Я продолжала наблюдать за ним, пока мыла посуду. Многие годы в постели он только и делал, что спал, храпел и освобождался от газов, и я думаю, что он знал так же хорошо, как и я, что причиной этому было пьянство, а не только мое подурневшее лицо... может быть, именно пьянство. Я испугалась, что желание тряхнуть стариной заставит его закрутить колпачок "Джонни Уокера", но удача была на моей стороне. Для Джо траханье (извини за грубость, Нэнси) было всего лишь фантазией, воображением. Бутылка была намного реальнее. Бутылка стояла здесь, на столе, стоило лишь протянуть к ней руку. Джо вытащил из сумки одно из стекол для наблюдения за затмением и, взявшись за его ручку, поворачивал то так, то сяк, щурясь сквозь него на солнце. Он напомнил мне картинку, увиденную по телевизору, - шимпанзе, пытающееся включить радио. Затем Джо отложил стекло в сторону и налил себе новую порцию.
Когда я снова появилась на веранде с шитьем в корзинке, то увидела, что он уже доходит до кондиции. Но он все же зорко посмотрел на меня, пытаясь понять, не собираюсь ли я зацепить его.
- Не обращай на меня внимания, - сладенько проворковала я. - Я просто посижу здесь и подожду, когда начнется затмение. Хорошо, что показалось солнце, правда?
- Господи, Долорес, ты, наверное, думаешь, что у меня сегодня день рождения, - произнес Джо. Голос у него был приглушенный, как бы подбитый мехом.
- Ну, что-то вроде этого, - ответила я и начала латать старенькие джинсы Малыша Пита.
Следующие полчаса тянулись так же долго, как в то время, когда я была еще совсем маленькой девочкой, когда тетушка Клорис пообещала зайти за мной и повести меня впервые в жизни в кино. Я долатала джинсы Малыша Пита, поставила заплаты на брюки Джо-младшего (даже тогда он не носил джинсы - мне кажется, часть его уже в те дни решила, что он станет политиком, когда вырастет) и подрубила юбочку Селены. Последнее, что я сделала, - пришила пуговицы на ширинке брюк Джо. Брюки были старые, но носить их все-таки еще было можно. Я помню, как у меня промелькнула мысль, что в них его можно будет и похоронить.
И тут, когда я так подумала, совершенно неожиданно я заметила, что свет на моих руках немного потускнел.
- Долорес? - произнес Джо. - Мне кажется, это именно то, чего ты и все эти остальные дураки так ждали.
- Ага, - пробормотала я. - Я тоже так думаю. - Дворик, обычно ярко-желтый в жарких лучах послеполуденного июльского солнца, окрасился в блекло-розовые тона, а тень, отбрасываемая домом на подъездную дорожку, как-то истончилась - такой странной тени я никогда не видела ни до, ни после.
Я вытащила коробочку с отражателем и взяла ее так, как сотни раз за последнюю неделю показывала мне Вера, и тут странная мысль промелькнула в моей голове: "Та малышка делает то же самое. Та, которая сидит на коленях у своего отца. Она делает то же самое".
Ни тогда, ни сейчас я не знаю, что могла означать эта мысль, Энди, но все равно я рассказываю об этом, потому что решила рассказать вам обо всем и потому что позже опять подумала о той малышке. Но тогда, в следующее мгновение, я не просто подумала о ней; я увидела ее, как видят людей во сне, как, должно быть, древним пророкам являлись их видения: маленькую девочку лет десяти, держащую коробочку с отражателем в руках. На ней было коротенькое платьице в красно-желтую полоску - что-то типа летнего сарафанчика без рукавов, - а губы подкрашены помадой цвета перечной мяты. У нее были светлые волосы, собранные кверху, будто девочка хотела выглядеть старше, чем была на самом деле. И я увидела еще нечто, что заставило меня подумать о Джо: руки ее отца лежали на коленях девочки достаточно высоко. Возможно, выше, чем это позволительно. А потом видение исчезло.
- Долорес? - спросил меня Джо. - С тобой все в порядке?
- Что ты имеешь в виду? - вопросом на вопрос ответила я. - Конечно, со мной все в порядке.
- Ты как-то странно выглядела.
- Это просто затмение, - сказала я, да и действительно я думала, что причина кроется именно в этом, Энди, но мне казалось, что увиденная мною девчушка реальна и что она сидела на коленях у своего отца где-то в зоне солнечного затмения, в то время как я сидела на веранде своего дома рядом с Джо.
