служитель из суда открыл дверь комнаты присяжных и спросил присутствующих,
не хотят ли они на сегодня закончить и отправиться в отель.
Харт несколько секунд смотрел на молодую женщину, а потом предложил:
- Давайте проголосуем еще раз?
Это оказалось сделать очень просто. Как показал подсчет голосов, на
этот раз было единогласие. Гарри Коттон был признан виновным в
предумышленном убийстве и приговорен к смерти в газовой камере.
И настроение присяжных сразу же изменилось. Исчезли гнетущее
напряжение и атмосфера. Словно легкий морской бриз повеял в помещении,
прорвавшись в окно. Присяжные заулыбались и начали похлопывать друг друга
по плечу. Только Харт и миссис Слэгл не участвовали в этом.
Пока они ждали, когда известят об этом судью и пока заключенного не
введут в зал суда, Меррилл отвел Харта в сторону.
- Как вам это удалось? - радостно поинтересовался он. - Как вам
удалось заставить ее изменить мнение? Что вы ей сказали?
Но Харт вовсе не был рад своему успеху. Психологический трюк, который
он применил, оставил в нем самом неприятное чувство. Дело в том, что он
атаковал ее в самое уязвимое место.
- Я только напомнил ей, - спокойно сообщил он, - что завтра
начинаются занятия в школе и что для матерей это одно из самых больших
радостей в жизни - провожать детей в школу в первый день занятий. - Он
пожал плечами. - У нее двойняшки, которые завтра пойдут в школу в первый
раз. И мне кажется, что мне удалось убедить ее в том, что такая грязная
потаскушка и ее убийца не заслуживают того, чтобы ради них отказаться от
своих почетных материнских обязанностей.
Меррилл хихикнул.
- У меня самого трое детей и я понимаю, что вы имеете ввиду. Да, удар
был нанесен верный. Только не понимаю, почему это вас огорчает? Владелец
аптеки - это достойный уважения человек. Вы отсутствовали у себя два
месяца, так что по моему разумению, вы всей душой жаждете вернуться домой.
- Так оно и есть, - уверил его Харт, - но тем не менее я не могу
отделаться от одной мысли.
- От какой?
- Трупа ведь действительно до сих пор не нашли. Какими бы
впечатляющими не были поступки, действия и основанные на них предположения
и выводы должны основываться на вещественных доказательствах. Вот ведь что
получается... А что, если миссис Слэгл окажется права, а мы нет?
2 СЕНТЯБРЯ 1958 ГОДА, 0 ЧАСОВ 18 МИНУТ
В зале суда было прохладнее, много прохладнее, чем в помещение
присяжных. Харт устроился на своем стуле поудобнее. Больше всего на свете
он желал, чтобы миссис Слэгл перестала плакать. Видя ее, он сам себе
казался подлецом. Харт принялся рассматривать немногочисленных людей,
находившихся в зале суда. В этот поздний час толпа страждущих
отсутствовала. Не было толпы падких на пикантности мужчин и женщин,
которых интересовали любовные дрязги и которые забывали, что здесь речь
идет о человеческой жизни.
Большую часть присутствующих составляли репортеры - как женщины, так
и мужчины. Исключение составлял супруг погибшей. Харт с интересом
разглядывал физиономию финансиста. Его лицо было худощавым и бледным,
почти лицо аскета. Как явствовало из допроса, ему исполнилось 56 лет. Харт
спросил себя, каково было прошлое этого человека и что он увидел в этой
молодой девушке, которая стала его женой, и почти сразу же ответил на эти
вопросы. Главенствующим было ее миленькое личико и чрезвычайно пышная
грудь.
