получай, что следует!
- Я что ж, не прочь, - колебался Козырь, - только вот я слово дал
Егорину, штоб из Томска значит уехать...
- Плюнь ты на Егорина! Что он тебе! - перебил его Пройди-свет, -
говорю, доверься мне. Дела мы с тобой будем обделывать тысячные!
- Так-то оно так. Да ведь ежели Егорин дознается, что я здесь, в
Томске остался, так ведь он, пожалуй, возьмется за меня, - нерешительно
пробормотал Козырь.
- Чего возьмется! Руки у него коротки! Да и не узнает он про тебя. На
первое время я сведу тебя к одному земляку, в дворниках он служит. Хозяина
его сейчас в Томске нет. Живет он один вроде караульщика. У него и
побудешь пока, а потом другие места найдем! По рукам, что ли?
Козырь протянул руку.
- Идет! - решил он. - Будем заодно работать.
Парень-то ты хороший! Черт с ним, с Егориным...
- Руку, товарищ, - и Пройди-свет сильно сжал Сенькину руку. - Теперь
мы с тобой выпьем как следует. Спрыснем наш союз. Эй, кто там, скоро будет
готова солянка. Да пива пару похолоднее поищи, - закричал Александр,
подходя к двери.
- Сию минуту, подают, - отозвался буфетчик.
Часов около 12 дня новые приятели порядочно-таки подвыпив и
основательно закусив, покинули Савкино заведение.
Козырь был полупьян и шел, пошатываясь. Смесь пива и водки на
голодный желудок давала себе знать. Александр же шел как ни в чем не
бывало, хотя пил не меньше Козыря.
Он шел, широко размахивая руками, весело насвистывая сквозь зубы и
вызывающе глядя на прохожих.
- Теперь мы пойдем на нашу штаб-квартиру, - заметил Александр,
свертывая с Бульварного в узенький боковой тупичок.
Здесь было два-три дома, на всем же остальном протяжении тупика
тянулись черные, мокрые от дождя, заборы, за которыми шумели уже
обнаженные ветром березы.
Поравнявшись с низеньким покосившимся от времени забором, у которого
не хватало двух узеньких досок, Александр быстро перемахнул через него.
- Следуй моему примеру, дружище, - крикнул он Козырю.
Они зашагали по мокрой траве, пробираясь между берез к маленькому
домику с мезонином, стоящему в глубине двора.
Старая облезлая собака, привязанная к полуразвалившейся конуре,
злобно залаяла на подходивших.
- Тубо, дружок! Своих не узнал, - окликнул собаку Пройди-свет.
На лай собаки, из сенец домика показалась какая-то старуха с
самоварной трубой в руках.
- Скоренько вернулся, соколик, - заговорила она, пропуская приятелей
в сени. - Я вот самовар поставлю, может, и вы попьете чайку...
- Нет, Кузьмовна, некогда, - отозвался Александр.
Пройдя через кухню с большой русской печкой, он вошел в темный
чуланчик, из которого вела на мезонин ветхая скрипящая лестница.
Козырь молча следовал за ним.
Мезонин состоял из двух комнат. В первой, куда они вошли, не было
совершенно никакой мебели. Голые стены с ободранными запыленными обоями
наводили уныние. Углы комнаты были затканы серыми тенетами паутины.
Толстый слой пыли лежал на полу и подоконниках. Было очевидно, что здесь
не живут, а только изредка появляются по делу.
- Подожди меня тут минуту, - сказал Александр, уходя в другую
комнату, - я сейчас выйду...
- Ладно, - ответил Козырь и, подойдя к окну, уселся на подоконник.
Сквозь грязные зеленоватые стекла ему был виден огород с черными,
размытыми дождем грядками... Далее тянулся пустырь. Опять пошел мелкий
назойливый дождик... Было скучно и грязно...
Козырь зевнул и начал свертывать папиросу.
Скрип половиц заставил его приподнять голову.
- Старых вещей, душа мой, не продашь ли! Шурум-бурум нет ли! Калоши
старые, пиджаки берем!
Перед ним стоял типичный татарин-старьевщик в тюбетейке с мешком за
плечами.
Козырь даже привстал от удивления.
