требуя от путешественника более конкретного обоснования вопроса, и произнес
затем:
- Было бы бесполезно объявлять его ему. Он все равно увидит его на
своем теле.
Путешественник хотел было совсем ничего не говорить, но почувствовал,
как осужденный направил на него свой взгляд, точно спрашивал, может ли он
одобрить такой ход дела. Поэтому путешественник, который до этого удобно
откинулся в кресле, снова нагнулся вперед и спросил:
- Но то, что его вообще приговаривают, это-то он знает?
- Тоже нет, - сказал офицер и с улыбкой посмотрел на путешественника,
будто ожидая от него каких-то особенных дополнительных сообщений.
- Нет.., - пробормотал путешественник и провел рукой по лбу, -
значит, этот человек и сейчас еще не знает, как отнеслись к доводам его
защиты?
- Он не имел возможности защищаться, - сказал офицер и посмотрел в
сторону, словно говорил сам с собой и не хотел как-нибудь посрамить
путешественника изложением этих вполне естественных для него вещей.
- Но ведь он должен был иметь такую возможность, - воскликнул
путешественник и встал с кресла.
Офицер понял, что рисковал сейчас надолго застрять в своих объяснениях
работы аппарата и поэтому подошел к путешественнику, приклеился к его руке,
показал пальцем на осужденного, который сейчас - поскольку все внимание так
явно было направлено на него - стоял приосанившись (солдат, к тому же,
потянул цепь), и сказал:
- Дело вот в чем. Здесь, в поселении, меня назначили судьей. Несмотря
на мою молодость. Потому что еще и бывшему коменданту я помогал в
рассмотрении всех вопросов, связанных с наказаниями, да и с аппаратом я знаком лучше всех. Принцип, которым я
руководствуюсь в своих решениях, звучит: вина всегда бесспорна. Другие суды
могут не следовать этому принципу, в них ведь сидит не один судья и, кроме
того, над ними стоят еще суды повыше. Здесь же ситуация другая или, по
крайней мере, была другой при старом коменданте. Новый-то уже проявил охоту
вмешаться в работу моего суда, но пока мне удавалось отразить его
поползновения и, надеюсь, будет удаваться и впредь. Вы желаете, чтобы я
разъяснил вам суть сегодняшнего дела? Извольте. Оно такое же простое, как и
все остальные. Один капитан заявил сегодня утром, что вот этот человек,
который служит ему денщиком и спит перед его
дверьми, проспал время своего служебного бдения. В его обязанности, среди
прочего, входит вставать к началу каждого часа и отдавать перед дверьми
капитана честь. Право, не сложная обязанность и к тому же необходимая, если
учесть, что он должен все время оставаться начеку как в целях охраны, так и
в целях обслуживания капитана. Минувшей ночью капитан хотел проверить,
исправно ли денщик выполняет свои обязанности.
Ровно в два часа он открыл дверь и обнаружил его спящим на пороге,
свернувшись калачиком. Он взял хлыст и ударил
его по лицу. Вместо того, чтобы вскочить и просить прощения, денщик схватил
своего хозяина за ноги, стал их трясти и кричать: "Брось хлыст, а не то я
тебя сожру!" Вот такое дело. Час тому назад капитан пришел ко мне, я записал
его показания и сразу вслед за этим вынес приговор. Потом я приказал
наложить на виновного цепи. Все очень просто. Если бы я сначала вызвал этого
человека к себе и учинил ему допрос, то возникла бы одна только путаница. Он
стал бы врать; если бы мне удалось уличить его во лжи, он стал бы
придумывать новую ложь и так далее. Сейчас же я держу его и не даю ему
больше творить беззаконие. Все ли я вам объяснил? Однако время идет, пора бы
уже и казнь начинать, а я еще не кончил знакомить вас с аппаратом.