Я посмотрела в коробочку с отражателем и увидела крошечное белое солнце, настолько яркое, что оно напоминало пылающий пятидесятицентовик, с темным изгибом на одной стороне. Я не могла оторвать глаз от этого зрелища, а потом взглянула на Джо. Подняв один из обозревателей, он вглядывался в него.
- Черт побери, - произнес он. - Оно действительно исчезает.
Где-то в это же время в траве затрещали кузнечики; мне кажется, им показалось, что солнце слишком рано начало садиться в тот день, но все равно пришло время для их вечерних песен. Я взглянула на лодки и увидела, что вода, по которой они плавали, стала темно-синей - в этом было что-то жуткое и завораживающее одновременно. Мое сознание пыталось заставить меня поверить, что эти лодки под странно-темным летним небом были всего лишь галлюцинацией.
Взглянув на часы, я увидела, что уже без десяти пять. Это означало, что около часа никто на острове не будет ни думать о чем-то другом, ни видеть ничего другого. Ист-лейн как вымерла, все наши соседи были либо на "Принцессе", либо на крыше отеля, и если я действительно решила наказать его, то это время настало. Все во мне похолодело. Но я не могла откладывать задуманное ни на минуту. Я знала, если не сделаю этого прямо сейчас, то не сделаю ухе никогда.
Я положила коробочку с отражателем рядом с шитьем и окликнула мужа:
- Джо?
- Что? - спросил он. Он смеялся над затмением, но когда оно действительно началось, казалось, он не мог оторвать от него глаз. Закинув голову, он смотрел сквозь затемненное стекло вверх.
- Наступило время сюрприза, - сказала я.
- Какого сюрприза? - спросил он, а когда опустил вниз наблюдатель, который состоял из нескольких слоев специально затемненного стекла, заключенного в рамочку, и посмотрел на меня, я поняла, что вовсе не солнечное затмение подействовало на него. Он был пьян как свинья. Если он не поймет, что я скажу ему, то мой план провалится, даже не начавшись. И что мне тогда делать? Я не знала. Единственное, что я действительно знала, испугало меня до полусмерти: я не собиралась отступать. Неважно, как плохо все это повернется или что случится позже, - я не собиралась отступать.
Джо схватил меня за плечо и тряхнул:
- О чем это ты говоришь, женщина? - произнес он.
- Ты знаешь о деньгах на детских счетах? - спросила я.
Глаза Джо немного сузились, и я поняла, что он не так уж и пьян, как мне сперва показалось. И я поняла, что один-единственный поцелуй абсолютно ничего не меняет. Целовать может кто угодно; именно поцелуем Иуда Искариот выдал римлянам Иисуса.
- Ну и что? - процедил он.
- Ты взял их.
- Чертовски удачно, - ответил Джо.
- Конечно, - сказала я. - Узнав о твоих шашнях с Селеной, я пошла в банк. Я собиралась снять деньги со счетов, а потом увезти детей подальше от тебя.
Джо открыл рот и несколько секунд молча смотрел на меня. А потом он начал смеяться - просто откинулся на спинку кресла и хохотал, в то время как темнота все плотнее и плотнее обступала его.
- Ну что ж, тебя провели, не так ли? - спросил он. Затем, налив себе еще немного виски, Джо снова стал смотреть на небо сквозь затемненное стекло. В этот раз я с трудом увидела отбрасываемую на его лицо тень.
- Нет уже половины, Долорес! - воскликнул он. - Уже нет половины, а может, даже и больше!
Я взглянула в свою коробочку с отражателем и увидела, что он прав; от пятидесятицентовика осталась всего лишь половина, да и та неуклонно уменьшалась.
- Ага, - произнесла я. - Половина уже исчезла. Что же касается денег, Джо...
- Лучше забудь об этом, - сказал он мне. - Не забивай свою маленькую, глупую голову. Эти деньги в надежных руках.
- О, я больше не думаю о деньгах, - возразила я. - Ни капельки. Однако то, как ты провел меня, - вот что не дает мне покоя.
Джо кивнул как-то грустно и задумчиво, желая показать, что понимает и сочувствует мне, но долго не смог удержаться в рамках этой роли. Вскоре он просто взорвался от смеха, как ребенок, обманувший учительницу, которую он вовсе не боится. Он так смеялся, что серебрившиеся в сумерках брызги слюны так и вылетали из его рта.
