- Миссис Сент-Джордж, мне очень жаль, но...
- Вот если бы все было наоборот, - продолжала я, - если бы это я рассказала вам историю о потерянных чековых книжках и попросила новые, если бы это я начала спускать то, что откладывалось одиннадцать или двенадцать лет... разве вы не позвонили бы Джо Сент-Джорджу? Если бы деньги были все еще здесь, чтобы я могла отступить сегодня, как намеревалась это сделать, разве вы не позвонили бы ему в ту же минуту, как только я вышла бы из банка, чтобы сообщить ему - просто оказывая любезность, - что сделала его жена?
Потому что именно этого я от них и ожидала, Энди, - именно поэтому я выбрала день, когда Джо не будет дома. Я собиралась вернуться на остров, забрать детей и быть уже далеко-далеко к тому времени, когда на подъездной дорожке появится Джо.
Пис посмотрел на меня и открыл рот. Затем закрыл его и ничего не сказал. Это было уже не нужно. Ответ был написан на его лице.
Конечно, он - или еще кто-нибудь из банка - позвонил бы Джо и звонил бы, пока не поговорил с ним. Почему? Потому что Джо был хозяином дома, вот почему. И причина того, что никто не потрудился позвонить мне, была в том, что я была всего лишь его женой. Что там я могла знать о деньгах, кроме того, как зарабатывать их, стоя на коленях, надраивая полы и вылизывая туалеты? Если хозяин дома решил потратить все отложенные деньги своих детей, значит, у него была достаточно веская причина, а если это и не так, разве это важно? Это не имеет никакого значения, потому что он хозяин в семье, он отвечает за все. А его жена - всего-навсего женщина, она отвечает только за полы, туалеты и воскресные обеды.
- Если возникла проблема, миссис Сент-Джордж, - продолжал говорить Пис, - я очень сожалею, но...
- Если ты скажешь о сожалении еще раз, я так скручу твою голову, что ты станешь похож на горбуна, - проскрежетала я, но он мог уже не опасаться за свою жизнь. В тот момент я не чувствовала в себе сил даже для того, чтобы отпихнуть с дороги пивную банку. - Просто скажи мне одну вещь, и я отстану от тебя: деньги потрачены?
- Откуда я могу это знать? - ответил он.
- Джо имеет дело с вашим банком всю свою жизнь, - стараясь казаться спокойной, сказала я. - Он мог бы положить эти деньги в другой банк, но вряд ли сделал это - он слишком тупой и ленивый и редко меняет привычки. Нет, либо он закопал их где-то, либо положил их в ваш же банк. Вот что я хочу знать: открыл ли мой муж новый счет в вашем банке за последние пару месяцев, - Только это, Энди, звучало как "я должна знать". Узнав, что мой муж обвел меня вокруг пальца, я почувствовала себя отвратительно, это было ужасно, но не знать, растрынькал он деньги или нет... это могло убить меня.
- Открыл ли он... это секретная информация, - сказал мистер Пис.
- Ну да, - произнесла я. - Она была таковой. Я прошу вас нарушить правило. Взглянув на вас, можно понять, что вы не часто это делаете. Но это были деньги моих детей, мистер Пис, и он обманным путем завладел ими. И вы это знаете - доказательство лежит прямо на вашем столе. Эта ложь не сработала бы, если бы этот банк - ваш банк - сделал одолжение и позвонил мне.
Кашлянув, он начал:
- В наши обязанности не входит...
- Я знаю, что не входит, - оборвала его я. Мне хотелось схватить Писа и как следует встряхнуть, но я понимала, что это не поможет - на такого человека это не повлияет. К тому же моя мать говорила, что невозможно поймать больше мух на уксус, чем на мед, и я знала, что это действительно так. - Я это знаю, но подумайте, один-единственный звонок избавил бы меня от горестных мук и сердечной боли. Но если вы захотите хоть немного уменьшить мои страдания - я знаю, что вы не обязаны, но если вы захотите, - пожалуйста, скажите мне, открыл ли он новый счет в вашем банке, или мне придется перекопать всю землю вокруг моего дома. Пожалуйста - я никогда не расскажу об этом. Клянусь Господом, никогда.