Он усадил путешественника обратно в кресло, подошел к аппарату и начал:
- Как вы видите, борона по своей форме соответствует фигуре человека;
вот здесь иглы для туловища, здесь - для ног. Для головы предназначен
только этот маленький резец. Вам все ясно? - он любезно склонил туловище в
сторону путешественника, готовый к самым развернутым пояснениям.
Путешественник, сморщив лоб, смотрел на борону. Информация офицера о
здешнем судопроизводстве не удовлетворила его. И все же он был вынужден
говорить себе, что находился не где-нибудь, а в поселении для осужденных ,
что здесь были необходимы особые наказания и что здесь до конца надо было
действовать по военным меркам. Кроме того, он возлагал некоторые надежды на
нового коменданта, очевидно настроенного вводить, пусть даже и медленно,
новые судебные методы, которых не хотел понимать своей ограниченной головой
этот офицер. Отрываясь от такого рода мыслей, путешественник спросил:
- А комендант будет присутствовать на казни?
- Нельзя сказать с точностью, - ответил
офицер, чувствительно задетый внезапным вопросом, и его приветливая
физиономия скривилась. - Именно поэтому нам нужно поторопиться. Я даже буду
вынужден, как мне ни жаль, сократить свои объяснения. Но, например, завтра,
когда аппарат снова почистят, - то, что он сильно загрязняется, его
единственный недостаток, - я мог бы восполнить недостающие пояснения; то
есть сейчас - только самое необходимое. Когда человек лежит на ложе и оно,
заведенное, вибрирует, борона опускается на тело. Она сама настраивается
так, что лишь слегка касается тела кончиками игл; когда настройка закончилась, этот стальной трос сразу распрямляется в
стержень и представление начинается. Непосвященный не замечает внешних различий в наказаниях. Борона на
первый взгляд работает равномерно. Подергиваясь, она втыкает свои иглы в
тело, которое вдобавок дрожит из-за движений ложа. Для того, чтобы дать
возможность каждому проверить исполнение приговора, поверхность бороны
сделана из стекла. Не обошлось, правда, без некоторых технических
трудностей, связанных с закреплением на этой поверхности игл, но после
многих попыток нам это все-таки удалось. Мы
ведь не жалели своих сил. И теперь все могут через стекло видеть, как
надпись наносится на тело. Не угодно ли вам подойти поближе и взглянуть на
иглы?
Путешественник медленно поднялся, подошел к аппарату и нагнулся над
бороной.
- Перед вами два вида игл, часто
разбросанных по всей поверхности. Рядом с каждой длинной иглой находится
короткая. Длинная пишет, а короткая струями
подает воду, смывая таким образом кровь и обеспечивая четкость написанного.
Вода с кровью течет по этим маленьким желобкам
к главному стоку, откуда по трубе уходит в яму.
- Офицер пальцем точно показал путь, который проделывает окровавленная
вода. Когда он, чтобы наиболее наглядно продемонстрировать это, совершил
у горловины сточной трубы пригоршнями ладоней
подхватывающий жест, путешественник поднял
голову и, ощупывая рукой пространство у себя за спиной, стал искать дорогу
обратно к своему креслу. Тут он к своему ужасу увидел, что и осужденный
вслед за ним последовал приглашению офицера осмотреть устройство бороны с
непосредственной близи. Он немного протащил заспанного солдата на цепи
вперед и тоже склонился над стеклом. Было видно, как он неуверенным взором
пытался отыскать то, что перед ним только что
рассматривали два господина, и как это ему, ввиду нехватки пояснений, решительно не удавалось.
Он наклонялся то туда, то сюда; без конца обводил глазами стекло.
Путешественник хотел было отогнать его, ибо то, что делал этот осужденный,
было, очевидно, наказуемо. Но офицер придержал
путешественника одной рукой, другой взял с песчаного склона ком земли и
бросил его в солдата. Солдат моментально открыл глаза, увидел, что позволяет
себе осужденный, бросил винтовку, уперся каблуками в землю, одернул
осужденного так, что тот сразу упал, и взирал потом сверху, как тот крутился у его ног и
звенел цепями.
