"Иксомероне". Кроме нападок на Уссе, "Confutazione" содержит
аналогичные нападки на Вольтера и сотни отступлений от темы;
мастер отступлений в жизни, в любви и в литературе любил
отступление от основного пути почти так же сильно, как и
распутство.
28 декабря 1768 года Казанова был освобожден с приказом в
течении трех дней покинуть Каталонию. Не поэтому ли он не мог
больше мечтать о Константинополе? Не чудо, что от таких душевных
потрясений он получил в Аи воспаление легких, которое привело его
на край могилы. Он излечился благодаря заботам женщины, которую
ни он, ни хозяин, ни врач не звали, и которую не знал никто.
В гостинице он встретил паломника, около двадцати пяти лет,
небольшого и хорошо сложенного, и красивую паломницу с распятием
в шесть дюймов в руках. Паломника звали Бальзамо. Десять лет
спустя Казанова видел его в Венеции; его звали Калиостро или граф
Пеллегрини и красивая женщина все еще была с ним. Казанова
посоветовал ему ехать в Рим, где его заключили в тюрьму, а его
жену заперли в монастырь. Казанова описал Калиостро в памфлете
"Soliloque d'un penseur" ("Одинокие размышления мудреца"), Прага,
1786.
Маркиз д'Аргенс, друг Фридриха II, подарил Казанове свои
сочинения и не советовал ему писать мемуары. Правду нельзя
высказать. Казанова знал, что правда - это центральная проблема
мемуаристов, да, вероятно, и всей литературы.
На пути в Марсель он въехал в замок Анриетты и узнал, что она
уже шесть месяцев находится в Аи и ей он обязан сиделкой, которую
узнал в замке. Он написал ей, она ответила, обещала писать и
объяснила, что он ее видел и не узнал, потому что она располнела.
Она потребовала, чтобы он письменно рассказал свою жизнь, она
сделала то же, он получил от нее сорок писем. В Дуксе не найдено
ни одного.
Анриетта, "племянница" в Марселе, граф де ла Перуз, Рамберти
в Турине - все говорили ему, что он постарел. Ему было сорок пять
лет. В Турине он собрал подписчиков на свои "Confutazione",
получил три тысячи франков подписных сборов и велел отпечатать
это сочинение в Лугано у доктора Аньели тиражом в 1200
экземпляров, работая над корректурой по десять часов ежедневно;
он хотел не столько получить деньги за книгу, сколько с ее
помощью завоевать прощение инквизиторов Венеции. У него была
тоска по дому, как у швейцарца, он устал от Европы. Везде его
преследовали полиция и кредиторы. Отовсюду он бывал выслан и
везде был заключен. Он тосковал по родине, по венецианской
лагуне, по чувственным девушкам, по остроумным господам. Он видел
в Венеции земной рай. После четырнадцатилетней ссылки он хотел
милости. Он должен был ждать еще пять лет - и терпеть нужду. С
его большими успехами было покончено, покончено с его блеском,
покончено с его счастьем. Даже с лошади он упал, раны
кровоточили, с той поры он больше не ездил верхом. Везде он
встречал мошенников, которые брали его в кассу и надували
(kujonieren). Всю жизнь Казанова был любимцем трех
интернациональных групп: танцовщиц, высшей аристократии и
мошенников. С помощью Берлендиса, венецианского резидента в
Турине, Казанова официально послал свое сочинение в инквизицию.
Она приказала Берлендису строго следить за Казановой. В Турине у
него не было больше ни одной любовной связи. Он читал. Он читал,
не любя.
Он опускался все ниже. Он поехал в Ливорно с "фантастической
идеей". Он хотел помочь завоевать Константинополь флоту русского
адмирала графа Орлова, "тогда он, вообще говоря, не знал, чем
должен жить", как два года спустя он написал князю Любомирскому.