Он сидел и смотрел на меня, барабаня пальцами по зеленым листочкам бумаги. У него были такие ухоженные ногти, как будто он пользовался услугами профессиональной маникюрши, хотя я знала, что это не так - мы же говорим о Джонспорте 1962 года. Я думаю, маникюр ему делала его жена. Эти чистенькие, ухоженные пальчики глухо постукивали по бумаге, и я подумала: "Он ничем не захочет помочь мне, это не тот тип мужчин. Что ему за дело до жителей острова и их проблем? Он заботится только о своей собственной шкуре".
Поэтому, когда он заговорил, я почувствовала легкий укол совести за то, что думала о мужчинах вообще и о нем - в частности.
- Я не могу выяснять что-то, пока вы сидите здесь, миссис Сент-Джордж, - сказал он. - Почему бы вам не пойти в кафе и не выпить чашечку крепкого горячего кофе? Судя по вашему состоянию, вам нужно именно это. Я присоединюсь к вам через пятнадцать минут. Нет, лучше через полчаса.
- Благодарю, - ответила я. - Огромное спасибо.
Он вздохнул и начал собирать все бумажки в стопку.
- Наверное, я теряю разум, - пробормотал он, а потом нервно рассмеялся.
- Нет, - сказала я. - Просто вы помогаете женщине, которой больше не к кому обратиться. Вот и все.
- Страдающие женщины всегда были моей слабостью, - сказал он. - Дайте мне полчаса. Может быть, чуточку больше.
- Но вы придете?
- Да, - ответил он. - Обязательно.
И он пришел, но не через полчаса, а минут через сорок пять, и к тому времени я уже решила, что он оставил меня в беде. Когда он вошел в кафе, я подумала, что он принес плохие новости. Мне показалось, я прочитала это на его лице.
Он несколько секунд постоял у входа, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что в кафе нет никого, кто мог бы создать для него проблемы, увидев нас вместе после скандала, учиненного мною в банке. Затем он подошел к столику в углу, за которым я сидела, и сказал:
- Деньги до сих пор в банке. Большая их часть. Около трех тысяч долларов.
- Слава Богу! - облегченно вздохнула я.
- Это хорошая часть, - продолжал он. - Хуже то, что новый счет открыт только на его имя.
- Ну конечно, - ответила я. - Он ведь не давал мне подписывать никаких банковских документов. Ведь это выводит меня из игры, ведь так?
- Многие женщины не понимают даже этого, - заметил мистер Пис. Он кашлянул и поправил галстук, а потом нервно оглянулся - посмотреть, кто вошел, когда зазвенел колокольчик на входной двери. - Многие женщины подписывают любые бумаги, которые их мужья раскладывают перед ними.
- Ну что ж, я не многая из женщин, - ответила я.
- Я это заметил, - сухо произнес он. - В любом случае я выполнил вашу просьбу, и теперь мне действительно необходимо возвратиться в банк. Сожалею, что у меня нет времени выпить с вами чашечку кофе.
- Знаете, - сказала я, - я сомневаюсь в этом.
- Так же, как и я, - ответил он. Но он пожал мне руку, как мужчина мужчине, и я восприняла это как комплимент. Я оставалась на своем месте, пока он не ушел, и когда ко мне подошла официантка и спросила, хочу ли я еще чашечку кофе, я поблагодарила и отказалась, сказав, что у меня уже от первой появилась изжога. Так оно и было, только дело было вовсе не в кофе.
Человек всегда находит, за что быть благодарным судьбе, в каком бы бедственном положении он ни оказался, и, возвращаясь назад на пароме, я была благодарна ей хотя бы за то, что не упаковала вещи; благодаря этому мне не нужно было снова все распаковывать. И я была рада, что ничего не сказала Селене. Я уже было решилась, но в последний момент испугалась, что секрет может оказаться слишком огромным для нее, она поделится им с подружкой, и таким образом все дойдет до Джо. Мне даже пришло в голову, что она могла бы заупрямиться и отказаться уехать. Я не думаю, что это могло случиться, судя по тому, как она избегала Джо, но когда имеешь дело с подростком, возможно все - абсолютно все.
