подходил ее ключ. И почти мгновенно пришел ответ.
Словно одна рука соединила две других - так Сью мысленно
представила Мелиссу Карр Бартону. Он ощутил неловкость,
скромность и почти неуклюжесть, и потом они... сомкнулись. Он
передал ей дружелюбие и теплую поддержку, мгновенно почувствовав
ее женственность, достигшую почти сексуальной привлекательности.
Наполовину ясно, наполовину туманно он ощутил, что Мелисса Карр
думала о самой себе: неуловимое самосознание живого эго,
различного у каждой индивидуальности, и мягкость вьющихся
волос... волос? Парик... и мягкость губ под нежно касающимся их
пальцем. И скромное отдаление, скрывавшее в своей тени запах , и
потом еще что-то вроде реверанса, чисто мысленного, с чудесным
старомодным привкусом. Теперь он был уверен, что никогда не
перепутает сознание Мелиссы Карр с каким-либо другим Болди.
* * *
Это Дэйв Бартон, Мелисса.
Признание и тень удовольствия. Вопрос: довериться? Такая
опасность...
Полное доверие, да - уверенное подтверждение.
{ Много - (разных) - новых сообщений настойчиво поступающих
{ Тень угрозы Сэма Фэйкса
Срочность { Растущее взрывчатое напряжение в Галилео
{ Не могу говорить - другой символ для речи - долго
{ Возможная личная опасность
* * *
И все эти оттенки смысла в одном целом, трех разумах,
слившимся в водовороте красок вокруг ослепительно-белого пятна
откровения и истины. Здесь не было барьеров, неизбежных при
устной беседе. Подобно свету, мысли переплетались и сливались в
вопрос, ответ и утверждение, и несмотря на сосредоточенность
каждый из троих имел время для более личных оттенков,
окрашивающих беседу. Именно возможность такой связи сделала
столь популярными среди Болди обсуждения за круглым столом, где
логическая и эстетическая игра умов находила выход в экстазе
единого полного сознания. Среди телепатов не было полигамии,
но в мыслях эта группа достигала откровения, придававшего
дополнительную глубину и богатство ее жизни.
Но это был только намек на полную взаимосвязь. Бартон искал
нить к заговорщикам в том, что сказала ему Мелисса. Он не был
инженером и поэтому подходил к проблеме со своим опытом
натуралиста, натренированным в распознании защитных раскрасок,
выработанным в чтении запутанных следов хищника.
Сколько их?
Трое.
Не больше?
Три, и образы Галилео и других городов, символы имен и
личностей. Ощущение призрачного общения, связей ненависти...
И неожиданно он ощутил в ее сознании что-то удивительно,
волнующе знакомое. Он не знал, что это было. Но это моментально
прервало плавное течение общения на время, потребовавшееся для
поиска.
Ответа не было; он снова сконцентрировался. Три?
* * *
{ Известное имя Сэма Фэйкса
Символ { Страстное желание власти
{ Тяжелая летаргия
* * *
Возникли и другие ассоциации, но он думал, что теперь он
узнает Сэма Фэйкса.
* * *
Другие символы тоже превратились в имена: Эд Варган,
смешавшийся с любопытной идеей разницы в размерах; и Бертрам
Смит, ассоциирующийся с жестокостью, свойственной плотоядным
вампирам. Хотя были и отличия; Бартон однажды проникал в
сознание ласки в момент пира, этот яркий экстатический поток
тогда почти испугал его. Смит был интеллигентен, хотя он,
подобно остальным, обладал тем же исключительным качеством -
каким же?
Темнота. Извращение. Слепота.
Да, - думала Сью, - они слепы. Ослеплены паранойей. Они
вообще не могут видеть этот мир таким, каков он есть.
И представление Мелиссой этой троицы: маленькие злобные
существа, бегущие с оскаленными зубами через мрак. Бартон понял,
что она отождествила их с мышами; она боялась мышей, они были
для нее куда ужаснее, чем насекомые и змеи. Что же, он мог
понять боязнь; он сам больше всего боялся огня. Большинство
Болди были в той или иной степени поражены неврозом страха -
расплата за повышенную чувствительность сознания.
