Было где-то час пятнадцать, когда я подошла к деревне. До затмения оставалось еще добрых три часа, улицы были пусты. В голову мне пришла мысль о городишке в южной части штата, где, как говорят, никто не живет. Затем я посмотрела на крышу Харборсайд-отеля и поразилась еще сильнее. Больше сотни людей уже собрались там, прогуливаясь по крыше и изучая небо, как фермер во время сбора урожая. Взглянув вниз на пристань, я увидела "Принцессу" со спущенным трапом и палубой, набитой людьми. Они прогуливались, держа в руках бокалы с коктейлем, наслаждаясь вечеринкой на открытом воздухе. Да и вся пристань кишмя кишела людьми, к тому же в море было около пятисот лодочек - больше, чем я когда-либо видела за один раз, - готовых к отплытию. Все без исключения, были ли они на крыше, на причале или на палубе "Принцессы", надели светозащитные очки либо держали в руках закопченные стекла или коробочки с отражателями. Никогда ни до, ни после этого ничего подобного не было на острове, и даже если бы я не задумала то, что задумала, мне кажется, все равно это показалось бы мне сном.
Винная лавочка была открыта, несмотря на затмение, - я думаю, эти пройдохи будут работать как обычно даже в день Страшного Суда. Я зашла и купила бутылочку виски "Джонни Уокер Ред", а потом отправилась домой, Я сразу же отдала бутылку Джо - без всяких предисловий, просто кинула ее ему на колени. Затем вошла в дом и достала сумку, которую дала мне Вера, с принадлежностями для наблюдения за солнечным затмением. Когда я снова вышла на веранду, Джо рассматривал бутылку на свет.
- Ты собираешься пить или будешь только смотреть? - спросила я.
Он довольно-таки подозрительно взглянул на меня:
- Какого черта! Что это значит, Долорес?
- Это подарок, чтобы отметить затмение, - отцветила я. - Если ты не хочешь, то я могу вылить это в раковину.
Я сделала вид, что потянулась к бутылке, но он моментально отдернул руку.
- В последнее время ты делаешь мне чертовски много подарков. - сказал Джо. - Мы не можем позволять себе такие дорогие напитки, независимо от того, есть затмение или нет. - Однако это не удержало его от того, чтобы достать складной нож и снять пробку.
- Честно говоря, это не только из-за затмения, - сказала я. - Мне так хорошо и так спокойно, что мне хочется поделиться своей радостью. А так как я заметила, что тебя делает счастливой бутылка...
Я наблюдала, как он снял пробку и налил себе. Руки у него дрожали, но мне не было жаль его. Чем пьянее он будет, тем лучше для меня.
- Что же тебя сделало счастливой? - спросил он. - Разве кто-то уже изобрел лекарство от уродства?
- Как подло говорить подобное тому, кто только что купил тебе бутылку превосходного виски, - заметила я. - Наверное, мне действительно стоит забрать ее. - Я опять потянулась за бутылкой, но он снова убрал ее в сторону.
- Для меня это отличный шанс, - произнес он.
- Тогда веди себя прилично, - сказала я. Джо, не обращая внимания на мои слова, продолжал подозрительно смотреть на меня.
- С чего это ты чувствуешь себя так хорошо? - снова спросил он. - Это из-за детей? Довольна, что выпроводила их из дома?
- Ничего подобного. Я уже скучаю по ним, - ответила я, да так оно и было на самом деле.
- Да, конечно, - произнес он и сделал глоток. - Тогда с чего бы это?
- Я попозже расскажу тебе, - приподнимаясь, ответила я.
Джо схватил меня за руку и потребовал:
- Скажи сейчас, Долорес. Ты знаешь, мне не нравится, когда ты дерзишь мне.
Я посмотрела на него сверху вниз и сказала:
- Тебе лучше убрать свои руки прочь от меня, иначе бутылка с дорогим виски разобьется о твою голову. Мне не хочется ссориться с тобой, Джо, особенно сегодня. Я купила салями, немного швейцарского сыра и кусочек бисквита.
- Бисквита! - воскликнул он - Боже правый, женщина!
- Не возмущайся, - сказала я. - Я хочу устроить для нас пир не хуже, чем будет у Веры на пароме.