Итак, у меня были причины для благодарности, но не было никаких идей. Я не могла снять деньги с нашей общей сберегательной книжки; там лежало всего-навсего сорок шесть долларов, а на текущем счету их оставалось еще меньше - если мы еще не превысили кредит, то были весьма близки к этому. Я не собиралась вот так, схватив детей в охапку, бежать куда глаза глядят; нет, сэр, нет, мэм. Если я сделаю это, то Джо потратит все деньги просто в отместку. Он и так спустил долларов триста, если верить мистеру Пису... но осталось около трех тысяч, и долларов двести пятьдесят я вложила лично - я заработала их, скребя пол и надраивая окна, развешивая простыни этой суки Веры Донован - шесть прищепок, а не четыре, - только за это лето. Конечно, это не было так тяжело, как зимой, но все же это не было похоже на прогулку по парку.
Однако нам с детьми все равно нужно было уезжать, я уже решилась на это, но будь я проклята, если мы уедем без цента в кармане. Я имею в виду, что мои дети должны были получить свои деньги обратно. Возвращаясь на остров и стоя на передней палубе "Принцессы", я знала, что собираюсь выбить из Джо эти деньги обратно. Единственное, чего я не знала, так это как я все сделаю.
Жизнь продолжалась. Если судить поверхностно, то кажется, что ничего не меняется, кажется, что на острове никогда ничего не меняется... если только вы не вникаете в сузь. Но внутри жизни намного больше, чем снаружи, и по крайней мере для меня все очень сильно изменилось в ту осень. Изменилось то, как я видела вещи, как воспринимала их, - мне кажется, именно в этом заключались главные изменения. Теперь я говорю не только о третьем глазе; к тому времени я уже видела все, что мне нужно было видеть двумя своими глазами.
То, с каким грязным, свинским вожделением Джо иногда смотрел на Селену, когда она, например, надевала халатик, или то, как он смотрел на ее попку, когда она наклонялась, чтобы поднять что-нибудь с пола. То, как она обходила его, когда он сидел в кресле, а ей нужно было пройти в свою комнату через гостиную; то, как она старалась никогда не прикоснуться к его руке, передавая ему за столом тарелку. Сердце мое ныло от стыда и горя, но это доводило меня до такого бешенства, что у меня сводило спазмами желудок. Господи, он был ее отцом, его кровь текла в ее жилах, у нее были его темные волосы, но глаза его становились круглыми, если неожиданно приоткрывался ее халатик.
Я видела, как Джо-младший тоже старался избегать его и не отвечал на вопросы отца, если мог, и бормотал что-то в ответ, если этого не удавалось избежать. Я вспоминаю тот день, когда Джо-младший показал мне свое сочинение о президенте Рузвельте, когда получил его обратно от учительницы. Она поставила "А с плюсом" и написала, что это единственная "А с плюсом", поставленная ею за двадцать лет преподавания, и она считает, что было бы неплохо отослать сочинение в газету. Я спросила Джо-младшего, отошлет ли он свое сочинение в "Америкэн" или "Таймс", заметив при этом, что с удовольствием оплачу все почтовые расходы. Но он только покачал головой и рассмеялся. Мне этот смех вовсе не понравился - он был грубым и циничным, напоминавшим смех его отца.
- И выслушивать отца следующие шесть месяцев? - спросил он. - Благодарю покорно. Разве ты не слышала, как отец называет его?
Я как сейчас вижу, Энди, как Джо-младший стоит на веранде, засунув руки в карманы брюк и глядя на меня сверху вниз (ему было всего двенадцать, но рост у него был около шести футов), а я держу в руках его сочинение с отметкой "А с плюсом". Я отлично помню горькую улыбку, застывшую в уголках его губ. Эта улыбка не предвещала ничего хорошего, в ней не было радости и счастья. Это была улыбка его отца, хотя я никогда не смогла бы сказать мальчику об этом.
- Из всех президентов отец больше всего ненавидит Рузвельта, - произнес Джо-младший. - И поэтому для сочинения я выбрал именно его. А теперь верни мне тетрадь, пожалуйста, я сожгу ее.
- Нет, сыночек, - ответила я, - и если ты хочешь узнать, что такое быть сброшенным с веранды своей собственной матерью, ты можешь попытаться отобрать у меня сочинение.
Джо-младший пожал плечами. Он сделал это совсем как его отец, но улыбка его стала шире, а его отец никогда в жизни не был способен на такую милую и искреннюю улыбку.