И баронесса Ролль, которую он встретил в Лугано, уверяла его,что
он стареет; ужаснувшись, он подавил всякое желание к ней. Он был
обречен идти от разочарования к разочарованию. Граф Марулли и
господин да Лолио, когда-то друг Дзанетты, оклеветали его перед
Орловым, и адмирал не захотел больше знать о нем. В Неаполе один
англичанин вызвал его на соревнование в плавании. Он проиграл. Он
выпрашивал у князя Любомирского какую-нибудь должность в Польше,
но словно говорил с глухим.
Во Флоренции он искал должность секретаря, но напрасно. Он
хотел в покое заниматься литературой. Но пришел молодой Морозини
из Венеции, заплатил за старого господина и вовлек его в
водоворот удовольствий. Потом пришли Зановиц, Дзен и Медини,
молодые и старые плуты, обобрали лорда Линкольна на двенадцать
тысяч стерлингов и все четверо были высланы из Флоренции:
Зановиц, Дзен, Медини и Казанова. Казанова кричал, особенно в
мемуарах, что с ним поступили несправедливо.
Он начал повсюду занимать небольшие суммы и все меньшие
суммы. У нищенствующего актера, который был парикмахером и звался
графом де л'Этуаль, он увел женщину, легендарную англичанку
Бетти, школьную подругу Софи Корнелис. В Неаполе Он стал
подыгрывать шулерам Гудару и Медини, с которыми рассорился,
причем с Медини он дрался на дуэли дважды и трижды. От Агаты он
получил назад серьги, которыми когда-то отплатил ей за ее
преданность. Агата устроила ему возлюбленную - Каллиену. Он сам
отмечает повторение реальности или сюжетных поворотов. "Это было
четвертое приключение такого вида." Его сексуальные страдания
были непереносимы. "Мне было сорок пять лет, я все еще любил
прекрасный пол, хотя с меньшим огнем, у меня было больше опыта и
меньше мужества к дерзким предприятиям; так как я все больше
выглядел как папа, чем как юноша, то считал себя имеющим все
меньше прав и выдвигал притязания все незначительней."
В 1771 году он покинул Рим, еще раз решив начать новую жизнь.
После тридцати лет бешеной радости он устал от удовольствий. У
него больше не было денег. Его старый друг и покровитель Барбаро
тоже умер. Он отказался от всякой роскоши. Это был злой счет от
жизни. Тем не менее он никогда не был профессиональным
соблазнителем. Этим он чванился. Но как странен и как
отвратителен его сексуальный порыв, желания стареющего плута. В
Неаполе или Салерно он встретил свою настоящую дочь Леониду; она
была замужем за импотентом после импотента-друга, герцога де
Монталонна, который уже умер. Маркиза хотела ребенка: Казанова
любил свою дочь раз, второй, третий, она родила мальчика, он
позже видел его, это был красивый юноша.
В Риме он посетил Бернис и ее подругу, княгиню Сан-Кроче, в
которую Казанова влюбился; он однако не решился сказать ей это
или показать, в то время как княгиня одевалась и раздевалась
перед ним, как перед слугой, и, вероятно, у него был шанс.
И в конце своих мемуаров, почти в пятьдесят лет, он снова
встретил в Триесте Ирену, дочь графа Ринальди, которую он
когда-то лишил девственности; у нее была дочь девяти лет, которая
очень ему нравилась и позволяла ласкать себя; девятилетнюю
девочку у него увидел также другой любитель детишек, барон
Питтони, и тоже выпросил себе посещение малышки и ее матери. И
мемуары Казановы кончаются стилистически выдержанно: "Ирена
покинула Триест с труппой, три года спустя я снова нашел ее в
Падуе с дочерью, которая стала прелестной и с которой я
возобновил нежные отношения". Но и отвратительный, опускающийся,
стареющий развратник - тоже Казанова и тоже принадлежит картине.
Он тоже подданный Эроса.