- От хорошей еды у меня бывает несварение желудка, так что приготовь мне обыкновенный сэндвич.
- Хорошо, - согласилась я. - С удовольствием.
Теперь он смотрел на плес - возможно, мое упоминание о пароме подействовало на него, - уродливо оттопырив нижнюю губу, как умел делать только он. Лодок в бухте стало еще больше, и мне показалось, что небо немного прояснилось.
- Посмотри на это! - воскликнул Джо, неприятно ухмыляясь по своему обыкновению (именно эту ухмылочку пытался копировать его младший сын). - Чего это ради все эти людишки выпрыгивают из штанов? И всего-то туча на пару минут закроет солнце. Надеюсь, пойдет дождь! Надеюсь, дождь будет такой сильный, что затопит эту старую каргу, на которую ты работаешь, а с ней и всех остальных!
- Вот это в стиле моего Джо! - воскликнула я. - Всегда веселый, всегда доброжелательный!
Он оглянулся на меня, обхватив бутылку с виски - так, как медведь облапывает бочонок с медом.
- На что это ты намекаешь, женщина?
- Ни на что, - ответила я. - Я пойду в дом и приготовлю бутерброд для тебя и что-нибудь перекусить для себя. А затем мы немного выпьем и понаблюдаем за затмением - Вера любезно предоставила нам все, что нужно для этой цели, - а когда все окончится, я расскажу тебе о причине своего хорошего настроения. Это сюрприз.
- Я не люблю дурацких сюрпризов, - заметил Джо.
- Я это знаю, - сказала я. - Но этот сюрприз тебе ужасно понравится, Джо. Ты и мечтать не мог о подобном.
А потом я удалилась в кухню, чтобы Джо действительно мог приложиться к купленной мною бутылочке. Я хотела, чтобы он насладился ею, - честно. В конце концов, это был последний напиток в его жизни. Там, где он будет, ему уже не понадобится помощь "Анонимных алкоголиков", чтобы удержаться от пьянки.
Это был самый длинный и самый странный день в моей жизни. Джо сидел на веранде в своем любимом кресле-качалке, держа газету в одной руке, а стакан в другой, и что-то болтал насчет выборов демократов в августе. Он уже забыл о том, что хотел выяснить, почему это я счастлива, как и о солнечном затмении. Я готовила сэндвич для него, напевая какой-то мотивчик, и думала: "Постарайся как следует, Долорес, - положи побольше красного лука, который он так любит, и обязательно горчицы, чтобы сэндвич был острым. Приготовь вкусный сэндвич, потому что это последняя еда в его жизни".
Из кухонного окна мне был виден белый камень за дровяным сараем и начало зарослей ежевики. Платок, который я привязала к ветке кустика, все еще был там; его я тоже видела. Он развевался на ветру. Каждый раз при взлете платка я думала о прогнившей крышке над старым колодцем.
Я помню, как в тот день пели птицы и как издалека долетали звуки голосов перекликающихся друг с другом людей - как будто они разговаривали по радио. Я даже помню, что именно я напевала:
"Восхитительная Грейс, как звучит это сладко". Все так же напевая, я готовила себе крекеры с сыром (они нужны мне были не больше, чем курице флаг, но я не хотела, чтобы Джо удивился, почему это я не ем).
Было, наверное, четверть третьего, когда я вышла на террасу, неся на одной руке поднос с едой, как официантка, а в другой держа сумочку, которую дала мне Вера. На небе все еще были тучи, но они уже становились легче и светлее.
Оказалось, что еда была великолепной. Джо никогда не был щедр на комплименты, но по тому, как он отложил газету и посмотрел на сэндвич, как ел его, я поняла, что ему очень понравилось. На ум мне пришла фраза из какой-то книжки или фильма: "Осужденного на смерть кормят до отвала". И я уже не могла отделаться от этой мысли.
Однако и я не переставала орудовать вилкой в своей тарелке и съела все до последней крошки, к тому же выпила еще бутылочку пепси. Несколько раз мне приходила в голову мысль: все ли палачи едят с аппетитом в тот день, когда им приходится выполнять свою работу? Человеческий ум иногда доходит до смешного, особенно когда человек нервничает по поводу какого-либо дела.