"Я" должен действовать быстро, - подумал он. - Раз они
переговариваются, они могут затаиться. "Я" должен покончить с
ними разом. Они могут читать ваши мысли?
* * *
Они даже не знают о существовании Мелиссы Карр.
Но если один из них будет убит, они станут осторожными. Ты
должна оставаться в безопасности. Где ты?
Отказ, определенный отказ.
Было бы лучше сказать мне, тогда...
Никто не сможет найти меня до тех пор, пока я не думаю о
своем местонахождении. Для телепатии не существует указательных
пальцев. Она выразила идею, означавшую больше, чем телепатия;
это был символ всей расы и ее единства.
Ты можешь узнать, где Варган и Смит?
Конечно; они свободно общаются на своей личной длине волны.
Варган в Рэйе, Смит в Гуроне.
Как тебе удается ловить эту волну?
Загадка. Беспомощное пожатие плечами. Врожденное?
Когда один из них умрет, - подумал Бартон, - остальные будут
настороже. Слушай внимательно. Будь всегда готова передать их
планы. Они не должны спастись.
Мелисса подумала о трех маленьких, серых, злобных существах,
торопливо бегущих по полу. Бартон мрачно усмехнулся.
Смотри, как они бегут, - сказал он ей. - Сотри, куда они
бегут. - Его рука коснулась кинжала. Кинжал был небольшим, но и
его хватит.
Данных было немного. Мелисса передала некоторые перехваченные
ею мысли параноиков, и Бартон понял, что угроза параноиков
реальна. В будущем они станут опасными для всех мутантов. В эту
эру дуэлей смерть одного человека почти ничего не значила, но
рисковать счастьем целой расы - это тактика сумасшедшего. Не был
понятен и мотив. Явная злость? Это было нелогично, а параноики
всегда логичны, хотя все их построения возводятся на ложном
фундаменте. Не хватало единственной нити, которая могла
прояснить смысл. Опыт натуралиста тоже не помог Бартону.
Животные не организуют саботажа. И птицы не загрязняют своих
гнезд.
* * *
После того, как Мелисса покинула их, Сью дала волю
нетерпению.
- Я хочу помочь, - сказала она, на сей раз вслух. - Должен
быть путь.
- Но его нет. Ты же сама говорила, что тут потребуются весьма
специфичные навыки. Ты - биолог. У тебя реакция похуже, чем у
меня, и если бы ты оказалась одна, то мое внимание было бы
отвлечено. А мне нужно сосредоточиться.
- Так ты их убьешь?
- Конечно, я убью их. Хорошо, что их только трое, как сказала
Мелисса. Она не лгала; я мог бы засвидетельствовать.
- О, она честна, - согласилась Сью. - Но она определенно
что-то скрывает.
Бартон пожал плечами.
- Это неважно. Чего это требует, так это немедленных
действий. Я не могу вести долгого расследования. Если я вызову
какие-то мысли или вопросы в умах обычных людей, параноики
заинтересуются. Я должен уничтожить этих мерзавцев прежде, чем
распространится инфекция. Болди-параноиков, которые
присоединились бы к подобному движению, если бы они могли
владеть секретным диапазоном.
- Так что же мне делать?
- Это неважно, - сказал Бартон, - сейчас. Ты свое дело
сделала. Теперь моя очередь.
Они оба поднялись. На улице он оставил ее, многозначительно
пожав ей руку. Вокруг них в ярком свете крутилась небрежная
вечерняя жизнь городка - символ всеобщей сложной системы
проверки и баланса, которая удерживала цивилизацию единой.
Цивилизацию, которая терпела Болди и, пускай не очень охотно, но
давала им шанс обрести свое спасение. Они оба думали об одном и
том же: как легко эта привычная толчея может превратиться в
жаждущую крови стаю. Так уже случалось прежде, когда Болди были
в диковинку, и эта опасность все еще тлела.
И Бартон пошел один, неся в себе молчаливый приказ расы -
сделать то, к чему он готовился с самого своего рождения. Важна
была раса, а не отдельная личность. Его вертолет был уже готов,
и он вылетел в Галилео на побережье Атлантики, все еще думая о
том, что ему нужно сделать. Он настолько погрузился в
собственные мысли, что только автопилот спасал его от
столкновений с другими вертолетами. Но наконец на горизонте
замерцали огни города ученых.