Он продолжал смотреть на Диринга. Такому человеку, вероятно, весьма
неприятно присутствовать на подобного рода разбирательствах, где
перемывались косточки его жены. И тем не менее, Диринг был не менее
виновен в смерти своей жены, чем подсудимый Коттон. Безумием было жениться
на такой молодке старому ловеласу. С Диринга Харт перевел взгляд на
капитана яхты. Одна из мудростей жизни гласила: ни один человек не живет
для себя одного. Все, что он делает, отражается на других. И убийство
Бонни сделало капитана Энрико Моралеса безработным. После смерти своей
жены Диринг был не в состоянии предпринимать какие-либо поездки, как
деловые, так и личные. Харт спросил себя, где сейчас может находиться
яхта, и уволил ли Диринг капитана. Моралес был высокорослым брюнетом лет
тридцати с небольшим, очень приятным и мужественным. Моралес тоже выступал
на суде и показал, что если на дверь была надета предохранительная
цепочка, то иного пути в каюту не было, кроме как через злосчастный
иллюминатор. После дачи показаний он еще пару дней присутствовал на суде.
Когда Харт глядел на него, то видел, что капитан откровенно скучает, и он
перевел свое внимание на темноволосую девушку, одиноко сидевшую в конце
зала.
Насколько Харт помнил, эта девушка не пропустила ни одного заседания.
Одно время он и другие присяжные полагали, что она, возможно, бывшая
почитательница или жертва Коттона, и что защита или обвинение рано или
поздно вызовут ее на место для дачи каких-либо показаний, но ни одна из
этих сторон этого не сделала. В течение всего слушания девушка лишь
присутствовала, слушала и смотрела.
Потом Харт стал изучать лицо подсудимого, сидевшего рядом со своим
адвокатом. Коттон выглядел совсем неплохо, только рот у него был слишком
мягким. Это был капризный ребенка, который все хочет иметь и ничего не
желает отдавать. За длительное пребывание в тюрьме его кожа приобрела
болезненно-желтую окраску. Его когда-то хороший костюм сидел на нем как на
вешалке. Глаза запали и были обрамлены синими кругами. Он походил на
человека, который был болен и опасался кого-то. И все это было выражено в
большой степени. Харту оставалось только надеяться, что его немногие дни с
Бонни стоили того, что он заслужит.
После нервозности и напряжения процесса, а также долгих часов
совещания, все последующее воспринималось как избавление. Харт был рад,
когда судья огласил приговор, поблагодарив присяжных за работу. В
заключение он несколько раз стукнул молоточком по столу, заканчивая
судебную процедуру. Харт чувствовал себя распаренным и усталым. Сейчас он
бы с удовольствием выпил рюмку виски. Он без комментариев отказал
репортерам в интервью, попытался не столкнуться с Дирингом, который
приближался к присяжным, желая по всей вероятности поблагодарить их за
усердие, и вышел в коридор к лифтам.
Темноволосая девушка, которую он так часто видел в зале суда, вышла
из зала судебного разбирательства еще до него и уже стояла в ожидании
лифта. Харт украдкой взглянул на нее. Вблизи она выглядела милее, чем
издали. Когда они вместе спускались в лифте, ему удалось рассмотреть ее
внимательней. Она была ростом приблизительно 155 см и весила около ста
фунтов. Ее летний костюм был модным, но стоил, очевидно, недорого. То же
относилось и к большой сумочке, ремень которой был накинут на плечо.
Сейчас ее лицо находилось под сильным эмоциональным воздействием, хотя она
и держала себя в руках.
На улице было еще более душно, чем в помещении присяжных. Харт снял
куртку и положил ее на руку. Он не думал, что Мэнни или Герта встретят
его. Они же не знали, когда присяжные придут к единому мнению. До этого он
успел распорядиться, чтобы его машину перегнали из гаража к зданию суда.
Из парадного вышли еще трое присяжных, но Харт оставался стоять на месте.
Он смотрел на город и был рад, что снова сам себе господин и может идти,
куда пожелает.
А из здания все выходили и выходили присяжные, репортеры и другие
члены суда, вынужденные оставаться до конца. Среди них был и Джон
Р.Диринг. Почти все прошли мимо, видимо осознавая в каком настроении он
сейчас находился, но Диринг подошел к нему и пожал руку.