Эти последние годы перед возвращением в Венецию и годы после
второго бегства из Венеции были каруселью страданий, мук,
разочарований, унижений и литературных попыток. В Пизе ему
пришлось продать крест ордена Золотой Шпоры. В Риме он стал
членом академии "Неплодовитых". В Болонье он издал памфлет против
двух памфлетов болонских профессоров, из которых один называл
uterus животным, а другой ему оппонировал. Он напечатал это в
1772 году, речь шла о психофизических проблемах дам. Во Флоренции
он перевел "Илиаду" итальянскими стихами. Другая брошюра, которая
утеряна, стала причиной двадцатишестилетней переписки с Пьетро
Дзагури и является основным источником сведений о последних годах
жизни Казановы. Дзагури два года подряд добивался помилования
Казановы. По его совету Казанова приехал в Триест, чтобы быть
совсем близко к Венеции. Там он исполнял определенную агентурную
службу для венецианского правительства и работал над польской
историей: "Istoria delle turbulente della Polonia della mocte di
Elisabetta Petrowna fino alla pace fra la Rusia el a Porta
Ottomana...", Герц, 1774, 3 тома. Сочинение должно было состоять
из семи томов, но другие тома из-за разногласий между автором и
издательством не вышли. Из переписки Казановы (изданной
Мальменти) следует, что он окончил труд еще в 1771 году.
В Триесте Казанова жил экономно, у него не было денег, только
пятнадцать цехинов дохода из Венеции от двух его друзей.
Венецианский консул в Триесте поддерживал усилия больного
ностальгией Казановы. Наконец Казанова получает охранное письмо
от 3 сентября 1774 года, которое разрешает ему свободное
возвращение в Венецию. 14 сентября он сходит на берег в Венеции.
На этом столь интересном месте Казанова прерывает свои
воспоминания в двенадцатом томе.
Его радость была чудовищной, как и его разочарование. Самым
худшим было то, что на родине ему было гораздо тяжелее добывать
свой ежедневный хлеб, чем на чужбине. От Барбаро он унаследовал
месячную ренту в шесть цехинов. Равным образом шесть цехинов он
получал от Дандоло. Снова он искал службу, маленькое место,
крошечную безопасность. Это была нагая бедность. Это была
печальная жизнь. Конечно у него были друзья, он наслаждался
родным языком, родным воздухом, родным небом. У него были
кофейни, отечественные комедии, он мог, как всегда и везде,
говорить обо всех великих князьях и лордах, своих старых друзьях.
Он цитировал Дюбарри, царицу Екатерину II, Людовика XV, герцогиню
Нортумберлендскую, своего друга, короля Польши.
Он вернулся домой, но слишком поздно, в пятьдесят лет,
"старик".
Но у этого старого человека его лучшее время, его величие,
было впереди. Пятидесятилетний начал, наконец, свою настоящую
карьеру - литературную. Для женщин наслаждением был наверное
двадцатилетний, тридцатилетний. Для мужчин он стал приятен только
теперь, человек зрелый, человек мудрый, знаток мира, "философ",
великолепный рассказчик.
В "Истории моего побега" Казанова рассказывает, как он
начинал этим наслаждаться, что показал себя целому городу, став
разговором целого города. Он посетил каждого инквизитора, каждый
приглашал его к столу, чтобы услышать истории его побега и его
дуэли в Польше. Он посетил патрициев, которые его особенно
поддерживали: Дандоло, Гримальди, Дзагури, Моросини. Возвращение
на родину доставило ему несколько счастливейших часов... Но далее
каждый ожидал, что службу ему даст Венеция. Девять лет подряд он
утруждался напрасно. Тогда он сказал себе: "Либо я не создан для
Венеции, либо Венеция не для меня. Придется провести новую
схватку, заново покинуть родину, как покидают приятный дом, где
есть злой сосед."
В 1776 году Казанова становится специальным тайным агентом
суда инквизиции, который оплачивается в зависимости от важности
своих сообщений. А с 1780 года в пятьдесят пять лет он становится
платным шпионом той самой инквизиции, которая когда-то приказала
заточить его под Свинцовые Крыши. Он служит инквизиции за
пятнадцать дукатов в месяц. Его задачей было доносить инквизиции
о проступках против религии и добрых нравов. Он жаловался
официально, чаще всего тайно, на частоту разводов, на упражнения