Галилео, как и большинство научных центров, был крупнее
большинства поселений. Ученые - народ мирный, и ни одному
научному центру не грозило уничтожение. В знаменитой своими
энергетическими станциями Ниагаре народу жило побольше, но
Галилео превосходил ее по площади. Из опасности некоторых
экспериментов город раскинулся на много миль, чем здорово
отличался от обычно плотных компактных поселений Америки.
Поэтому здесь был и наземный транспорт, столь непривычный в
других местах. Бартон направился к коттеджу Дэнхема - в этой
индивидуалистической, хотя и взаимозависимой культуре, конечно,
не было многоквартирных домов - и удачно застал его дома. Дэнхем
был мягким круглолицым Болди, чьи парики с каждым годом
становились все более седыми, а нынешний был и вовсе белым. Он
тепло приветствовал Бартона, но только вслух, потому что на
улице были люди, а Болди были тактичны в проявлении своей силы.
- Дэйв! Я не знал, что ты вернулся. Как Африка?
- Жара! И я целых шесть месяцев не играл в скип-гандбол.
Наверное, порядочно ослабел.
- По тебе этого не скажешь, - заметил Дэнхем, окинув его
завистливым взглядом. - Заходи. Выпьем?
* * *
За коктейлем они болтали о разной чепухе, если не считать,
что при этом ртов они не открывали. Бартон все время помнил о
том, что привело его сюда и старался не рассказывать Дэнхему
слишком много, особенно из-за того, что здесь, в Галилео, был
Сэм Фэйкс, и поэтому разговор вертелся вокруг да около, ни к
чему не приводя. Это оказалось несколько сложнее, чем он себе
представлял. В конце концов они оказались в игровой комнате и,
оставшись в шортах, встали перед вертикальной стеной с
многочисленными неровностями, состоящей из беспорядочно
двигающихся сегментов. И они играли в скип-гандбол. Можно было
заранее сказать, насколько тяжело было Дэнхему принимать мяч, но
к тому же не было никакого способа угадать, куда мяч отскочит.
Оба достаточно напрыгались, выдержав основательное испытание, и
ведя во время игры телепатическую беседу.
Дэнхем признался, что он все же больше любит играть в кости.
Или в рулетку. В них он мог играть со своими друзьями - обычными
людьми, а вот бридж или покер - ох! Кто же станет играть в покер
с телепатом?
То ли дело игры, где все строится на везении или обычной
физической силе. Да, согласился Бартон, но таких игр не так уж
много. Борьба или бокс требовали тактического мышления. Но
многие олимпийские виды спорта вроде толкания ядра, прыжков в
высоту, бега - были вполне доступны. Многие... в которых не было
поединка с соперником. Любая "военная" игра вроде шахмат была
невозможна.
Да, подумал Дэнхем, твое призвание сродни игре в войну.
Игра в охоту? Бартона порылся в своей памяти, остановившись
на сытом тигре, апатичном, и с глубоким сознанием мощи, как у
тихо гудящей динамо-машины. Он легко связал этот образ с голодом
и еще с чем-то смутным и бесформенным, родственным символу,
которым Мелисса обозначала Сэма Фэйкса. Созданный им мысленный
образ настолько напоминал Фэйкса, насколько один музыкальный
аккорд может быть созвучен другому. Если Дэнхем вообще знал
Фэйкса, то он должен был отозваться.
И он отозвался. Восторг охватил Бартона, когда в грудах хлама
в сознании Дэнхема он отыскал случайные обрывки ассоциаций.
Перед ним возник образ толстого переводчика-недоучки, иногда
работавшего с учеными различных языковых групп. Бартон поспешно
переключился на другую тему, так что Дэнхем не придал особой
важности этой чисто мнемонической идее.
Спустя некоторое время Бартон решил уйти. Он позволил Дэнхему
выиграть, и тот настолько обрадовался, что принял извинения
Бартона по поводу назначенной встречи безо всякого скептицизма.