- Извини, Долорес, - произнес он, когда наконец-то снова обрел возможность говорить. - Я не хотел смеяться, но я все же действительно опередил тебя, разве не так?
- О да, - согласилась я. В конце концов это было правдой.
- Здорово я провел тебя, - сказал Джо, смеясь и тряся головой, как это делают люди, услышав действительно смешной анекдот.
- Да, - согласилась я, - но знаешь, что я тебе скажу?
- Нет, - ответил он. Уронив стекло на колени, Джо повернулся ко мне. Он так смеялся, что на его красноватые свиные глазки навернулись слезы. - У тебя на всякий случай заготовлены пословицы и поговорки, Долорес. Что же в них говорится о мужьях, которым наконец-то удается проучить своих жен, сующих куда не надо свой нос?
- Обманешь меня раз - позор тебе, обманешь меня дважды - позор мне, - сказала я. - Ты провел меня с Селеной, а затем ты провел меня с деньгами, но мне кажется, я наконец-то догнала тебя.
- Ну что ж, может, так, а может быть, и нет, - возразил Джо, - но если ты беспокоишься, что я растрачу их, то не надо, потому что...
- Я не беспокоюсь, - отрезала я. - Я уже сказала тебе об этом. Это ни грамма не беспокоит меня.
Тогда он мрачно взглянул на меня, Энди, улыбка постепенно сходила с его лица.
- У тебя снова такой довольный вид, - сказал он, - он мне не очень-то нравятся.
- Зуб за зуб, - заметила я.
Джо долго смотрел на меня, пытаясь понять, что же происходит в моей голове, но, клянусь, для него это оставалось такой же загадкой, как и всегда. Выпятив нижнюю губу, он так тяжко вздохнул, что сдул спадающую на лоб прядь волос.
- Большинство женщин не понимают в деньгах главного, Долорес, - произнес он, - и ты не исключение. Я положил деньги на один счет, вот и все... так это намного интереснее. Я не сказал тебе, потому что не хотел слушать всякий вздор. Мне и так приходится выслушивать достаточно много, но что слишком, то нехорошо. - А затем он снова приподнял стекло, давая мне понять, что тема закрыта.
- На счет, открытый только на твое имя, - произнесла я.
- Ну так что? - спросил он. К тому времени мы уже сидели в глубоких сумерках, и очертания деревьев на горизонте начали расплываться. Я слышала, как позади дома жалобно запел козодой. Казалось, что стало прохладнее. От всего этого у меня возникло странное чувство... как будто я видела сон, каким-то чудом превратившийся в реальность.
- А почему счет не должен быть на мое имя? Разве я не их отец?
- Ну что ж, твоя кровь течет в их жилах. Если в этом заключается смысл отцовства, то ты, конечно, отец.
Я видела, как он пытался решить, стоит ли цепляться за эти слова, но потом решил отказаться.
- Не стоит больше говорить об этом, Долорес, - сказал он. - Я предупреждаю тебя.
- Только еще немного, - улыбаясь, возразила я. - Ты совсем забыл о сюрпризе.
Джо удивленно взглянул на меня:
- Что за вздор ты несешь, Долорес?
- Видишь ли, я встретилась с управляющим банка в Джонспорте, - сказала я. - С очень хорошим человеком по имени мистер Пис. Я рассказала ему о случившемся, и он страшно расстроился. Особенно когда я показала ему чековые книжки, которые не были утеряны, - вопреки твоему рассказу.
Именно тогда Джо потерял всякий интерес к солнечному затмению. Он просто сидел в своем проклятом кресле-качалке, взирая на меня широко открытыми глазами. Брови его поднялись кверху, а губы так плотно сжались, что превратились в узкую белую полоску. Он уронил стекло на колени, руки его сжимались и разжимались, но очень медленно.
- Выяснилось, что ты не должен был поступать подобным образом, - продолжила я. - Мистер Пис проверил, все ли еще деньги находятся в банке. Когда мы выяснили, что они все еще там, мы оба вздохнули с облегчением. Он спросил, не хочу ли я вызвать полицию и рассказать им, что случилось. По выражению его лица я поняла, что он надеется, что я откажусь. Я спросила, может ли он вернуть эти деньги мне обратно. Он просмотрел книги и ответил, что может. И тогда я сказала: "Это будет лучше всего". И он сделал это. Именно поэтому я больше не беспокоюсь о деньгах моих детей, Джо, - теперь я получила их, а не ты. Разве это не отличный сюрприз?
