки происходит? - прошептал Альберт.
Дженкинс протяжно вздохнул.
- Боюсь, я не тот человек, которого следует спрашивать об этом.
Плохо, что с нами на борту нет Ларри Нивена или Джона Варли.
- А кто они?
- Писатели в жанре научной фантастики, - ответил Дженкинс.
- А ты фантастикой не увлекаешься? - неожиданно спросил Ник. Брайан
обернулся и посмотрел на него. Ник тихо сидел в кресле штурмана с тех пор,
как Брайан два часа тому назад занял место главного пилота. Он молча
наблюдал все попытки Брайана хоть с кем-нибудь связаться, будь то на земле
или в воздухе.
- Да нет, когда мальчишкой был, с ума сходил по фантастике, - ответил
Брайан. - А ты?
Ник улыбнулся.
- Лет до восемнадцати я считал, что Святая Троица состоит из Роберта
Хайнлайна, Джона Кристофера и Джона Уиндема. Сейчас вот сидел и вспоминал
все эти старые истории. Думал о таких экзотических вещах, как искривление
времени и искривление пространства, о нашествиях чуждых цивилизаций.
Брайан кивнул. Почувствовал облегчение: хорошо было сознавать, что не
одному ему лезли в голову безумные мысли.
- Я вот к чему: у нас нет никакого способа выяснить, осталось ли там
внизу что-нибудь?
- Нет, - ответил Брайан. - Такой возможности у нас нет.
Над Иллинойсом низкие облака полностью закрыли черный массив земли
далеко внизу. Он был уверен, что земля там была. Роки выглядели
успокаивающе знакомыми даже с высоты в 36 000 футов. Но за их пределами он
уже ни в чем не был уверен. А облачный покров мог простираться до самого
Бангора. Без контроля над воздушными сообщениями он не имел возможности
что-либо узнать. Брайан перебрал в голове несколько вариантов. Савана
неприятным был такой: они прорвутся вниз сквозь облака и обнаружат, что
никаких признаков жизни там нет, и что аэропорт тоже исчез. Где тогда ему
совершать посадку этой птички?
- А я, понимаешь, всегда привык ожидать худшего, - сказал Ник.
"Худшего по сравнению с чем?" - подумал Брайан, но спрашивать не
стал.
- А что, если ты опустишься вниз, и мы полетим на высоте пять тысяч,
- предложил Ник. - Просто бросить взгляд. Может, зрелище небольших
городков и автомагистралей нас как-то успокоит?
Брайан обдумывал уже эту идею. Она была очень заманчива.
- Соблазнительно, - сказал он, - но сделать этого я не могу.
- Почему?
- Потому что я в первую очередь отвечаю за пассажиров, Ник. Они ведь
скорее всего ударятся в панику, даже если я им заранее все объясню.
Подумай сразу об этом нашем скандальном приятеле, который опаздывает на
важную встречу. Ну, тот, которому ты нос завернул.
- Беру его на себя, - ответил Ник. - Да и других, которые начнут
бузить, тоже.
- Я уверен, что ты справишься, - согласился Брайан, - но все равно не
вижу нужды пугать их. Мы в итоге и так все узнаем. Не вечно же нам быть
наверху.
- Ты прав, дружок, - сухо отозвался Ник.
- Я мог бы это сделать, если бы был уверен, что под облаками окажусь
на высоте хотя бы 4-5 тысяч футов, но без диспетчера и без связи с другими
самолетами такой уверенности у меня нет. Я даже не могу предположить,
какие там внизу погодные условия. Ты можешь, конечно, посмеяться, но...
- Я далек от смеха, дружок, поверь.
- А что, если предположить, что мы проскочили в некую временную
петлю, как в фантастическом рассказе? Я опущу самолет под облака, и мы
успеем увидеть бронтозавров, пощипывающих травку на поле фермера Джона,
прежде чем нас разнесет на части какой-нибудь циклон.
- Ты и вправду думаешь, что такое возможно? - спросил Ник.
Брайан внимательно посмотрел на него, пытаясь понять, нет ли сарказма
в его вопросе. Похоже, что нет, но - кто его знает? Британцы известны
своим ехидным чувством юмора.
Брайан хотел рассказать ему, что однажды видел нечто похожее, но
передумал, решив, что это прозвучит тоже несерьезно.
- Нет, конечно, такое вряд ли возможно, - сказал он. - Но ты, я
думаю, представляешь себе, что у нас нет ни малейшей идеи относительно
того, что происходит и с чем мы имеем дело. Можем, например, врезаться в
совершенно новую гору, которая прежде была Нью-Йорком, или столкнуться с
другим самолетом. Вообще, если это искривленное время, мы точно так же
могли бы оказаться в будущем, как и в прошлом.
Ник посмотрел сквозь окно.
- Похоже, что все небо наше.
- Здесь, наверху - да. А внизу - кто знает? Вот это "кто знает" для
пилота авиалиний - рискованная ситуация, вроде того, что выпадет в кости.
Я намерен пролететь над Бангором, если такие облака и над ним. Пролетим
тогда над Атлантикой и нырнем под потолок на обратном пути дугой. Не так
будет рискованно, если снизимся над водой.
- Ясно. Значит, пока что продолжаем полет.
- Правильно.
- И выжидаем.