- Поставь его на ноги! - крикнул офицер, ибо он заметил, что эта
картина с заключенным слишком отвлекала внимание путешественника.
Путешественник даже перегнулся через борону, совсем о ней позабыв, и
хотел только увидеть, что будет с осужденным.
- Смотри, обращайся с ним как следует! -
снова крикнул офицер.
Он обежал аппарат, сам подхватил осужденного под мышки и поднял его, то
и дело теряющего под собой опору, с помощью солдата на ноги.
- Ну, теперь я все знаю, - сказал путешественник, когда офицер
вернулся к нему.
- Кроме самого важного, - заметил тот,
тронул путешественника за руку и показал наверх. - Там, внутри корпуса
чертежника, расположен шестеренчатый механизм, который регулирует движения
бороны, и этот механизм выводится в то или иное положение непосредственно чертежем, определяющим суть приговора. Я еще
пользуюсь чертежами бывшего коменданта. Вот они, - он вытащил несколько
листков из кожаной книжечки. - К сожалению, я не могу дать вам их в руки;
они самое дорогое, что у меня есть. Присядьте, я покажу вам их с этого
расстояния, так вам все будет хорошо видно.
Он показал первый листок. Путешественник
был бы и рад сказать что-нибудь похвальное, но его взору предстали только
запутанные, начерченные в форме какого-то лабиринта, во многих местах
пересекающие друг друга линии, которые так густо покрывали бумагу, что лишь
с трудом можно было различить белые пространства между ними.
- Читайте, - сказал офицер.
- Я не могу, - сказал путешественник.
- Тут же все ясно видно, - сказал офицер.
- Выполнено весьма искусно, - сказал
путешественник уклончиво, - но я не могу ничего расшифровать.
- Да, - вымолвил офицер, усмехнулся и снова засунул свою книжечку в
карман, - это не чистописание для школьников. Этот шрифт надо разбирать
долго. В конце концов вы бы, несомненно, его тоже разобрали. Разумеется,
нельзя делать шрифт простым; надпись же призвана убивать не сразу, а должна
дать растянуться процедуре в среднем на двенадцать часов. Переломный пункт
обычно наступает к шестому часу. Короче говоря, непосредственная надпись
должна быть окружена множеством всяких росписей и вензелей, сама же она
опоясывает тело тонкой лентой, все остальное место предназначено
исключительно для украшений. Ну как, сейчас вы можете оценить по достоинству
работу бороны и всего аппарата в целом? Смотрите! - Он вскочил на лестницу,
дернул какую-то шестеренку и крикнул вниз:
- Осторожно, отойдите в сторону!
И все пришло в движение. Если бы шестерня не скрипела так сильно, это
была бы великолепная картина. Офицер, точно он впервые увидел эту
горе-шестеренку, пригрозил ей кулаком; повернувшись к путешественнику,
развел в извиняющемся жесте руки и поспешно спустился, чтобы наблюдать за
работой аппарата снизу. Что-то там, видимое только ему одному, было еще не в
порядке; он снова взобрался наверх, запустил обе руки внутрь чертежника,
затем, чтобы было быстрее, в обход лестницы соскользнул по одному из медных
стержней вниз, и, крайне напрягаясь, чтобы пробиться сквозь шум аппарата,
крикнул в ухо путешественнику:
- Вам понятен процесс? Борона начинает
писать; как только она закончит первое наложение надписи на спине
осужденного, тело медленно переворачивается на бок с тем, чтобы дать бороне
место для продолжения работы. В это время раны, возникшие на спине от игл,
прикладываются к вате, которая, вследствие особых своих качеств, сразу
останавливает кровотечение и подготавливает тело для дальнейшего углубления
надписи. Вот эти зубцы по краям бороны срывают при новом перевертывании тела
вату с ран, сбрасывают ее в яму и бороне снова есть чем заняться. И так она
пишет все глубже и глубже двенадцать часов кряду. Первые шесть часов