11. В ОТДЕЛЬНОМ КАБИНЕТЕ
Простившись с Залетным, Егорин направился домой. Около думского моста
он взял извозчика с крытым верхом и всю дорогу, пока ехал, на разные лады
перебирал происшедшее.
Если уж Залетный ничего тут не придумает, тогда - шабаш! - думал он.
Подъехав к своему дому, громадному, трехэтажному зданию, недавно
только отстроенному, но уже заложенному под две закладные, Егорин отпустил
извозчика и прошел в лавку, где за прилавком хозяйничала его жена, полная
белотелая женщина с заспанным лицом.
- Где это ты пропадал, - встретила она его.
- В карты играл, - коротко ответил Егорин и прошел в комнаты.
- Самовар подавать, что ли? - крикнула ему вдогонку жена.
- Нет, не надо. Если придет кто, так вели разбудить, спать лягу.
Две почти бессонные ночи подряд давали себя знать, и Егорин,
бросившись не раздеваясь в кровать, скоро уснул.
Время было далеко за полдень, когда его разбудило прикосновение
чьей-то руки. Кто-то низко склонился над ним и тормошил его.
- Кондратий Петрович, спишь? Вставай, пора!
Егорин приподнял голову.
Перед ним стоял Иван Семенович в пальто нараспашку, в шляпе сдвинутой
на затылок. Лицо у него было бледное, как у человека, не спавшего всю ночь
и изрядно выпившего.
- Будет спать-то, - продолжал Иван Семенович, подсаживаясь на
кровать, - проспишь царствие небесное... А я, брат, вчера с твоей легкой
руки отыгрался, да и выиграл еще рублей четыреста с лишним взял.
Егорин, ничего не отвечая, встал и, позевывая подошел к угловому
столику, на котором стоял будильник.
- Здорово я сыпанул, уже второй час! - пробормотал он.
- Ну ты вот что, Кондратий Петрович, распорядись-ка, брат, насчет
опохмелья. Голова у меня трещит. Дома сегодня только показался: прямо
беда. Отец волком смотрит, молчит, а мать, та давай меня отчитывать. И
пьяница ты, дескать, и картежник, непутевая голова. Слушал я слушал,
махнул рукой и ушел.
- Женить тебя надо, так тогда остепенишься, - иронически заметил
Егорин.
- Ох, не говори, брат, надоели они мне с этой женитьбой. "Женись, да
женись!" А на кой ляд мне жениться...
- Коли Катька жива, - подхватил Егорин.
Легкое облачко грусти прошло по лицу Ивана Семеновича.
- Жива-то она жива, да что толку, - грустно вздохнул он.
- Ну ладно, буде горевать... Анфиса, а Анфиса! - Егорин постучал в
стенку, - собери-ка нам закуски, вот брата твоего опохмелять надо.
Минут через 15 Егорин и Иван Семенович сидели за графинчиком водки и,
обмениваясь замечаниями, то и дело опустошали рюмки.
По мере того, как содержимое в графинчике улетучивалось резко
определялось душевное состояние собутыльников: Иван Семенович все чаще и
чаще вздыхал, хватаясь за голову, по временам затягивая какую-то грустную
протяжную песню; Егорин же по мере опьянения, наоборот, глубже уходил в
себя и только вырывавшиеся порой гневные восклицания, неизвестно по чьему
адресу направленные, обнаруживали, какая злоба кипит в его душе. Мысли
его, как и следовало ожидать, были заняты таинственным исчезновением
тридцати тысяч.
Когда графин был допит, Иван Семенович слегка пошатываясь поднялся
из-за стола и, с шумом отодвигая стул, крикнул: "гулять, так гулять! Едем
брат!"
- Куда, - вскинул на него глаза Егорин.
Иван Семенович покосился на дверь, подмигнул Егорину и намереваясь
возбудить подозрения в жене последнего, объяснил:
- К Ухареву поедем, он обещал нового рысака достать.
- Что ж, пожалуй, поедем! - согласился Егорин. - Анфиса Семеновна! -
крикнул он жене. - Ты нас обедать не жди, в гостях пообедаем.
- Налили зенки-то, - ворчала жена Егорина, когда они проходили через
лавку, - опять с петухами воротишься домой.
Отойдя саженей десять от дома, Иван Семенович расхохотался и хлопнул
Егорина по плечу.
- Облапошили бабу! Нет, мы, Кондратий Петрович, с тобой знаешь куда
зальемся? К Орлихе!