- Тоже верно.
Ник вздохнул.
- Ну что ж, ты - капитан.
Брайан улыбнулся.
- Считай, что вам всем повезло.
Глубоко в трещинах на дне Тихого и Индийского океанов живут рыбы,
которые никогда не видели и не ощущали солнечного света. Эти странные
создания плавают в безднах, как призрачные баллоны, освещаемые изнутри
собственным свечением. Хотя они и выглядят хрупкими созданиями, на самом
деле это чудо биологии, созданное, чтобы выдерживать давление, способное в
один миг расплющить человека. Их великая сила одновременно и их слабость:
пожизненно заключенные в своем странном теле, они обречены вечно
существовать в черных безднах. Если их ловят и вытаскивают на поверхность,
к солнцу, они просто взрываются. Не внешнее давление разрушает их, а как
раз его отсутствие.
Крэг Туми вырос в своей собственной темной трещине и жил в
собственной атмосфере высокого давления. Его отец был служащим в банке. Он
подолгу отсутствовал дома - карикатурный тип круглого отличника. Своего
единственного сына он подгонял так яростно, как и самого себя. Истории,
которые рассказывал отец на сон грядущий, когда Крэг был еще совсем
ребенком, пугали мальчика. И не удивительно, потому что страх был именно
той эмоцией, которую Роджер Туми старался пробудить в мальчике. Эти
истории главным образом были о расе чудовищных созданий, называемых
лангольерами. Их миссия в жизни, их, так сказать, работа (а в мире Роджера
Туми все имело свою работу, все занималось выполнением серьезных задач)
состояла в том, чтобы набрасываться на ленивых расхлябанных детей. К тому
времени, как ему исполнилось семь лет, Крэг стал целеустремленным круглым
отличником во всем, как и его отец. Он решил навсегда: лангольерам до него
не добраться. Никогда.
Четвертной табель, в котором не стояли сплошные пятерки, был
неприемлемым. Иная оценка становилась темой лекции, насыщенной пугающими
предостережениями о том, какой станет жизнь, когда придется рыть канавы
или опорожнять мусорные ящики. Четверка была наказуема обычно недельной
изоляцией в своей комнате. В течение такой недели Крэгу разрешалось только
ходить в школу и появляться за столом во время семейной трапезы. Для
хорошего поведения выходных не было. С другой стороны, выдающееся
достижение, например, когда Крэг в соревнованиях трех школ победил в
десятиборье, никакой похвалы не удостаивалось. Когда Крэг показал отцу
медаль за такое достижение, врученную ему в присутствии всех учащихся,
отец посмотрел на нее, невразумительно хмыкнул и снова уткнулся в свою
газету. Крэгу было девять лет, когда отец умер от сердечного приступа.
Его мать была алкоголичкой, чье увлечение сдерживалось страхом перед
человеком, за которого она вышла замуж. Как только Роджера Туми не стало,
и прекратились его регулярные поиски припрятанных бутылок, которые он
разбивал и за которые отвешивал ей пощечины, требуя взять себя в руки,
Катрин Туми с энтузиазмом отдалась делу жизни. Она попеременно то окружала
своего сына необычайной любовью, то замораживала полным отвращением к
нему, в зависимости от содержания джина в ее крови в данный момент. Порой
ее поведение выглядело странным, а порой - зловещим. В день, когда Крэгу
исполнилось десять лет, она засунула ему большую кухонную спичку между
пальцами ног, подожгла ее и запела "хэппи берсдэй ту ю", пока спичка
медленно догорала до самой плоти. Она предупредила его, что если он
попытается стряхнуть спичку, то она немедленно отправит его в сиротский
приют. Угроза сиротского приюта звучала довольно часто, когда Катрин Туми
надиралась. "Я вынуждена буду это сделать в любом случае, - сказала она
ему, - поджигая спичку между пальцами ног рыдающего сына, подобно хилой
свечке по случаю дня рождения. - Ведь ты вылитый отец. Он совершенно не
умел развлечься. И ты такой же. Ты такой зануда, Крэгги-вегги". Она допела
куплет и задула спичку не раньше, чем кожа поджарилась между вторым и
третьим пальцами правой ступни Крэга. Он никогда не смог забыть желтого
пламени, чернеющей спички и растущего жжения, пока мать заплетающимся
языком и фальшивым голосом тянула "Хэппи берсдэй ту ю-уууу".
Давление.
Давление в бездне.
Крэг Туми продолжал быть во всем отличником и проводил много времени
в своей комнате. Место заключения превратилось для него в убежище. Обычно
он там занимался уроками, но порой, когда становилось тошно, когда
чувствовал себя припертым к стене, он брал листы бумаги и разрывал их на
тонкие полоски. Рассеянно бросал их к ногам, а глаза невидяще смотрели в
пустоту. Такие периоды умственной опустошенности были нечасты. В то время,
по крайней мере.
На выпускной церемонии в школе ему, как лучшему ученику, было
поручено произнести речь. Мать не присутствовала. Она была пьяна. Потом
Крэг закончил школу менеджеров. На церемонии вручения диплома матери не
было. Она умерла. В глубокой черной трещине, которая существовала в его
сердце, жила уверенность, что лангольеры в конце концов пришли за ней.
В качестве начальной практики Крэг пошел работать в калифорнийскую