Солнце пробилось сквозь тучи как раз в тот момент, когда мы заканчивали обедать. Я вспомнила сказанное Верой утром, взглянула на часы и улыбнулась. Было три часа, минута в минуту. Как раз в это время Дейв Пеллетьер - в те дни он развозил почту на острове - проехал обратно в городок, оставляя позади себя длинный шлейф пыли, и до самых сумерек мимо нашего дома не проехало больше ни одной машины.
Поставив на поднос пустые тарелки и бутылочку из-под пепси, я уже собиралась встать, но тут Джо сделал то, чего не делал уже многие годы: положил руку мне на шею и поцеловал. Мне стало очень хорошо; от него разило спиртным, луком и салями, у него отросла трехдневная щетина, но все же это был поцелуй, в котором не чувствовалось ни издевки, ни насмешки. Это был такой приятный поцелуй, что я даже не могла вспомнить, когда же он целовал меня вот так. Закрыв глаза, я позволила ему поцеловать себя. Я отлично помню это - закрыв глаза, я чувствовала его губы на своих, а солнце - на лбу. И то и другое было теплым и приятным.
- Все было не так уж и плохо, Долорес, - произнес он - наивысшая похвала, на которую был способен Джо.
И в эту секунду я заколебалась - я вовсе не собираюсь здесь что-нибудь приукрашивать. В это мгновение я увидела не того Джо, который протягивал руки к Селене, а того, в классной комнате в 1945 году, - как я смотрела на него и желала, чтобы он поцеловал меня именно так, как сейчас; как я думала: "Если он поцелует меня, то я приподнимусь на цыпочки и прикоснусь к его лбу, пока он будет целовать меня... проверю, такой ли гладкий у него лоб, каким выглядит".
Я подняла руки, чтобы прикоснуться к нему - совсем так, как мечтала об этом когда-то, еще совсем зеленой девчонкой, и в ту минуту, когда я делала это, мой внутренний глаз раскрылся шире, чем когда-либо. Он увидел, как Джо будет вести себя дальше, если я позволю ему это, - он не только добьется от Селены того, чего хочет, и не только растратит все украденные у собственных детей деньги, но и будет воздействовать на них; унижать Джо-младшего за хорошие оценки и любовь к истории, одобрительно хлопать Малыша Пита по спине, когда тот будет обзывать кого-нибудь ублюдком или говорить своему однокласснику, что тот ленив, как негр; влиять на них; постоянно влиять на них. И он будет делать это, пока они не сломаются или не станут испорченными, если я позволю ему, а в конце концов он умрет и оставит нас ни с чем, только со счетами и ямой, чтобы похоронить его.
Ну что ж, у меня есть для него яма, и не шести, а тридцати футов в глубину, к тому же выложенная камнем, а не грязью. Я припасла для него яму, и один-единственный поцелуй после трех, а может быть, и пяти лет ничего не должен изменить. Как и прикосновение к его лбу, что и было, в общем-то, основной причиной всех моих проблем... но я все равно прикоснулась к нему; провела по лбу пальцем, вспоминая, как он целовал меня около бара, пока джаз-бэнд наигрывал "Серенаду лунного света", и как я вдыхала запах одеколона его отца, исходивший от его щек, пока он целовал меня.
А потом я взяла себя в руки.
- Я рада, - ответила я, снова берясь за поднос. - Почему бы тебе не проверить коробочки с отражателями и остальные причиндалы для солнечного затмения, пока я отнесу эти тарелки в кухню?
- Я и пальцем не прикоснусь к тому, что дала тебе эта старая ведьма, - сказал Джо, - к тому же мне нет никакого дела до этого чертова затмения. Я и раньше видел темноту. Это происходит каждую ночь.
- Ладно, - ответила я. - Как хочешь.
А когда я подходила к двери, Джо сказал:
- Может быть, попозже мы сможем потешить чертей, Ди?
- Возможно, - произнесла я, все время думая, что чертей-то уж будет вполне достаточно. Еще до наступления вторых сумерек за этот день Джо Сент-Джордж повстречает столько чертей, сколько ему не привиделось бы и в самом страшном сне.