- Чего там не видали-то! Уж пить, так пить, как следует. Ты, ведь
четыреста рублей, говоришь, выиграл, так и развернись по-настоящему... в
"Европу", аль в "Россию" поедем!
- Что ж и это можно.
Они взяли извозчика и покатили прямо в "Россию".
Было часов семь вечера. В общей зале гостиницы, куда мимоходом
заглянули наши друзья, народа было всего два или три человека. Из
биллиардной доносился звук шаров. Не снимая пальто Иван Семенович и Егорин
пошли наверх. Перед ними появился лакей в почтительной, ожидающей позе.
- Дай нам кабинет, - отрывисто бросил Иван Семенович, - угловой
свободен?
- Так точно!
- Ну, вот, и отлично, здесь мы и обоснуемся.
Они прошли в кабинет.
Это была большая высокая комната, оклеенная темно-зелеными обоями,
стоял стол, покрытый белоснежной скатертью. В углу виднелось пианино.
Лакей повернул кнопку и мягкий бледный свет электричества залил кабинет.
- С чего же мы начнем, - спросил Иван Семенович, после того, как они
разделись и присели на диван.
Лакей опустил оконные шторы, поправил скатерть и протянул
собеседникам карточку.
- Нешто шампанской выпьем, как ты думаешь, Кондратий Петрович, -
предложил Кочеров.
Егорин утвердительно кивнул головой.
- Какой марки прикажете-с, - изогнулся лакей.
- А шут их разберет, ваши марки, тащи, что подороже.
- Заморозить прикажете-с.
- Ну понятное дело! А закусить-то ведь чего-нибудь надо, Кондратий
Петрович.
- Гм, закусит! Чего бы такого съесть.
- Семга-с есть, отличная, икра свежая, стерляди живые есть, -
докладывал лакей.
- Ну, ладно, - махнул рукой Кочеров, - давай нам и того и другого и
третьего. Гулять так гулять, правильно я говорю, Кондратий Петрович!
- Вестимо дело! Ты у меня парень с головой. Одно дело - пончик, иное
- каравай ржаной, - поддакнул Егорин.
- Сию минуту-с, все будет подано!
Лакей вышел из кабинета, плотно притворив за собой дверь. Иван
Семенович подошел к одному из окон, выходящему на Нечевскую улицу,
приподнял тяжелую штору и посмотрел вниз. На улице уже совсем стемнело...
В отблеске электрического фонаря, зажженного у подъезда ресторана, порой
мелькали силуэты прохожих.
В такую холодную темную ночь, когда идет дождик и ветер жалобно шумит
в телеграфных проводах, светлый и уютный кабинет кажется еще уютнее и
светлее.
- А, ведь, без женского сословия скучно будет! - обернулся от окна
Кочеров.
- Что ж, послать можно, - безразличным тоном отозвался Егорин,
нажимая кнопку звонка.
Явился лакей.
- Звонить изволили?
- Да, вот нужно будет извозчика с запиской послать.
Иван Семенович вынул из кармана записку и протянул ее лакею.
- Вот, посылай извозчика к Орлихе.
- Слушаю-с...
На столе появилось шампанское.
Вино запенилось в бокалах. Час спустя, в дверь кабинета раздался
легкий стук.
- Можно! - послышался за дверью молодой, нежный и приятный голосок.
12. ЗАГОВОРИЛО РЕТИВОЕ
Иван Семенович со всех ног бросился к двери.
- Милости просим. Пожалуйте! - расшаркивался он перед входящими
девицами. - Екатерина Михайловна, - продолжал он, позвольте вам помочь!
Дайте сюда ваш шарф! Дождиком вас замочило немножко?
- Нет, экипаж был крытый. Только вот в подъезд входили, так немного
спрыснуло. Ну да дождик же: льет, как из ведра, - оживленно рассказывала
Катя, сбросив на руки Ивана Семеновича свой модный темно-малинового
бархата сак. На пышных, светло-русых волосах девушки, выбившихся из-под
черного шелкового шарфа, блестели дождевые капельки. Щеки ее горели
румянцем оживления.
- Ну-с, господа, теперь поздороваемся как следует!
Здравствуйте, Иван Семенович! Ой, ой, - да не жмите же так больно