- Я пропустил вас наверху, доктор, - проговорил Диринг. - Я понимаю,
что для вас это было тяжелым делом. Но мы еще можем благодарить небо, что
мы люди принципиальные и верим в благопристойность и справедливость.
Харт пожал ему руку, потому что другого сделать не мог. Но он был
рад, что Диринг этим только и ограничился, направившись к стоянке машин,
где его поджидал шофер в униформе, сидевший в роскошном лимузине.
Темноволосая девушка была еще неподалеку. Она стояла на краю тротуара
у автобусной остановки. Прошло уже много лет с тех пор, как Харт в
последний раз ехал в автобусе, но, тем не менее, он почему-то вспомнил,
что в этом направлении автобусы ходят с большим интервалом.
Следуя какому-то внутреннему побуждению он остановил машину на
автобусной остановке и обратился к девушке:
- Только не посчитайте меня навязчивым, но мне кажется, что в это
время автобусы ходят крайне редко. Если вы едете в сторону Голливуда, то я
охотно подброшу вас до дома.
Она серьезно посмотрела на него и осведомилась:
- А в какое место Голливуда вы сами едете?
- Проеду почти весь Голливуд. Мне до бульвара Сансет, я содержу там
аптеку.
Девушка продолжала смотреть на него.
- Я знаю эту аптеку. Однажды я лакомилась в ней мороженым. Тогда я
была секретаршей в Асортед Артистс, актерском агентстве, в полутора милях
от аптеки.
- Значит, мы почти родственники, - улыбнулся Харт. - Я хорошо знаю
Бена. Каждый вечер по вторникам мы играем с ним в покер. Вы живете там
поблизости?
- У меня маленькая квартирка в двух кварталах от вас.
- В таком случае, садитесь. Я подкину вас до дома.
Когда Харт нагнулся, чтобы открыть дверцу, позади него раздался
автомобильный сигнал. Он увидел, что машина Диринга выехала со стоянки, а
его машина мешала ему проехать. Он подал вперед на несколько футов и мимо
него проехал лимузин. Диринг благодарно помахал ему рукой.
Девушка уселась рядом с Хартом и пригладила юбку.
- Очень мило с вашей стороны, - поблагодарила она. - Я заметила, что
этот человек вам не нравится... тот, что проехал на машине. Мне он тоже
почему-то не по душе. Походит на старого кота, который когда-то был у
меня.
Харт кивнул и заметил:
- Я понимаю, что вы имеете в виду.
В этот ранний час ехать в сторону бульвара Сансет было легко: улицы
были еще пустынны. Как только Харт набрал нужную скорость, он ощутил себя
обновленным. Девушка молча сидела рядом. Когда он остановился перед
перекрестком, пропуская грузовик с утренними газетами, у него появилась
возможность посмотреть на девушку еще раз. В известной мере, она была
привлекательна.
- Чудесная ночь, не правда ли? - обратился он к ней, миновав
перекресток.
- Славная и теплая... Могу себе представить, как вы рады были
вырваться из комнаты присяжных, чтобы поехать домой.
- Вы правы, - признался он. - Временами я чувствовал себя там
неуютно.
- Отлично все понимаю, - она провела языком по губам. Видимо, хотела
принять какое-то решение. Некоторое время они ехали молча, затем она
спросила: - Вас не интересует, кто я такая?
- Очень интересует, - не стал увиливать Харт.
Сняв перчатку, она протянула руку.
- Меня зовут Пэгги.
Харт снял правую руку с руля.
- А меня - Док. Очень рад с вами познакомиться, Пэгги.
Ее рука была нежной и маленькой, но неестественно теплой, почти
лихорадочно горячей.
- Вы плохо себя чувствуете? - осведомился Харт.
- Нет, нет... Сейчас уже все хорошо. Все прошло.
Харт поостерегся задавать ей другие вопросы, а она между тем спокойно
продолжала:
- Вы, вероятно, ломали голову над тем, почему я каждый день прихожу
на судебное заседание, не так ли?
- Мы все ломали над этим голову. Мы почему-то были уверены, что вас
вызовет для дачи показания защита или обвинение.
